Уилбур Смит - Муссон

Том нервно сглотнул, но удержал на губах вежливую улыбку:

– Его светлость щедр.

Визирь протянул ему документ, но, когда Том попытался его взять, снова отдернул и воскликнул:

– Ох! Простите меня, эфенди. Я забыл об одном маленьком дельце – плате за саму лицензию. Тысяча рупий золотом и, конечно, еще пять сотен рупий за мои хлопоты перед повелителем.

Получив наконец султанский фирман, Том смог ходить на рынки. Каждый день на рассвете он отправлялся на берег, взяв с собой мастера Уэлша и Эболи, и возвращался на корабль только в час ранней дневной молитвы, когда все торговцы закрывали лавки и ларьки, чтобы откликнуться на призыв муэдзинов.

Первые несколько недель он не делал покупок, но часами сидел то с одним, то с другим торговцем, попивая кофе и обмениваясь любезностями, изучая их товары, но не выражая энтузиазма, не заключая сделок, а просто сравнивая цену и качество. Том сначала думал, что окажется в более выгодном положении, потому что большинство европейских торговцев уже ушли из порта с казкази и спрос на рынке уменьшится.

Но очень скоро он понял, что дело обстоит далеко не так. Другие торговцы уже перерыли все товары и забрали лучшее. Оставшаяся на рынке слоновая кость была по большей части незрелой, лишь немногие бивни в длину превышали руку Тома, и многие выглядели кривыми и обесцвеченными. Здесь не имелось ничего похожего на ту могучую пару, что его отец купил у консула Грея во время их первого посещения острова. Несмотря на дурное качество, торговцы, уже получившие немалую прибыль, не сбрасывали цены и лишь равнодушно пожимали плечами, когда Том протестовал.

– Эфенди, на этих зверей охотится очень мало людей. Это опасное дело, и с каждым годом им приходится уходить все дальше, чтобы найти стада. А теперь и вовсе конец сезона. Все запасы кости забрали другие торговцы-иноверцы, – благодушно объяснил Тому один из торговцев. – Но у меня есть несколько хороших рабов. Желаете посмотреть?

Со всей любезностью, на какую только он был способен, Том отказался посмотреть на живой товар. Эболи попал в рабство еще в детстве, но каждый момент ужаса, обрушившегося на него, оставил незаживающий шрам в его памяти. И Том задолго до того, как впервые покинул берега Англии, знал все подробности этой гнусной торговли.

Потом, во время многих плаваний, отец Тома сам многое узнал об этой торговле, и он постарался вселить в Тома отвращение к такому бесчеловечному занятию.

Том, с тех пор как впервые обогнул мыс Доброй Надежды, постоянно сталкивался и с работорговцами, и с их жертвами.

Теперь же, во время долгого ожидания на Занзибаре, рядом то и дело вставали на якорь корабли работорговцев, достаточно близко, чтобы на «Ласточке» могли чуять вонь этих судов и слышать душераздирающие звуки.

Каждый день Том вместе с Эболи проходил мимо огороженной площадки для рабов, и было очень трудно делать вид, что не замечаешь горестей рядом с собой, слышать плач детей, оторванных от родителей, рыдания осиротевших матерей, видеть тупое отчаяние в темных глазах молодых мужчин и женщин, лишенных свободы, вольной жизни, закованных в цепи, как дикие звери, осыпаемых оскорблениями на языке, которого они не понимали, жестоко избитых тяжелыми плетьми…

Сама мысль о том, чтобы извлекать прибыль из мучений этих потерянных душ, вызвала у Тома тошноту.

Возвращаясь на «Ласточку», Том обсуждал с офицерами затруднительность их положения. Хотя главной целью их вояжа являлись поиски Дориана, о чем Том ни на миг не забывал, у него имелись еще и обязанности перед командой, ведь многих из матросов он заманил на борт обещанием вознаграждения.

Но пока что никакого вознаграждения не появлялось, и мало оставалось надежд на прибыль, которой он мог бы поделиться с людьми.

– Да, здесь мало что можно купить, – мрачно соглашался мастер Уэлш.

Он открыл свою тетрадь, приладил на нос очки в золотой оправе и перечислил цены на слоновую кость и камедь, которые записал перед уходом из Англии.

– Цены на специи наиболее выгодные, но все равно оставляют слишком мало прибыли, если учесть трудности и стоимость плавания. Гвоздика и перец имеются, гораздо меньше корицы и, конечно, коры хинного дерева, на которую всегда спрос в Америке и в странах Средиземноморья, где постоянно буйствует малярия.

– Нам нужно не меньше сотни фунтов хины для нас самих, – перебил его Том. – Сейчас начинаются затяжные дожди, люди начнут болеть лихорадкой.

Отвар из коры хинного дерева был горьким, как желчь, однако уже век назад монахи-иезуиты обнаружили, что это прекрасное лекарство от малярии. И именно отцы иезуиты первыми познакомили этот остров с хинными деревьями.

Теперь они росли здесь в огромном количестве.

– Да, – мягко согласился Эболи. – Нам понадобится хина. В особенности если ты собираешься отправиться вглубь материка, чтобы самому добыть слоновую кость.

Том бросил на него острый взгляд:

– С чего ты взял, что я могу быть настолько глуп, чтобы нарушить указы султана и «Джон-компани», Эболи? Ты же сам постоянно твердил мне, что этого делать нельзя.

– Я просто вижу, как ты сидишь каждый вечер на носу и таращишься через пролив на Африку. Твои мысли звучат так громко, что от них оглохнуть можно.

– Это было бы слишком опасно.

Том умолк, но его голова сама собой повернулась на запад, а в глазах появилось мечтательное выражение, когда он посмотрел на скрытые дымкой очертания далекой земли.

– Раньше тебя это не останавливало, – заметил Эболи.

– Я бы не знал даже, с чего начать. Это же совершенно не изученная земля, терра инкогнита. – Том воспользовался надписью наверху карт, лежавших в его каюте, которые он так жадно изучал. – Даже ты не бывал там, Эболи. Нелепо было бы отправляться туда без знающего проводника.

– Да, я не знаю северные земли, – согласился Эболи. – Я родился намного южнее, рядом с великой рекой Замбези, и к тому же прошло много лет с тех пор, как я бывал там в последний раз. – Он помолчал. – Но я знаю, где мы можем найти того, кто поведет нас во внутренние области.

– Кто же это? – тут же спросил Том, не в силах скрыть волнение. – Где нам найти этого человека? Как его зовут?

– Я пока не знаю его имени или лица, но узнаю, когда его увижу.

На следующее утро, когда они сошли на берег, на рынок вели первую цепочку рабов из бараков, где их запирали на ночь.

Их количество заметно уменьшилось, как и количество других товаров в конце сезона, и на продажу выставили меньше двух сотен человек. Когда «Ласточка» только пришла сюда, на рынок выводили несколько тысяч. Большинство из оставшихся были старыми или слабыми либо их сплошь покрывали шрамы от кнутов. Покупатели всегда проявляли осторожность, видя таких избитых, потому что обычно это значило, что этот мужчина или эта женщина слишком непокорны.