Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Со смехом пришлось согласиться с Даркшевичем, который был старше Ленина более чем на 10 лет, что его идея загрузить всех представителей эксплуататорских классов общественно полезным физическим делом была полнейшим абсурдом (если бы единственным!).

Доктора рекомендовали, во‑первых, переложить работу на замов, которые «пусть держат в курсе общегосударственных дел, но без бумаг, которые проходят через канцелярию». Во-вторых, отказаться от участия в съездах и собраниях. В-третьих, жить вне Москвы. Ленин заговорил о предстоявших важных выступлениях. Даркшевич их допустил в порядке исключения, чтобы не подрывать уверенности в работоспособности. Похоже, Ленин опасался худшего диагноза, а потому после ухода докторов заметно повеселел 2416.

Коллеги Ленину в этот приезд не понравились. 6 марта он писал: «1) Обязать т. Каменева и Сталина исполнять работу Политбюро в течение четырех заседаний в неделю, начиная с понедельника и кончая четвергом, а в четверг вечером уезжать до понедельника утра… Ибо я совершенно уверен, что если не принять таких мер и притом немедленно, то мы работоспособности т. Сталина и Каменева к съезду партии не сохраним». Решение Политбюро на сей счет было принято голосами Ленина и Молотова, Троцкий и Каменев воздержались, а Сталин был против 2417.

Шестого марта Ленин появился на публике после долгого перерыва – на заседании коммунистический фракции всероссийского съезда металлистов. Дурмашкин наблюдал в Октябрьском зале Дома союзов: «Горячо встреченный коммунистической фракцией, Ленин выступил с большой речью о международном и внутреннем положении Советской республики. Говорил он с маленькой сцены – помоста, к которому вплотную почти подходили ряды сидящих, и это, видимо, было ему по душе. У ВИ не было ни конспекта, ни какой-либо записки в руке. Он весь был в движении: то делал несколько шагов в сторону, то останавливался, то откидывался назад, держась пальцами за верхние карманы жилета, то подавался всем корпусом вперед, почти повисая над самым краем сцены, как бы стремясь еще больше приблизиться к аудитории. Главным содержанием доклада Ленина было: наше отношение к Генуэзской конференции» 2418.

– Мы прекрасно понимали и нисколько не скрывали, – объяснял он, – что идем на нее как купцы, потому что нам торговля с капиталистическими странами (пока они еще не совсем развалились) безусловно необходима, и что мы идем туда для того, чтобы наиболее правильно и наиболее выгодно обсудить политически подходящие условия этой торговли, и только. Рассчитываю лично поговорить с Ллойд Джорджем в Генуе на эти темы и сказать ему, что пугать нас пустячками не следует , ибо от этого только потеряют престиж те, кто пугает. Я надеюсь, что этому не помешает моя болезнь, которая несколько месяцев не дает мне возможности непосредственно участвовать в политических делах и вовсе не позволяет мне исполнять советскую должность, на которую я поставлен. Я имею основание рассчитывать, что через несколько недель я смогу вернуться к своей непосредственной работе.

Призвал крепить обороноспособность. И провозгласил бурно поддержанную собравшимися остановку отступления в нэпе:

– Я надеюсь и уверен, что и съезд партии скажет это официально от имени руководящей партии России: наше экономическое отступление мы теперь можем остановить. Достаточно. Дальше назад мы не пойдем , а займемся тем, чтобы правильно развернуть и группировать силы.

Пообещал усиление террора в отношении противников режима:

– Вы вызвали нас на борьбу в самой отчаянной форме в октябре, в ответ на это мы выдвинули террор и тройной террор, а если потребуется, выдвинем и еще, если вы попробуете еще раз.

Обрушился на партийный аппарат, заявив, что « старый Обломов остался и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел …».

И в тот же день Ленин исчез из Москвы, причем еще более засекретив свое место пребывания. Письмо Молотову: «Если я буду Вам нужен, очень прошу, не стесняясь, вызвать. Есть телефон (знают и телефонистки коммутатора III этажа и Фотиева); можно послать бумаги через Фотиеву. Могу вполне и приехать : я езжу охотно, это менее часа». И сообщал Троцкому: «Мы конспирируем от всех (даже от Гетье) мое местопребывание. Я-де в Горках» 2419. На самом деле Ленин уединился в усадьбе Корзинкино, недалеко от села Троицкое-Лыково Московского уезда. Сейчас это Строгино, рядом с Серебряным Бором.

Почему такая секретность? Крупская объясняла: «ГПУ считало, что жить в Горках в то время было опасно, они напали на белогвардейские следы, и потому его устроили в Корзинкине – старом помещичьем доме. Дом был нелепый. Внутри большой темный зал, вышиной в два этажа. Во втором этаже в этот зал выходила открытая галерея, из которой шли двери в комнаты. В комнатах на стенах висели портреты Л. Толстого и была уймища каких-то сонных мух, которых надо было вытравлять. Я тоже на недельку приехала к Ильичу» 2420.

Теперь Ленин не скрывал болезнь даже от людей, весьма далеких от высшего руководства. «Я болен, – писал он Варге 8 марта. – Совершенно не в состоянии взять на себя какую-либо работу». «Я по болезни не работаю и еще довольно долго работать не буду», – Адоратскому 6 апреля. Варге 10 апреля: «К сожалению, я все еще болен и неработоспособен» 2421.

Ленин обещал в первый номер журнала «Под знаменем марксизма» статью на воспитательную тему и решил посвятить ее антирелигиозной пропаганде, а потому, как рассказывала супруга, «мы много разговаривали с Ильичем на антирелигиозные темы. Приближалась весна, набухали почки, мы с Ильичем ходили далеко в лес по насту. Снег размяк, но сверху покрылся ледяной коркой, можно было идти, не проваливаясь. Ильич говорил тогда о Древсе, о Синклере, о том, как вредна поверхностная, наскокистая антирелигиозная пропаганда, всякая вульгаризация» 2422.

Лениным овладели давно его не посещавшие мысли о воинствующем материализме (со времен «Материализма и эмпириокритицизма»), и он сел писать статью, направленную против всей непролетарской философии. Оттолкнулся от мысли соратника Маркса Иосифа Дицгена о том, что «профессора философии в современном обществе представляют из себя в большинстве случаев на деле не что иное, как “дипломированных лакеев поповщины”». А так называемая «современная демократия» «представляет из себя не что иное, как свободу проповедовать то, что буржуазии выгодно проповедовать, а выгодно ей проповедовать самые реакционные идеи, религию, мракобесие, защиту эксплуататоров».

Если на Пасху 1921 года Ленин призывал « избегать, безусловно, всякого оскорбления религии » 2423, то на Пасху 1922 года он добивался изъятия церковных ценностей: в родившейся в Корзинкине статье «О значении воинствующего материализма» объявил борьбу с религией работой всех государственных учреждений. Голод дал Ленину предлог открыть новую страницу во взаимоотношениях церкви и государства: провести конфискацию ценностей во всех церквах, монастырях, архиерейских домах, параллельно используя неизбежный протест верующих для разгрома РПЦ.