Уилбур Смит - Муссон

– Однако я никак не могу взять в толк, какое отношение это имеет ко мне.

– О, позвольте мне объяснить! – Хэл снова спрятал пергамент во внутренний карман плаща. – На моем корабле нет никаких сокровищ. Вы были единственным человеком, который в это поверил. Я рассказал вам эту сказочку, проверяя вашу честность и порядочность. Это была наживка с целью заманить в ловушку пирата, известного как аль-Ауф.

Грей смотрел на него во все глаза, и струи пота потекли по его лбу и щекам.

– Я также назвал вам дату своего отплытия из Занзибара и сообщил маршрут, которым намеревался идти. Аль-Ауф не смог бы подкараулить мой корабль, не знай он всего этого. Но у него имелся отличный шпион. Сведения, полученные им, он мог получить только от одного человека. – Хэл аккуратно прижал острие клинка к груди консула. – От вас, сэр.

– Это неправда! – выпалил Грей. – Я преданный слуга короля, я человек чести!

– А если вам нужны другие доказательства, то один из людей аль-Ауфа назвал мне ваше имя. Вы в сговоре с корсаром. Вы виновны в том, что вступили в сговор с врагами короля и являетесь соучастником их преступлений. И больше тут говорить не о чем. Я приговариваю вас к смерти через повешение.

Хэл повысил голос:

– Эболи!

Эболи тут же возник за его плечом, и его татуированное лицо показалось консулу таким страшным, что он откатился на дальний край кровати и распластался там, как выброшенная на берег медуза.

– Приготовь веревку для казни.

На плече Эболи висела свернутая в бухту веревка. Он подошел к окну, тянувшемуся от пола до потолка, и пинком распахнул резные ставни. Выглянув во двор, где булькал и журчал фонтан, он встряхнул веревку с уже готовой петлей на конце и наполовину спустил ее из окна. Потом привязал другой конец к верхнему косяку и затянул морским узлом.

– Вообще-то, веревка длинновата для такой бочки сала. Ему оторвет голову, как цыпленку, – проворчал Эболи и покачал головой. – Вот грязи-то будет!

– Нам сейчас не до аккуратности, – возразил Хэл. – Накинь на него петлю.

Грей заверещал и забарахтался на кровати:

– Бога ради, Кортни, вы не можете так со мной поступить!

– Думаю, могу. Давайте проверим.

– Я англичанин! Я требую законного следствия и английского суда!

– Вы его уже получили, – напомнил ему Хэл. И повернулся к двери. – Мистер Фишер, – позвал он, – пожалуйста, помогите пленному подготовиться к казни.

– Есть, капитан!

Большой Дэниел ввел своих людей в комнату, и они окружили толстяка на кровати.

– Я больной человек! – заикаясь, бормотал Грей.

– А у нас есть прекрасное лекарство от любой болезни, – спокойно сообщил ему Большой Дэниел.

Он перекатил Грея на живот и небольшим отрезком веревки связал ему руки за спиной. Его люди стащили консула с кровати и поволокли к огромному окну, начинавшемуся от пола, и поставили на самый край. Эболи, уже державший наготове петлю, тут же набросил ее на шею консула.

После этого Грея развернули лицом к Хэлу.

Матросам пришлось поддерживать консула, потому что чудовищно распухшие ноги не выдерживали его веса.

– Вас наверняка порадует известие, что ваш сообщник, Муссалим бин Джангири, известный также как аль-Ауф, ускользнул из западни, которую я для него расставил. – Хэл сел на край кровати. – И исчез в океане. Мы вынуждены предположить, что он скрылся в своей берлоге, чтобы зализать нанесенные ему раны.

– Я ничего об этом не знаю! – Грей повис на руках матросов, трясясь от ужаса всем телом. – Вы должны мне поверить, сэр Генри!

Хэл продолжил, как будто консул ничего и не говорил:

– Моя проблема обостряется тем, что аль-Ауф похитил моего младшего сына. Уверен, вы вполне оцените то, что я готов на любой поступок, лишь бы спасти моего мальчика. И думаю, вам известно, где я могу его найти.

Он протянул руку и приставил острие сабли к горлу Грея.

– Отпустите его, пусть стоит на собственных ногах, – сказал он державшим консула матросам, и те отступили в стороны.

– Умоляю вас, сэр Генри! – Грей покачнулся в открытом окне. – Я старый человек!

– И мерзкий, – согласился Хэл и чуть сильнее прижал саблю к горлу.

Яркая капля крови выступила из-под проколотой кожи и оставила след на кончике толедского клинка.

– Где я могу найти аль-Ауфа? И моего сына?

Из-под халата Грея донеслись булькающие звуки, и жидкие фекалии, темные, как табачная гуща, потекли по покрытым язвами ногам, образовав лужу на полу. Вонь, резкая и тошнотворная, наполнила маленькую жаркую комнату, но выражение лица Хэла не изменилось.

– Где я могу найти моего сына? – повторил он.

– Цветок Моря! – заверещал Грей. – Флор-де-ла-Мар, старый португальский форт на острове! Там база аль-Ауфа!

– Должен указать вам, сэр, что ваша способность сообщить такие сведения подтверждает вашу вину, не оставляя ни тени сомнения.

Хэл медленно усилил давление стали на горло Грея. Грей пытался избежать сабли, выгибая спину, но тут его ноги поскользнулись на его же собственном дерьме, и он повис над краем подоконника. Мгновение-другое он замер в таком положении, а потом с отчаянным воплем вывалился наружу.

Веревка со свистом натянулась, последовал рывок, когда весь вес Грея обрушился на нее.

Хэл повел своих людей обратно на лестницу и во двор.

Здесь он остановился, чтобы оглянуться на покрытое язвами тело, неподвижно повисшее на веревке прямо над бассейном с рыбками.

Из-за подкладки плаща Хэл достал еще один пергамент, подготовленный им ночью, с прикрепленной к нему бечевкой и отдал его Эболи.

– Повесь ему на шею.

Эболи вспрыгнул на парапет фонтана и, потянувшись вверх, набросил бечевку на шею Грея. Пергамент развернулся на груди консула. Официальное сообщение Хэла было написано на двух языках – английском и арабском.

«После проведенного следствия и обнаружения доказательств связи Уильяма Грея с корсаром, известным как аль-Ауф, пиратом, действующим в открытых водах, упомянутый Уильям Грей приговаривается к смерти через повешение. Приговор должным образом приведен в исполнение мной, Генри Кортни, властью, дарованной мне патентом его величества короля Вильгельма».

Том стоял рядом с отцом и вслух читал арабский текст приговора. Дойдя до конца, он сказал:

– Но здесь стоит подпись «эль-Тазар». Это же значит «Барракуда»? Почему?

– Это имя дали мне мусульмане, когда я впервые воевал в этих водах.

Хэл посмотрел на сына. И снова ощутил укол сомнения. Следовало ли столь юному человеку, как Том, становиться свидетелем таких отвратительных событий? Но потом он вспомнил, что Тому уже семнадцать и он уже убил саблей и из пушки далеко не одного человека. Том уже не являлся ребенком, и он был подготовлен и к своему призванию, и к такой вот неприятной работе.