Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

Рано утром разбудили купленных рабов и приказали им готовиться в путь. Купцы, кроме того, купили у своих хозяев трех ослов, на которых невольникам приказано было ехать поочередно. Но Гарри Блаунт заслужил особенное отличие перед остальными товарищами. Как племянник богатого купца «Ради-Бога-Выкупите-Нас» он считался достойным большей милости, и потому его посадили на верблюда. Напрасно он протестовал против такого возвышения над своими друзьями, арабы и слушать не хотели его возражений, да и сам он добровольно покорился, когда Джим ему сказал:

– Они воображают, что все мы будем выкуплены вашим родственником, и вы должны делать все, чтобы не разочаровать их. Малейший пустяк может возбудить их подозрительность. Кроме того, так как вы несете ответственность за всех – вам одному перережут горло, коли денег не достанут, – то вы и заслуживаете некоторого почета как вознаграждение за возможную кару.

Второй кру, ушедший в поле вместе с черными невольниками, жал ячмень, в то время как купцы отправились в путь, и потому не мог проводить своего более везучего земляка. Проехав около двенадцати миль по плодоносной стране, с обработанными полями, арабские купцы достигли до огромного водоема, где и остановились на ночлег. Вода сохранялась в каменном бассейне, который был так устроен, что в него собирались все дождевые ручьи из оврагов, спускавшихся с гор на севере. Джим и прежде здесь бывал и потому рассказывал своим товарищам, что этот водоем устроен каким-то благодетелем человечества, память которого высоко почитается среди арабов и который умер более ста лет назад.

В ту же ночь кру, оставшийся в неволе, неожиданно явился на их стоянку, думая, что бегством сможет избавиться от своих господ. На закате ему удалось спрятаться между стогами; когда его хозяева ушли в селение, он побежал по следам купеческого каравана. Но недолго улыбалась ему надежда на возможность свободы. На следующее утро, когда караван готовился в путь, вдали появились три араба на быстроногих верблюдах и вскоре Риас Абдалла-Язид и два его спутника приблизились к ним. Они гнались за убежавшим кру и пребывали в сильной ярости за беспокойство, которое он им наделал. Молоденькие мичманы до того опечалились, что бедного кру опять утащат в неволю, что купцы сжалились над ними и предложили бедуинам купить и его, но шейх Риас Абдалла и слышать не хотел уступить раба за разумную цену и требовал за него гораздо дороже, чем за остальных, потому что он доказал на опыте, сколько может принести пользы при уборке полей. Оказалось, что польза, которую он приносил своим хозяевам, была гораздо больше, чем сумма, которую купцы могли за него заплатить. Беднягу опять потащили в неволю, от которой он на минуту надеялся избавиться.

– Теперь сами видите, как я был прав, – сказал Джим. – Если бы и мы согласились жать, то никогда нам не видать свободы, потому что мы за один год больше бы наработали, чем сколько теперь заплачено за нас. И тогда судьба наша была погибать в вечной неволе.

Все товарищи признали справедливость его замечания, но вместе с тем вполне сознавали, что счастливая судьба досталась им совсем не заслуженно, потому что если бы не твердость Джима, то они покорились бы требованиям хозяев.

После еще одного перехода купцы приблизились к такому месту, где было несколько источников, вокруг которых расположился уже многочисленный караван арабов, перекочевывавших на другое место вместе со своими стадами. Нашим морякам представился случай вблизи понаблюдать за обычаями и привычками кочевого племени. Тут же в первый раз они видели, как арабы взбивают масло. Кожаный мешок наполнили молоком от верблюдиц, ослиц, коз, овец, все это смешали и повесили на высокий шест от палатки, потом заставили ребенка раскачивать шесть до тех пор, пока не сделалось масло. Сыворотка, оставшаяся от масла, была вылита, а масло извлечено из меха грязными черными пальцами.

Арабы уверяют, что честь изобретения маслобойки принадлежит их народу, хотя, по правде сказать, они не заслуживают большой благодарности уже потому, что до сих пор не научились делать его как следует. Необходимость сохранять молоко в кожаных мешках во время продолжительного путешествия поневоле привела их к открытию: мехи бьются взад и вперед на спинах верблюдов, молоко естественным образом превращается в масло. После этого немудрено было догадаться, как делать масло, не сходя с места.

Тут в первый раз угостили наших моряков ячменными пирогами с маслом, что показалось им необыкновенно вкусно, несмотря на не слишком гигиенический способ приготовления. Вечером три купца и несколько других арабов уселись в кружок, закурили трубку и стали передавать ее из рук в руки. Каждый делал глубокую затяжку и передавал чубук соседу по левую руку. Угощаясь трубкой, они вели оживленный разговор, в котором часто слышалось слово «Сувейра», как у них назывался Могадор.

– Они толкуют о нас, – сказал Джим. – И нам непременно надо узнать, о чем, не то может быть худо. Кру, – продолжал он, обращаясь к африканцу, – они не знают, что ты понимаешь по-ихнему, поэтому ложись-ка поближе к ним да притворись, будто спишь, а сам ни слова не пророни. Если же я подойду к ним, так меня тотчас прогонят.

Негр сделал, как было велено. Беспечно пошатался он около кружка, будто отыскивая местечко помягче, где бы расположиться на ночлег. Удобная постель нашлась в семи или восьми шагах от беседовавших арабов.

– Сколько раз мне случалось обманываться в надеждах получить свободу, – прошептал Джим. – Так что мне и теперь с трудом верится. Эти разбойники толкуют о Могадоре и что-то не хорошо посматривают на нас. Кажется, эти арабы предлагают им купить нас. В таком случае да будет над ними проклятие их пророка.

Беседа арабов затянулась далеко за полночь, все это время моряки с нетерпением поджидали кру. Наконец, когда арабы разошлись спать по палаткам, он явился. Товарищи окружили его, нетерпеливо желая узнать в чем дело и что удалось ему выведать.

– Слышал-то я слишком много, – отвечал он на их вопросы. – Слишком много. И вести не совсем хорошие.

– Ну так что же?

– Двое из нас завтра будут проданы.

– Кто именно?

– Неизвестно. Завтра всех будут осматривать, но купят только двоих.

Из разговора арабов кру мог уловить, что один из желавших купить был скотовод, владелец многочисленных стад, и что он недавно был в Могадоре. Он-то и втолковывал купцам, что они не получат большого выкупа за своих невольников в этом городе и что очень может случиться, что сумма не окупит даже расходов такого долгого и затруднительного путешествия. Притом он уверял арабских купцов, что ни один христианский консул, ни иностранный купец в Могадоре не даст за выкуп шести белых невольников столько, сколько он заплатит за двоих или троих, и что не всегда находятся охотники платить наличные деньги, и что при выкупе невольника смотрят не на его ценность, а на время и издержки, которые потребовались для доставки его на место. Под влиянием таких убеждений арабские купцы согласились продать двух невольников скотоводу, думая, что, пожалуй, за остальных четверых не получат такой выгодной платы по окончании путешествия. Скотовод отложил выбор до завтрашнего утра.