Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

Молоденький солдатик с удовольствием взялся за работу истопника и по первому приказу Генри со всей тщательностью и аккуратностью начинал кидать в печь уголь. Сначала юноша горько переживал смерть своего товарища, похожего на девушку паренька, который погиб, доставляя Линю сообщение, но потом повеселел и теперь, устроившись на тендере и положив в ноги винтовку, напевал арию из оперы. Уже не в первый раз Генри подивился стойкости и неспособности долго унывать, столь свойственной крестьянам северного Китая. Рядом с Генри стоял Лао Чжао.

— Ну как, сяньшэн, вы уже решили, что будете делать? — тихо поинтересовался Лао Чжао. Погонщик в своей обычной манере долго готовился задать этот важный вопрос. Сейчас он рассеянно стругал ножом лучину.

Под ними стучали колеса.

— Еще нет, — ответил Генри.

— Другой бы уехал, не дожидаясь майора Линя и его солдат, — промолвил Лао Чжао.

— Другой бы, может быть, и уехал, — кивнул Генри. — Если бы ему удалось стронуть поезд с такой скоростью, что майор Линь и солдаты не сумели бы в первую же минуту в него запрыгнуть. К тому же кругом были боксеры. Я должен был оставить майора и солдат на их милость?

— Большая часть людей майора все равно попала в руки к боксерам, — промолвил Лао Чжао. — У него сейчас едва наберется пятнадцать-двадцать человек. Все остальные тяжелораненые.

— Я не виноват, что снаряд попал в сцепку, — сказал Генри. — Бедняги.

— Конечно, не виноваты, — кивнул Лао Чжао. — Это судьба. И не скажу, что злая. Теперь солдат меньше, так что вам будет проще.

— Что ты хочешь этим сказать? — Генри не смог скрыть улыбки.

— Ага, — ухмыльнулся Лао Чжао. — Значит, у вас все-таки есть план. Мне было бы жаль, если бы вы просто позволили майору Линю и казначею Цзиню убить вас как собаку. А еще мне было бы жаль, если бы вы позволили им убить мандарина, потому что он добр к таким беднякам, как я. А еще я бы очень огорчился, если бы они убили рыжую девушку, похожую на лисицу, хотя, может быть, майор Линь взял бы ее в наложницы, а старый казначей наверняка забрал бы себе мальчика — он такой возможности не упустит. Нет уж, — он сплюнул, — мне бы не понравилось потом у них служить.

— Потом? С чего ты взял, что они тебя пощадят?

— А им незачем меня убивать, — с довольным видом произнес Лао Чжао. — С бедным погонщиком никто не ссорится. Какая разница, кто кого убивает, кому-то надо ходить за лошадьми? Но мне больше нравится работать у вас. Потому что вы, как и все иноземцы, глупы и всегда платите мне вдвое против обычного. К тому же, может быть, мне кое-что достанется из того золота, которое вам отдаст мандарин, после того как получит оружие.

— Ты, я вижу, внимательно слушал, о чем говорили Линь и Цзинь.

— Я уже вам сказал, сяньшэн, у меня отличный слух. Без него охотнику добычу не выследить.

— Хорошо, допустим, у меня есть план. Ты мне поможешь?

— Ну конечно, Ma На Сы -сяньшэн, — рассмеялся Лао Чжао. — Неужели вы станете делиться со мной золотишком, если я откажусь вам помогать? Да и что вы можете сделать в одиночку, да еще с раненой рукой на перевязи? Только, прошу вас, объясняйте попроще. Не забывайте, я всего-навсего старый погонщик, и я понятия не имею, как работает этот поезд. Знаю только, что надо совать ему в пасть побольше угля.

Генри тихо принялся объяснять, что он задумал. Чтобы сосредоточиться, Лао Чжао закрыл глаза. Время от времени погонщик кивал. По его морщинистому лицу блуждала широкая улыбка.

— Первым делом, — задумчиво произнес Генри, — пройдись по вагонам в хвост поезда. Тебе это не составит труда. Если майор Линь начнет тебя расспрашивать, скажешь, что специально его искал: мол, лошадей надо поить. Спросишь, какие на этот счет будут распоряжения. Я хочу знать, как он расставил солдат. Где они — в хвостовом вагоне или раскиданы по всему поезду? Сможешь это разведать?

— Проще простого, — ответил Лао Чжао. Он поднялся, открыл топку, бросил изрезанную деревяшку в огонь, вскарабкался на тендер и отправился в хвост поезда, походя весело потрепав молодого солдатика по плечу.

Элен сидела на кровати и плакала. Напротив нее на стуле устроился доктор. Взяв ладони девушки в свои руки, он настойчиво ей что-то объяснял.

В самый разгар битвы вагон неожиданно превратился в операционную, и только теперь в нем удалось восстановить относительный порядок. Раненые, способные стоять на ногах, отправились к своим товарищам в хвостовой вагон. Осталось только двое — они лежали укрытые красными шелковыми скатертями на импровизированных матрасах, сооруженных из диванных подушек. Один из солдат был их самым первым пациентом, которого ранили в живот. Он умирал. Фань Имэй стояла возле него на коленях, сжимая руку солдата и время от времени утирая выступавший на его лбу пот. Она разговаривала с ним о его деревне и детстве. Другого солдата, которому доктор сделал трепанацию черепа, чтобы удалить пулю, скорее всего, тоже ждала смерть. К счастью, раненый не чувствовал боли — после того как Аиртон сделал ему укол морфия, солдат впал в забытье. В кресле дремала измотанная до предела Нелли. Дети играли с Мэри в «камень, ножницы, бумагу». Их смех, доносившийся с другого конца вагона, время от времени отвлекал доктора от вертевшихся в голове мыслей. Несмотря на усталость — Аиртон не мог вспомнить, когда ему удалось в последний раз поспать, он знал: ему надо сосредоточиться, если он хочет, чтобы девушка поняла, что он пытается ей втолковать.

Сперва казалось, девушка его совсем не слушает. После чудесного выздоровления Элен, когда она бросилась на помощь доктору и действовала, как профессиональная медсестра, наступила обратная реакция. Доктор едва мог скрыть свое восхищение девушкой. Теперь, когда все дела уже были сделаны и необходимость в ее помощи отпала, неудивительно, что Элен оставили силы и она затряслась, вспомнив об ужасе, который ей только что пришлось пережить; ужасе, ставшем завершением кошмара, тянувшегося на протяжении нескольких последних недель. За все время работы в госпитале ей ни разу не довелось видеть людей, получивших раны в бою. Теперь ей приходилось иметь дело с перебитыми конечностями, ранами от ударов мечей, во всех анатомических подробностях обнажавших внутренние органы, один раз извлечь стрелу из руки, помогать доктору ампутировать ноги и глядеть на смерть тех, кого им не удалось спасти. Все это происходило под аккомпанемент гремевшей снаружи битвы, служившей постоянным напоминанием о том, что вагон в любую минуту могут захватить и тогда их всех ждет немедленная смерть. «Ну что ж, — думал доктор. — Элен уже знает, что может быть хуже смерти. Бедная девочка». Поведение девушки наглядно продемонстрировало доктору таившиеся в ней беспредельные силы и мужество. Он должен был ее отблагодарить. Да что там — отблагодарить! Он должен защищать Элен, взять под свое покровительство и именно поэтому обязан немедленно предупредить девушку о новой опасности, которая ей угрожает.