Уилбур Смит - Муссон

Когда бы Дориан ни увидел его, Зейна окружал с десяток или больше его сверстников. Как-то утром Дориан увидел, как вся эта свора гонится за мальчиком помоложе, загоняя его к внешней стене гарема. Потом его подтащили к Зейну – сам он не участвовал в охоте, а просто ждал ее окончания. Тахи, которая тоже наблюдала за происходящим, объяснила Дориану, что тот мальчик – сын одной из младших наложниц принца и поэтому представляет собой просто игрушку для старшего сына первой жены.

Дориан, отлично знавший, что такое право первородства по своим столкновениям с братом Уильямом, сразу проникся симпатией к мальчику, видя, как Зейн крутит тому ухо, заставляя опуститься на колени. Мальчик всхлипывал от страха.

– В наказание за твой поступок будешь моей лошадью! – громко заявил Зейн и вынудил мальчика опуститься на четвереньки.

А потом преспокойно сел на него верхом, всем весом опустившись на спину ребенка. В руке Зейн держал трость, сделанную из середины пальмового листа.

– Галопом, лошадка! – приказал он и хлестнул мальчика по заду.

Пальмовая трость была гибкой и упругой. Она громко щелкнула, и мальчик взвыл от потрясения и боли. Он пополз вперед на четвереньках, таща на себе Зейна.

Другие дети прыгали и веселились вокруг. Когда же мальчик запнулся, они тоже начали его избивать, некоторые даже нарочно сломали для этого ветки с ближайших кустов. Кто-то задрал одежду на малыше, выставив напоказ его смуглую попу, и принялся лупить по ней. Они дважды прогнали несчастного вокруг лужайки.

Но жертва наконец рухнула под весом Зейна, заливаясь слезами. Колени мальчика были ободраны до крови.

Зейн небрежно пнул его и ушел прочь, оставив горемыку самостоятельно выбираться из сада.

– Он просто дрянь! – зло воскликнул Дориан.

Он не нашел подходящего арабского слова и потому сказал это по-английски.

Тахи пожала плечами.

– Коран говорит, что сильные должны защищать слабых! – Дориан снова перешел на арабский.

Тахи посоветовала:

– Только не скажи такое Зейну аль-Дину. Ему не понравится.

– Мне бы хотелось его самого запрячь, – в гневе заявил Дориан. – И посмотреть, как ему это понравится.

Тахи сделала рукой знак, защищающий от беды.

– Даже и не думай о таком! Обходи Зейна аль-Дина подальше! – предостерегла она. – Он очень злобный! Наверняка он тебя возненавидит за то, что принц к тебе благоволит. Даже Каш его боится, Зейн ведь однажды станет принцем!

В следующие дни она продолжала объяснять Дориану иерархию гарема. Принцу позволено иметь четырех жен, по закону пророка. Однако принц может разводиться и жениться снова, когда пожелает, к тому же ничем не ограничено количество наложниц, с которыми он может развлекаться. Те жены, с которыми он развелся, но которые успели родить ему детей, остаются жить в гареме.

В стенах гарема обитало почти пятьдесят женщин. Пятьдесят прекрасных, скучающих, разочарованных женщин, которым нечем было занять свои дни, кроме интриг, ссор и зависти. Они представляли собой сложно организованное сообщество, в котором существовало множество подводных течений и тонких нюансов.

И всем этим правил Каш, так что его благосклонность или недовольство имели большое значение для счастья и благополучия обитательниц.

Следующими по важности были четыре нынешних жены, по старшинству.

После них шла сиюминутная фаворитка принца, но обычно ею становилась какая-нибудь хорошенькая девочка, едва созревшая, и ее звезда быстро закатывалась.

И уже после нее шли разведенные жены и наложницы, которые постоянно скандалили между собой и так или этак добивались положения повыше.

– Очень важно, чтобы ты все это понимал, аль-Ахмара! Важно для нас обоих. Я сама вообще никакого значения не имею, я просто старая бедная нянька. Я ничего не могу сделать, чтобы защитить тебя, никто и не заметит, если я исчезну.

– Ты куда-то собираешься? – испуганно спросил Дориан.

За то недолгое время, что они пробыли вместе, он успел полюбить эту женщину, и мысль о том, что она его бросит, казалась страшной.

– Я буду по тебе скучать!

– Я никуда не собираюсь, малыш, – быстро заверила его Тахи. – Но люди умирают в гареме, в особенности незаметные люди, посмевшие оскорбить тех, кто стоит выше.

– Не бойся! Я буду тебя защищать! – храбро заявил Дориан и обнял ее.

– Под твоей защитой я чувствую себя лучше, – ответила она, скрывая улыбку. – Но мы еще не знаем, каково твое собственное положение. Похоже на то, что принц смотрит на тебя с некоторой благосклонностью, но пока что мы не можем быть в этом уверены. Почему он позволил Кашу запереть нас здесь и обращаться как со зверями в клетке? Почему он не посылает за тобой? Забыл о тебе?

Она вздохнула и прижала Дориана к себе.

– Может, он просто не знает, как обходится с нами Каш? – предположил Дориан.

– Может быть, – согласилась Тахи. – Так что мы должны ждать. А пока нам следует проявлять осторожность, аль-Ахмара, большую осторожность!

Время шло, волнение от появления иноверца забылось. Никто больше не заглядывал к пленникам сквозь решетки окон, а детям во главе с Зейном аль-Дином наскучило выкрикивать под окнами оскорбления, они нашли себе другие занятия. С каждым днем Дориана все сильнее раздражало это заключение.

Когда он слышал пронзительные крики и радостный смех других детей, игравших в саду, их быстрые шаги за стенами его жалкого жилища, он подбегал к окну, чтобы посмотреть на них. Но это лишь усиливало чувство одиночества и изоляции. Он чувствовал себя так же, как в камере на острове, где аль-Ауф держал его на цепи.

Как-то утром, когда жемчужный свет нового дня просачивался в его комнату сквозь высокие окна, Дориан лежал голый на тюфяке, очищая зубами от жесткой оболочки стебель сахарного тростника. Вдруг он замер, услышав, как кто-то запел снаружи, в саду. Оттуда зазвучал нежный девичий голос, хотя повторяющиеся слова песенки несли не много смысла, что-то про пальмовые финики и глупую обезьянку.

Дориан лежал и рассеянно прислушивался, жуя тростинку.

Внезапно раздался пронзительный, безошибочно узнаваемый стрекочущий крик обезьяны. Невидимая певица прервала песню и разразилась звонким серебристым смехом. Дориан, заинтересовавшись, вскочил и подошел к окну. Всмотревшись в сад, он увидел маленькую девочку, сидевшую у пруда с лотосами. Она находилась к Дориану спиной, а ее волосы ниспадали назад, темные, почти абсолютно черные, но с серебряными прядями в густых локонах. Дориан, никогда не видевший ничего подобного, зачарованно принялся наблюдать за маленькой незнакомкой.

Девочка была одета в расшитое зеленое платье, оставлявшее руки открытыми, и мешковатые белые штаны.