Игорь Болгарин - Хмель свободы

Черныш благодарно усмехнулся. Поддержка была ему нужна. Тем более от деда Правды, авторитет которого, как это всегда водилось у козаков по отношению к старшим и сообразительным, был весьма высок.

– А нас куда? – обиженно спросил смуглый Садираджи. – Мы, новоспасовские, шо, у Бога телятко съели?

– Не бузотерь, Дмитро, – оборвал его Черныш. – У вас тоже хватит роботы. Позднее. Когда боеприпасами разживемся… Пойдете на Бердянск, Мариуполь…

– До моря, додому! Сантуринское пить будем! – обрадовался Садираджи. – А за лишнее слово просю прощению!

Черныш подошел к Нестору. Тихо спросил:

– Кого в заслоне оставим?.. И тоже ж боеприпасы нужны! И хлопцы крепкие.

– Потом скажу, – ответил Махно. – И про боеприпасы, и про крепких хлопцив.

…Плыли над степью легкие облака, предвестники тепла. Снег упрятался в выбалки и в затененные рощицы. На прогретые склоны наступающая весна горстями сыпала первоцветы.

Тачанка с Махно и его адъютантом, с кучером Степаном на передке въехала в знакомую нам еврейскую колонию Ново-Ковно. Тачанку сопровождал эскорт – трое конных.

Мало что изменилось в колонии за последний с лишком год. Разве что победнее стала. Пооблупились саманные домишки, исчезли кричащие вывески шинкарей и торговцев галантереей. Лишь землянки остались неизменными: выступая на аршин из земли и глядя на мир маленькими подслеповатыми оконцами, они были похожи на укрепления, столь уместные в эту неспокойную пору.

Колония словно вымерла, только в стеклах окон мутнели любопытные лица. У одного из саманных домиков Нестор велел остановиться. Подождал.

И точно: вскоре возле тачанки появился старый знакомый Нестора Лейба Шимонский, в длинном лапсердаке, жилетке и ермолке.

– О, сам батька Махно! А я, признаться, ждал! – сказал Лейба, здороваясь. И, видя удивленное лицо Нестора, добавил: – Я подумал: раз этот хлопчик уже стал батькой, значит, скоро приедет и скажет: «Граждане евреи! Что вы можете дать для революции? Можно деньгами! Но только не мелочитесь: нужны большие деньги!»

– Почему большие? – спросил Махно.

– Так вы ж теперь батько. Это все равно что козацкий цар. А вы слышали, чтоб цар брал маленькие деньги?

Махно усмехнулся:

– Поговорить надо, Лейба!

– Вот чего у меня много, так это времени, – прищурил хитрый глаз Лейба. – Времени для разговоров у меня много больше, чем денег. Если бы время можно было продавать, я был бы богаче, чем Ротшильд.

Они отошли в сторонку и беседовали в чахлом садочке, и у них под ногами греблись в весеннем теплом навозе куры.

– Я вам дал по пять десятин земли на душу, а где отдача? – сказал Махно.

– Революция, война! Молодежь у нас и раньше не очень интересовалась землей, а теперь все пошли руководить. Уходят к большевикам и чем-нибудь руководят. Даже плешивый Зяма, который думал, что он портной, когда к брюкам пришивал рукава, теперь в Киеве управляет Киевшвейпромом. Бедный Швейпром, он думает, что все евреи умные, а у нас каждый второй дурак, и мы, старые люди, это знаем, но у нас никто ничего не спрашивает.

– Ну, а отряд самообороны остался?

– Все как было, – с гордостью ответил Лейба. – Разве можно жить без самообороны в наше время?

– А этот, с пулеметом? Твой сын?

– Якоб? Конечно, он у нас. Он мой заместитель по этой… по боевой части. Все мои сыновья состоят в самообороне. И Лейба, и Марк, и Исаак. И дети всех моих соседей…

– А почему так тихо в колонии?

– Потому что я еще не свистел… Но не волнуйтесь, они уже вас видят и готовы сделать этот… – он постучал себя пальцами по лбу, – ферфлюхте геданхтнис!.. Сделать залп!

– Вот шо, Лейба! – сказал Нестор. – К нам на Гуляйпольщину идет атаман Шкуро. Белый генерал… с казаками и чеченами…

– Слыхали про Шкуро, – скривился Лейба. – Это плохо. Это большие грабежи и большое насилие!

– Надо бы поставить заслон возле Гуляйполя. Скорее всего, он сюда не дойдет. Но – на всякий случай. Моя армия будет в тяжелых боях. А Гуляйполе останется открытым.

– Конечно, евреев берегут. Их ставят туда, где врага не будет, – грустно сказал Лейба. – Но я хорошо изучил наши старые мудрые книги, где сказано, что враг всегда появляется там, где его не должно быть. Валтасар не ждет Кира персидского там, куда приходит Кир… Но скажите, Нестор, почему мы должны защищать не Ново-Ковно, а Гуляйполе?

– Потому шо Ново-Ковно за Гуляйполем. И Шкуро прежде придет в Гуляйполе, но потом обязательно пожалует и к вам. Лучше его упредить.

– Разумно, – согласился Лейба. – Бой в колонии – опасно для женщин и детей.

– И вот ще шо. – Махно достал из-за пазухи бумагу, на которой был длинный список имен и фамилий. Многие зачеркнуты. Лишь два имени – Исака Гольцмана и Симона Острянского – не тронул чернильный карандаш. – Эти двое – ваши?

– Да, – прикоснулся корявым пальцем к бумаге Лейба. – Плохие портные. Я бы не посоветовал вам шить у них даже картуз.

– Они предатели. – Нестор передал список. – Они предавали ваших людей.

– Я догадывался, – печально кивнул старик. – А что с вычеркнутыми?

– Мы их расстреляли.

– А почему не расстреляли и этих?

– Те были из Гуляйполя. А эти – из вашей колонии. Вы уж сами их… Нам ни к чему, шоб кто-то сказал, шо мы убиваем евреев.

– Нет… Еврей не может расстреливать еврея.

– Это шо, тоже в ваших мудрых книгах написано?.. Мы своих предателей, значит, можем расстреливать, а вы своих нет? – нахмурился Махно. – А как же тогда революцию делать? С этой вашей добротой?

– Не будем спорить… Если будет бой, я пошлю их туда, куда надо. И пускай Бог разберется, как с ними быть.

– Умные вы люди, – вздохнул Нестор. – Значит, пусть Бог расстреляет?

– Может быть. Он больше про них знает… Вы, козаки, сколько лет на земле?

– Ну, лет четыреста, может, пятьсот, – прикинул Махно.

– А мы – три тысячи, а то и больше. Мы пережили египетский, вавилонский плен, персидское, греческое, римское владычество… Если бы еврей убивал еврея, что было бы с нами?

Нестору осталось только покачать головой.

– Созывайте отряд! – приказал Махно. – Будете теперь называться еврейской ротой. Вольетесь в нашу армию. Но командиром по-прежнему будете вы, Лейба!

– А то кто ж еще! – пожал плечами Шимонский.

Он свистнул, как некогда, в два пальца. И тотчас колония ожила.

К месту сбора побежали молодые люди: кто в традиционной одежде, кто в немецкой форме, кто в старой русской. Оружие стало у них получше, берданки и дробовики сменили «манлихеры» и трехлинейки.

– Только от шо, – предупредил Махно. – С патронами у нас туго.

– Я так и думал, – ответил Лейба. – Раньше на черный день мы копили деньги. Теперь, когда настали сплошь черные дни, копим патроны… Что ж, обойдемся своими припасами.