Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

Вот почему хозяин внимательно заботится, вдоволь ли напился его верблюд, следит, чтобы вода переливалась из ноздрей в рот.

Когда все верблюды были по очереди напоены, их отвели к племени, к которому принадлежал их хозяин – к тому времени соединенные племена разобрались на две отдельные партии и каждая готова была выступить в поход в свою сторону.

Тут только наши моряки могли заметить, какое различие существует между двумя кочевыми племенами Сахары, в руки которых им не посчастливилось попасть. Черномазый шейх был истым представителем африканских негров: с плоским лбом, толстыми, вздернутыми губами, приплюснутым, толстым носом, сжатым с боков черепом, курчавыми, как шерсть, волосами и особо длинными пятками. Не все, однако большинство негров одарено от природы подобной особенностью пятки. В этой партии видно было несколько человек смешанной расы с прямыми черными волосами и почти с европейскими чертами лица, но они, по-видимому, были невольниками.

Люди, состоявшие под начальством старого шейха, почти все принадлежали к его племени, смешанному с потомками португальцев, которые убежали с прибрежных поселений, когда Марокко подпало под власть победоносных шерифов.

Обитатели Сахары не составляют некоего единого народа, а есть смесь нубийцев, арабов и берберов всевозможных оттенков, как в цвете кожи, так и в чертах лица. Но все они бедуины-номады, кочующие по пустыням, в которых нет дорог, а только песчаные тропинки. Не ускользнуло от внимания наших моряков и то, что рабы арабского шейха были по преимуществу чистые негры с юга, тогда как по цвету кожи видно было, что невольники черного шейха были семитического происхождения, то есть потомки Иафета. Философ Колин безмолвно констатировал разницу племен.

Когда запас воды переместился в желудки и в кожаные мешки, оба племени приготовились напоследок произносить прощальные приветы, которые могут выражаться словами: «Мир да будет с вами!» Но тут снова произошло обстоятельство, которое замедлило отправление в путь.

Вероятно, это обстоятельство давно было задуманно обоими шейхами, хотя оба до последней минуты выказывали друг другу самые дружеские чувства.

Если бы можно было подслушать их мысли, то мы перевели бы их так: «Эфиопская собака! Провались ты сквозь землю, ведь ты только и думаешь, что мне досталась лучшая доля в общей прибыли. Ему теперь смерть как хочется завладеть этими дрянными мальчишками – я вижу это по его лицу. Султан Тимбукту заказал ему непременно привести белых невольников, и если можно – белых юношей. Это ясно. Я вижу, что он совсем не обрадован старым матросом, которого выиграл у меня в гелгу: его султанскому величеству нечего делать со старым хрычом, ему нужны красивые мальчики, чтобы прислуживать за столом и придавать блеск его пиршествам. Да, он может получить за них хорошую цену. И какую еще огромную! Одежды, которые мы у них отняли – не простое платье. Какое славное крепкое сукно на кафтанах и галуны на шапках. Наверное, они сыновья главных шейхов. В Видинуане старый жид даст за них хороший выкуп. Да и купцы в Сузе тоже не поскупятся; но еще лучше, кажется, отвезти их в Могадор, где тамошний консул отсыплет кучи золота за таких важных людей. Да, вот так штука!»

Тем временем черномазый шейх рассуждал о торговых оборотах, сообщая свои мысли только возлюбленной Фатиме.

– За этих разноцветных мальчишек, – сказала она, – султан охотно бы дал человек шестьдесят из своих черных рабов.

– Я знаю это, дорогая Фатти, мне сам султан это сказал.

– Так за чем же дело стало? Забери их да и уведи с собой.

– Э, легко сказать! Попробуй-ка взять! Они принадлежат по праву старому арабу. По крайней мере, он заявляет свои права, хоть, по правде сказать, не совсем справедливо, потому что, не подоспей мы вовремя, так не он бы взял их в плен, а ему бы самому конец пришел. Но тут ничего не поделаешь, потому что, по законам Сахары, они теперь его собственность.

– По законам Сахары! – воскликнула Фатима, презрительно вздернув голову и с яростью оскалив длинные выдающееся зубы. – Все это чушь и пустяки! В Сахаре нет законов. Ну сам посуди: вернулись ли бы мы в Сахару, коли тут были бы законы? За этих трех белых болванов нам дадут такую награду, что нам целую жизнь хватит и не будет уж надобности таскаться опять по этой чертовой пустыне. Забери их у меднолицего силой, если нельзя иначе. Но ведь он глуп, так ты опять можешь сплутовать и обморочить его, играя в гелгу – известно, что тут ты всегда его побеждаешь. Если же он откажется играть, так попробуй поторговаться с ним: предложи ему двух черных за одного белого.

Таким образом, посоветовавшись с подругой жизни, черный шейх, вместо того чтобы пожелать салам алейкум своему достопочтенному собрату, возвысил вдруг голос, требуя от него аудиенции для переговоров о важном деле.

Конечно, последовавшие затем переговоры были не понятны для белых невольников.

Но если были непонятны слова, то жесты были очень выразительны: по рукам и по взглядам, обращенным к ним, бедные мичманы хорошо уразумели, что переговоры идут о них или о владении ими.

Выбирать господина было не из кого: оба шейха были бесчеловечные дикари; оба выказали жестокость в обращении с пленниками. Имелась у наших героев одна надежда: если и произойдет торг, то по крайней мере продадут их вместе. Только сердце у них больно сжималось при мысли о старике Билле; они догадывались, что их хотят променять и что тогда они расстанутся с ним и никогда уже больше не увидятся.

Мичманы подружились еще прежде, чем поступили на флот. Время и взаимная симпатия объединили их так, что им казалось легче переносить втроем любую участь, как бы она ни была тяжела. Теперь им грозил самый жестокий жребий: они должны расстаться и в одиночестве терпеть горе от таких бесчеловечных господ.

С тоской прислушивались они к незнакомым звукам и внимательно наблюдали за жестами шейхов.

Немало времени прошло в громких криках и отчаянном размахивании руками, после чего, видимо, стороны достигли некоей договоренности.

Молчание восстановилось, старый араб подошел к тому месту, где были собраны негритянские невольники черного шейха и после тщательного осмотра выбрал трех самых высоких, здоровых и дородных рабов. Затем эти негры были выведены из рядов и поставлены отдельно.

– Нас хотят обменять, – прошептал Теренс. – Мы будем принадлежать отвратительному негру. Ну оно и лучше – по крайней мере, будем вместе с Биллом.

– Погоди, – сказал Колин. – Что-то тут не так.

В эту минуту черный шейх вышел вперед и прервал их разговор.

Что он будет делать? Верно, заберет их всех троих. Старый араб сам выбирал трех черных здоровенных ребят; черный шейх точно так же заберет трио белых пленников.