Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Пожалуй, вы правы, граф, — задумчиво согласился дон Стефан. — Наши флотоводцы и в самом деле оказались заложниками амбиций Вильнева, и им оставалось лишь с честью погибнуть в бою. Что они и сделали.

— Но, тем не менее, признайтесь, граф, все это очень напоминает самоубийство офицера, не сумевшего спасти своих подчиненных, — заметил дон Гаспаро, а затем сразу же сменил тему: — А что, потери нашего флота значительны?

— Ах, Ваше Сиятельство, значительны — не то слово. Испанский флот потерпел сокрушительное поражение. До Кадиса добралось лишь несколько испанских кораблей, да и те изрядно потрепанные.

— Насколько я понимаю, вы, мой друг, также участвовали в этом сражении? — вновь в своей полувопросительной-полуутвердительной манере обратился к дону Стефану де Милано.

— О, да! — Оживился тот. — Я находился на борту «Святой Анны», — при этих словах оба его собеседника многозначительно переглянулись, — одного из немногих судов, вернувшихся в порт. Мы сражались под командованием славного генерала дона Игнасио де Алавы и потеряли девяносто семь матросов и пять офицеров…

— Жаркое же было дело! — с пылом воскликнул дон Гаспаро, что позволял себе крайне редко. — Но что именно произошло при встрече флотов? Не могли бы вы вкратце передать нам суть сражения?

— Охотно, Ваше Сиятельство. Не успели англичане и появиться на горизонте, как все мы были просто шокированы первым же нелепым маневром француза. Вильнев дал команду повернуть корабли фордевинд, что сразу же превратило нас из грозной атакующей силы в беспомощную цепочку. Ох уж это пристрастие к жесткой тактике вести бой в линию. Нельсон наплевал на все правила. Он ударил по нашей цепочке двумя плотными группами. В результате наш флагман с Гравиной оказался в арьергарде. Нельсон не замедлил воспользоваться ошибкой француза и двумя колоннами рассек наш строй на три группы, не имеющие возможности даже помочь друг другу. В то же время на каждый наш корабль смогло обрушиться сразу по пять-шесть английских и громить нас по одиночке и по очереди. Наша «Святая Анна» вступила в бой одной из первых. Чуррука, шедший за нами, успел прикрыть нас сзади от подхода пяти английских судов, однако ему самому уже не удалось вырваться из этого пекла.

— А как же вам удалось вырваться?

— О, это целая история! Генерал Алава был ранен, его помощник, капитан Гардоки, тоже, причем, весьма тяжело. Каким чудом уцелел я, одному Богу известно.

— Бог, как известно, всегда бережет своих людей, — не то насмешливо, не то проникновенно заметил де Милано.

— Спасибо, Ваша Светлость, — с легким поклоном поблагодарил его дон Стефан и продолжил: — В общем, сеньоры, понеся такие тяжелые потери, мы, в конце концов, вынуждены были сдаться в несколько раз превосходящему нас противнику.

— О, граф, так вы остались живы лишь благодаря милости английских матросов? — поразился дон Гаспаро.

— Отчасти да. И все же не совсем так, Ваше Сиятельство, ибо благодаря милости английских матросов я не сидел бы сейчас здесь с вами. Дело заключается в следующем: едва только Гравина понял, что произошло непоправимое, он решил сделать все возможное, лишь бы спасти как можно большую часть своего флота. Сам он к этому времени был уже ранен, а его «Принц Астурийский» после отчаянного сражения с пятью английскими судами при поддержке всего двух своих изрядно поврежден. Увидев, что в сложившейся ситуации всем остается лишь бесславная гибель, он на обломке мачты поднял сигнал отступления. В результате успело уйти еще шесть наших кораблей. Двадцать они взяли в плен.

— А ушло всего шесть?! Поразительно, черт побери! — снова позволил себе маленькую слабость дон Гаспаро, говоривший в этот день гораздо больше своего первого гостя.

— Да, всего шесть из шестнадцати испанских.

— А как же спаслась «Святая Анна»? Она стала седьмой? — заинтересовался дон Гаспаро.

— Куда там?! Ведь дело тем не закончилось, — продолжал дон Стефан. — Гравина, осмотрев выведенные им из боя силы и оценив ситуацию, решил под покровом ночи идти вызволять своих попавших в плен к англичанам товарищей.

— Гравина — молодец, — не удержался и де Милано.

— Вот именно! И только благодаря его мужеству и находчивости я и сижу сейчас здесь с вами. Едва заметив приближение наших кораблей, мы сразу же и неожиданно для противника напали на охранявших нас английских матросов, разоружили их и вновь завладели кораблем. Испанский флаг снова гордо взвился над мачтами, и тут началось сражение еще более отчаянное, чем предыдущее, потому что теперь, как с той, так и с другой стороны, бились раненные матросы и изрядно потрепанные в бою суда. Однако поскольку на этом участке баталии перевес оказался явно на нашей стороне, Гравине удалось отбить «Святую Анну», и нас, увы, на буксире, оттащили в Кадисскую бухту.

— Ваш славный корабль был уже настолько поврежден, что стал неспособен даже самостоятельно передвигаться? — в который раз уточнил дон Гаспаро.

— Совершенно! С разбитым такелажем, израненным и измотанным экипажем, практически уже без боеприпасов… но зато с пленными английскими моряками.

— Да вы настоящие герои, дон Стефан! — на этот раз вполне искренне восхитился де Милано.

— И все же я говорю «увы», сеньоры, поскольку мы были уже совершенно беспомощны, в результате чего не только не помогли больше ничем Гравине, но еще и лишили его одного французского фрегата «Фемида», вынужденного тянуть нас в порт. Сам адмирал на трех оставшихся на ходу кораблях отправился вызволять «Святого Хуана», «Багаму» и «Сан-Ильдефонсо». Но в это время, сеньоры, к нашему несчастью, на море разыгрался шторм, который и довершил трагедию испанского флота. Гравина не догнал уходивших в сомкнутом строю англичан и решил вернуться в порт. Но горести наши на этом не закончились, и его корабли уже у самого побережья буря разбила в щепки.

— В таком случае получается, что от испанского флота фактически вообще ничего не осталось? — Вопрос этот прозвучал почти приговором.

— Увы, это так и есть, сеньоры.

— А как же французы?

— Французы тоже понесли немалые потери. Сам Вильнев бился до конца и был взят в плен. Один только трус адмирал Дюмуартен сразу же увел четыре своих корабля и не участвовал в битве.

— В общем, французы опять изрядно потрудились для славы и процветания нашего замечательного отечества, — едко заметил дон Гаспаро.

— Остается только в который раз произнести незаменимое в таких случаях слово «Увы!» — вздохнул граф де Мурсиа. — И так не кончится до тех пор, пока испанцы будут проводить дни уныло и праздно, предаваясь не делам, а лишь горделивым мыслям… А уж если быть совсем откровенными, сеньоры, то надо говорить и еще жестче: так будет до тех пор, пока у штурвала Испании стоит этот бесхребетный любвеобильный кабан.