Игорь Болгарин - Хмель свободы

Махно повторил.

– А теперь – быстрее, не думая! Поднес к виску и отбросил… как саблю! Еще раз!

Наблюдая за муками Нестора, Левадный не выдержал:

– Ты шо ж, охвицерская твоя рожа, кричишь на Нестора Ивановыча як на якогось ефрейтора?

Семёнов-Турский стушевался.

Но Нестор вдруг зычным голосом скомандовал:

– Отставить, Левадный!.. Ты тоже слухай, потому шо и на тебе форма какая-то… унтера чи того… подхорунжего, сидит як на корове… Пусть учит!

– Ладно, – согласился Левадный. – А я його научу, як на гуляйпольских баб заскакувать!

– Он тебя самого научит! – усмехнулся Лашкевич. – Он уже у третей в приймах… и кажный раз все помоложе да покрасивше…

Реготали хлопцы. Весело начиналось утро. Как будто и не было усадебной Варфоломеевской ночи.

Кровь с сапог и ладоней смыли внизу, в ручье. Где война, там и кровь – это они понимали.

Понимали также, что с этого часа начиналась настоящая война. Не на жизнь, а на смерть.

Уже брызнуло солнце, поднялся жаворонок. Легкое марево стлалось над полями. Воздух над степью, как над жаровней, быстро прогревался. Пахло пылью и подсыхающей травой.

Конные вартовые ехали при оружии, при саблях. На Несторе – погоны значкового. Приклеенные черные усики преобразили его, придали фатовской вид. Кони были почищены, накормлены. Вид у вартовых довольный. Хозяева края, если не считать настоящих хозяев – германцев.

Навстречу им двигалась телега, высокой горкой лежала на ней солома. Двое понурых украинских селян сидели, свесив ноги. Искоса посматривали на вартовых. На телеге в мешке верещал поросенок.

– А ну подождите, хлопцы! – скомандовал Нестор. Подскочил к повозке, осадил коня. Спина прямая, голова откинута, взгляд орлиный, голос зычный, низкий, с модуляциями, иногда восходящими к сопрано и выше.

– Кто такие? Куда направляетесь?

– Так что, пан офицер, везем менять поросят на зерно, – ответил селянин.

– Дурак ты, Грузнов! – своим обычным голосом сказал Махно. – Хоть бы брехать складно научился! «Поросят везем»! В мешке точно поросенок. Один. А под соломой шо?

Один из селян, и верно, был пулеметчик Московского полка Грузнов, его-то Махно и узнал сразу. Второй был Нестору незнаком, мрачный, с прищуренными глазами.

– Нестор Иванович! – радостно воскликнул Грузнов. – А мы глядим – варта! Думаем, как бы ноги подобру унести… Вторые сутки вас ищем. В Терновом были, в Камышанке тоже. С Новохатки еле утекли. Там варты – море. Говорят, этой ночью помещика пожгли. Мы так и подумали: ваша работа!

Вокруг собрались хлопцы. «Вартовые». Курили, смеялись.

– Так шо у тебя под соломой? Он как бугром выпирает! – допытывался Нестор.

– Известно что! Вас же искали! – Грузнов разгреб солому, и из-под нее выглянул спеленатый мешковиной пулемет «Максим». – Почистили, смазали…

– А это кто? – указал Махно на второго селянина.

Незнакомец слез с телеги:

– Фома Кожин, – представился он и, подумав, добавил: – Бывший первый номер пулеметной команды Самурского полка.

– Откуда сам?

– Считайте, шо местный. С Новоспасовки. С-под Бердянска.

– Анархист?

– У нас все село анархическое. Как шо – так за топоры, за вилы. Ну а на войне на пулеметчика выучился.

– Он пулеметчик от бога, – отрекомендовал приятеля Грузнов. – Глаз-ватерпас. Стреляет, как на гармошке играет.

– Сам видел?

– Не. Пока на словах.

– На словах я пальцем в жаворонка попаду, – указал Нестор на трепещущую в небе точку.

– Чувствую. У него талант.

– Проверим. Пулеметчики нам нужны. От только ж формы, хлопцы, для вас пока нету. – Нестор несколько мгновений размышлял. – Ладно! Пулемет обратно под солому. И пока будете ну вроде як наши пленные… Веревка есть?

– Та есть якась…

– Свяжите. Только узлов не делайте, не усердствуйте.

Поехали дальше в поисках боевой работы. Связанные «пленные» полулежали на соломе, визжал на всю степь поросенок. Лошадьми правил Халабудов в форме казака гетманской варты. И вовсе чудно выглядела среди этой кавалькады бричка с Лашкевичем, очки которого отражали все степные краски. Неизменный портфель был рядом, в руке вожжи.

На перекрестке Махно, протерев ладонью потное лицо, скомандовал ему:

– Вот что, «булгахтер»! Дуй додому, до Гуляйполя!

– Та я бы з вамы…

– Твое дело, Тимка, счеты, а наше – пулеметы… Займайся коммерцией, пополняй казну и получше смотри вокруг своими окулярами. Людей собирай. Скоро нам много людей понадобится. Только не всяких, а таких, шо умеют воевать и крови не боятся.

– А як з оружием? Оружия у нас пока мало.

– Оружие будет. Сколько надо, столько и будет… Словом, будешь ты в уезде нашим уполномоченным и нашими очами. Кто, где, что?.. А понадобишься – позову.

Разъехались. Поднималась прибитая утренней влагой пыль.

Как ни бескрайня эта степь, но не пуста она. Ехавшие впереди «варты» передовым дозором брат Нестора Григорий и Марко Левадный стремительно спустились с пригорка. Подскочили к Махно.

– Впереди отряд. Невелычкый, чоловек восемь. З офицером. Похоже, «гетьманци». Только не варта, а, видать, армия. Бо одежа зелена.

– Добро.

Два отряда – махновский и гетманский – сближались. Все медленнее и медленнее, сдерживая коней и пристально приглядываясь друг к другу. Впереди гетманцев красиво, по-гвардейски держался в седле хорунжий, видимо, из кадровых военных. И седло у него было гвардейское, удлиненное, тяжелое. Он напряженно присматривался к «варте», у которой, как ни старались хлопцы, был несколько расхристанный вид, за исключением разве что Семёнова-Турского.

– Кто такие? – спросил он у Махно, хотя по отношению к значковому, старшему по званию, такой вопрос был явным нарушением субординации. Нестор, хоть не до конца разобрался в новых званиях, все же это сразу понял по тому хотя бы, что у командира гетманского отряда на погонах было всего лишь по одному ромбику.

– Сперва представьтесь сами! – потребовал он.

Офицер поморщился, но военная выучка взяла свое. Рука взлетела к козырьку.

– Хорунжий армии гетьмана Скоропадського Зеленцов прыбыл… э-э… прыбув для… э… розшукив цього злочинця Махно! – Он с трудом осиливал «ридну мову».

Махно тоже, как учил Семёнов-Турский, вскинул руку к фуражке:

– Гетьманской державной варты значковый… – Он проглотил фамилию, получилось нечто похожее на неразборчивое «семьсят восемь». – Теж прибув для розшукив цией Махны та его бандитов…

– О, так мы союзныкы! – обрадовался хорунжий. – Это… э-э… це добре!

Юрко Черниговский едва сдерживал улыбку. Между тем «пленные» на всякий случай высвободили руки из пут.

– А вы… это… бачу, двох уже… э-э… затрымалы, – путался хорунжий в дебрях двух родственных языков.