Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

Возражения Голаха были до такой степени решительны, что арабам пришлось обезоружить и связать его. Но это удалось не без жестокой борьбы, во время которой Голах сбросил наземь многих противников. Удар по голове прикладом заставил наконец черного шейха покориться неизбежности, после чего обе его руки были связаны за спиной.

Во время этой борьбы черные невольники, так долго страдавшие от его жестокости, удерживали сына Голаха, чтобы тот не мог помочь отцу; зять шейха, Фатима и третья его жена оставались простыми зрителями этой сцены. Когда с Голахом управились, белые невольники со Стариком Биллом во главе добровольно сдались своим новым господам. У Колина в руках была чаша с водой и горсть фиников, которые палач поставил между ним и женщиной. Подойдя к Голаху, Колин поднес к его глазам финики, потом поклонился выразительно, как бы говоря: «Благодарю покорно за угощение!», приложил чашу к губам и хотел выпить. Лицо шейха приняло выражение адской злобы; но внезапно просияло радостью, потому что один из арабов вырвал чашу из рук Колина и одним махом осушил ее. Колин принял урок с покорностью и не сказал ни слова.

Арабы поспешно готовились к отъезду. Чтобы заставить Голаха сдвинуться с места, прибегли к его же средству, установив сообщение между ним и седлом его собственного верблюда. В качестве посредника была употреблена веревка, и черному великану волей-неволей пришлось тащиться позади верблюда – ни дать ни взять как он прежде заставлял Старика Билла. Его жены и невольники мигом поняли перемену своей судьбы и немедленно приспособились к обстоятельствам. Самая большая перемена проявилась в поведении Фатимы, любимой его жены. Как только ее властелин и супруг попался в плен, она тотчас отстранилась от него и не выказывала ни малейшего сочувствия к постигшим его несчастьям. Все ее поступки ясно обнаруживали мысль: «Пал могущественный Голах и теперь недостоин уже моего величественного внимания».

Совсем иначе вела себя женщина, которую свирепый шейх осудил на медленную смерть. Несчастье мужа явно пробудило в ней нежную любовь к отцу ее детей. Она смотрела на пленника, покорившегося силе, но не сломленного духом, и на лице ее выражались скорбь и сострадание. Наши моряки тоже не спешили радоваться: голод, жажда, усталость, кровавые побои, неволя в Великой Пустыне, неизвестность, переживут ли они эти муки, дождутся ли минуты освобождения – все это томило их. Но несмотря на эти бедствия, они чувствовали радостную признательность, когда сравнивали свое настоящее положение с тем, что вытерпели час тому назад. За исключением Голаха, никто из пленников сопротивления арабам не оказал. Черные и белые невольники знали, что их ведут к оазису, и надежда напиться вдоволь воды придавала им силы следовать за всадниками. К вечеру произошла непродолжительная остановка. Каждый получил по полкружки воды из козьего меха. В надежде на скорое достижение источника арабы считали себя вправе быть великодушными; однако эта милость, с благодарностью принятая всеми невольниками, была с презрением отвергнута гигантом по телу и духу. Принять пищу и воду от врагов в его настоящем унизительном положении – его связали и тянули как невольника на веревке, – Голах считал за оскорбление и гневно отказывался покориться. На презрительный отказ Голаха араб только воскликнул: «Хвала Аллаху!» – и сам выпил его долю воды. В оазис караван вступил в час по полуночи. Утолив жажду, невольники получили позволение ложиться спать – они крайне нуждались в этой милости после тридцатичасового безотрадного и тяжкого странствования.

Пробудившись наутро, невольники были порадованы сообщением кру: целый день отведен для отдыха, и на еду будет забит верблюд. Арабы разделили между собою невольников, отнятых у Голаха, и по этому случаю позаботились подкрепить их силы для дальнейшего странствования. Матрос Билл размышлял о страданиях, которые все они потерпели, и выразил сожаление, почему арабы не взяли их в плен два дня назад, когда они были у самого колодца? Это избавило бы их от ужасов, пережитых накануне.

Воспоминания подтолкнули Билла расспросить кру о причинах поведения их новых хозяев. Кру отмахнулся от любопытства старика, сказав, что таков обычай арабов. Но матрос не удовлетворился таким ответом и требовал более внятного объяснения. Оказалось, что разбойники пустыни всегда подвергаются опасности встретить несколько караванов в оазисе и что совершенное там насилие навлекает вечный позор на преступников и вражду всех странников в пустыне. Притом, толковал кру, если бы сейчас сюда прибыл караван из ста человек, то никто не вступился б за Голаха, но все признали бы его захват законным. Если же, напротив, его застали в открытой борьбе с врагами в оазисе, то непременно помогли бы.

Новый поворот судьбы удовлетворял всех, кроме Старика Билла. Даже Колин, заживо погребенный, и Теренс, так немилосердно избитый, и те были довольны переменой властелинов при каких бы то ни было условиях; но старый моряк как истый матрос всегда находил причину ворчать. Еще не приступив к разделу вновь приобретенного имущества, арабы стали принимать какое-то решение в отношении черного шейха. Тот все еще отказывался смириться, поэтому ему не развязали руки и приставили к нему караульного. Арабы никак не могли согласиться между собой насчет Голаха: что с ним делать? Некоторые полагали, что, несмотря на черную кожу негра, он все-таки мог быть правоверным последователем Мухаммеда и, следовательно, несмотря на свой хищнический способ добывать добро – имевший большое сходство с их собственным, – имеет право на свободу с некоторой долей своего имущества. Другие утверждали, что вольны присоединить его с многочисленным семейством к числу своих невольников. Голах был не араб, а эфиоп, как и большая часть его спутников, и в качестве раба мог быть продан за большую сумму на любом рынке, где покупают и продают невольников.

Но это мнение поддерживало меньшинство голосов. Кончилось тем, что Голаху предложили жен, детей, двух верблюдов и саблю, вместе с условием, чтобы он убирался прочь. Черный шейх с негодованием отверг это предложение, к великому удивлению тех, кто так красноречиво защищал его. Отказ негра произвел переворот в дискуссии: большинство переменило мнение, и решено было считать Голаха в числе невольников. Каждая вещь, приобретенная после кораблекрушения, выставлена была на показ и оценена. Невольники были внимательно осмотрены и оценены по достоинству, так же как верблюды, ружья и все принадлежавшее Голаху.

Покончив с предварительным осмотром, арабы приступили к беспристрастному и справедливому разделу имущества. Оказалось, что это было самое затруднительное дело, так что оно затянулось до самого вечера. Каждый предмет возбуждал желание трех-четырех претендентов: прения были шумные и тянулись долго, пока спор не решался по взаимному согласию. Кру, понимавший язык пустынных жителей, внимательно следил за всем происходившим и время от времени сообщал белым невольникам о том, что говорилось. Сразу же он выяснил, что каждый из четырех белых доставался разному господину.