Уилбур Смит - Муссон

– Он предатель! Аллах тому свидетель! Он всех нас продал в рабство! – заявил другой шейх.

Все мужчины зарычали, как львиный прайд, и уставились на аль-Малика.

– Он мой брат, и он мой калиф, – сказал принц. – Я связан с ним клятвой.

– Видит Бог, он больше не правитель Омана! – возразил какой-то шейх. – Он стал игрушкой Порте!

– И он, переспавший с тысячью мальчиков, теперь превратился в подстилку турок! – согласился другой. – Из-за его предательства и вы, и все мы освободились от клятвы верности!

– Возглавь нас, могучий повелитель! – настаивал еще один. – Мы твои люди. Поведи нас к воротам Маската, мы поможем тебе выгнать оттоманов, мы возведем тебя на Слоновий трон Омана!

Шейхи говорили один за другим, и все повторяли одно и то же.

– Мы умоляли тебя приехать к нам. А теперь молим вести нас!

– Мы – весь Соар – приносим тебе клятву. Мы соберем три тысячи копий, чтобы последовать за тобой.

– А как же другие племена? – спросил принц, не спеша принимать столь крайнее решение. – Что будут делать Авамир и Байт-Имани? Что скажут Байт-Катир и Харасис?

– Мы не можем говорить за них, – ответили шейхи. – Потому что между нами и многими из них – кровная вражда. Но их шейхи ждут тебя в песках. Иди к ним, и по Божьей воле они тоже поднимут боевые копья и поскачут с нами в Маскат.

– Скажи нам свое решение! – просили шейхи. – Скажи нам свое решение, и мы тут же принесем тебе клятву!

– Я поведу вас, – ответил принц негромко и просто.

Обветренные темные лица осветились радостью. Один за другим шейхи опускались перед принцем на колени и целовали его ногу. Когда он протягивал изогнутый кинжал, они касались стали губами. Потом подхватили принца под руки, подняли и вывели из шатра туда, где при лунном свете ожидали воины.

– Это новый калиф Омана! – закричали шейхи своим людям.

Те принялись выкрикивать клятвы преданности и палить в воздух. Загремели военные барабаны, зловеще загудели горны из бараньих рогов, и их звуки отдавались эхом от темных утесов над рощей.

В общем радостном шуме Дориан подошел к своему отцу и обнял его.

– Я и мои люди готовы проводить тебя на встречу с шейхами Авамирата и Мухайда.

– Тогда вперед, сын мой, – согласился принц.

Дориан быстро направился через рощу, крича своим воинам:

– В седла! Выезжаем!

Все побежали к верблюдам, зовя их по именам, и вскоре вся долина заполнилась шумом, когда лагерь стали сворачивать.

Верблюды ревели и мычали, когда на них грузили кожаные бурдюки с водой, шатры разбирали и упаковывали…

Еще до восхода молодой луны, в прохладе ночи, все оказались готовы отправиться в путь – длинная колонна людей в длинных балахонах, с замотанными лицами, на высоких животных. Принц ехал на золотисто-кремовой верблюдице. Когда он сел в седло, Дориан приказал ей подняться. Верблюдица с ворчанием расправила ноги. Аль-Малик держался на ней легко: он родился в пустыне и был воином с детства, и теперь, сидя на ездовом животном, представлял собой благородную картину.

Дориан выслал вперед авангард из двадцати воинов, а сзади оставил отряд прикрывать тылы. Сам он поехал рядом с принцем, когда колонна двинулась по долине, направляясь в пустыню.

Шли они быстро; верблюды были нагружены не слишком тяжело, кроме бурдюков с водой. Отряд вышел из долины, и впереди раскинулась пустыня, бесконечная и неподвижная; вдали на севере виднелись пурпурные очертания холмов, а к ним тянулись серебристые песчаные дюны. Над ползущей по пескам змеей людей и животных раскинулось ослепительное звездное поле, словно заросли диких маргариток, омытых дождем. Песок приглушал топот широких верблюжьих лап, в воздухе едва слышно раздавалось только потрескивание кожаной упряжи да время от времени чей-то голос тихо предупреждал:

– Осторожно! Яма!

Дориан ехал непринужденно, его убаюкивала ритмичная поступь Ибрисам и однообразие бесконечных пустынных миль. Темные холмы вокруг рождали странные, причудливые тени, полные тайн, а звезды и полумесяц освещали дорогу.

Дориан посматривал на небо – не только для того, чтобы следить за направлением в темноте, но и потому, что его завораживал древний рисунок созвездий и его неколебимое движение по небесному своду.

Странно, но сейчас он ощущал себя ближе к прошлому; он как будто все еще чувствовал рядом с собой Тома. Они столько ночей провели вместе под звездным пологом, когда еще мальчишками плавали на старом «Серафиме», когда вместе сидели в гнезде на мачте… И Эболи, Большой Дэниел и Нед Тайлер учили их, называя имена созвездий и показывая все путеводные звезды навигаторов, и теперь Дориан шептал их вслух. Так много арабских названий: Аль-Нилам, Аль-Нитак, Минтака, Сайл… Находясь в обществе человека, ставшего ему отцом, и всех этих диких воинов, которыми он командовал, Дориан размышлял о древнем пророчестве святого Таймтайма, которое сам видел начертанным на осыпавшихся стенах гробницы старого мудреца. Постепенно его охватило почти религиозное чувство некой неизбежной судьбы, ожидавшей его здесь, под небом пустыни.

Они остановились после полуночи, когда великий Скорпион лежал над самыми каменистыми холмами. Один из шейхов Соара подошел к принцу, чтобы попрощаться с ним и повторить свои клятвы.

– Я соберу всех своих людей, – сказал он аль-Малику. И пообещал: – Еще до полнолуния мы будем ждать тебя у колодцев Ма-Шадида, пять сотен копий.

Они провожали взглядом его верблюда, быстро уходившего на восток; наконец он затерялся в пурпурных тенях, и тогда они отправились дальше. Еще дважды за ночь шейхи отделялись от общей колонны и, получив благословение принца, ускользали в пески, дав обещание снова встретиться с ним у колодцев Ма-Шадида в полнолуние.

Они шли и шли, пока не наткнулись на целую поляну сочной захры, выросшей здесь несколько месяцев назад, когда гроза залила водой небольшой кусок пустыни. Тогда путники остановились и предоставили верблюдам пастись, а сами нарезали снопы растений, потому что это была лучшая пища для верблюдов, ее высоко ценили. Когда снопы нагрузили на животных, то снова отправились в путь и шли до тех пор, пока рассвет не раскрасил восточный горизонт розовыми и оранжевыми полосами.

Тогда отряд вновь остановился, на этот раз чтобы поставить лагерь, распрячь верблюдов и накормить их собранной захрой. После этого сварили кофе и приготовили еду на дымных кострах из сухого верблюжьего помета. Поев, все улеглись, закутавшись в свои одежды. И спали все часы одуряющей жары, когда камни, казалось, танцевали в горячем воздухе. Дориан лежал рядом с Ибрисам, укрывшись в ее тени от изнуряющего солнца, и бурчание в ее животе и шорох челюстей, когда она пережевывала жвачку, были знакомыми и успокаивали.