Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

Бонапарт, привыкший всегда действовать стремительно, и на этот раз не стал дожидаться дальнейшего усиления противника. Он решил тут же форсировать Дунай и напасть на австрийцев, используя все преимущества своей тактики. С этой целью великий француз выбрал в качестве опорного плацдарма расположенный неподалеку от Вены большой остров Лобау, и семнадцатого мая два передовых корпуса под командованием маршалов Ланна и Массены заняли остров. Устроив там перевалочный лагерь для переправы остальной армии на северный берег, оба маршала в ночь с двадцатого на двадцать первое мая готовились переправиться на левый берег Дуная и занять там австрийские деревни Асперн и Эслинг.

Ночь перед переправой стояла такая волшебная, какая редко бывает даже в щедрой долине Дуная. Ласковый ветерок с холмов, усыпанное крупными звездами небо, речной лепет и пьянящий воздух Винервальде — казалось, сама природа молила людей не нарушать ее божественного великолепия. Ланн, сидя на поваленном дереве у самой воды и глядя в черное зеркало перед собой, с упоением вспоминал последний бал в Лаксенбурге, где блистала красотой юная графиня Лерхенфельд — ведь он, несмотря на свои сорок лет и долгий кровавый опыт, не утратил ни чувства прекрасного, ни способности наслаждаться жизнью.

— И все-таки что-то гнетет меня, дорогой Андрэ, — вдруг грустно вздохнул Ланн, глядя на лениво влекущий мимо свои воды Дунай. — Все кажется, будто что-то я сделал не так. Куда-то не успел или кому-то не пожал вовремя руку.

— Брось, Жан, — кинув камешек в воду и самодовольно наблюдая за расходящимися от него во все стороны кругами, с усмешкой ответил ему одноглазый Массена. — Ты отважный гусар и блестящий маршал, любимец императора…

— Ты думаешь? А вот я порой уже не совсем уверен в этом. Последнее время он начинает избегать меня.

— А ты, Жанно, побольше докучай ему своими наставлениями и упреками…

— Но кто-то же должен говорить императору о его ошибках.

— Перестань, Жан. Кто знает, где ошибки, а где гениальные решения?

— Но разве сердце не подсказывает нам порой?..

— Да что ты, дружище! — вдруг рассмеялся Массена. — Должно быть, легкие ножки графини все так и не дают тебе покоя, раз ты заговорил о сердце?

— Но ведь мы не бессердечные твари, Андрэ.

— Разумеется, и не раз подтверждали это. Только перед боем подобные разговоры ни к чему. Встряхнись, еще немного, начнется дело, и ты вновь забудешь все эти странные мысли.

— Возможно, ты прав. И все же знаешь, Андрэ, никогда еще не было у меня такого отчетливого ощущения непонятного беспокойства.

— Ах, Жанно, послушайся моего совета — встряхнись, право слово. Все будет отлично, как всегда. Завтра он сам поведет нас в бой. И ты прекрасно знаешь, что он никогда не проигрывает битвы.

— Знаю. Но вдруг Бог все-таки есть?

— Что?!

— Малыш вчера издал указ, лишающий Папу римского светской власти. Он бросил вызов… — Массена стал серьезным и молча ждал, что скажет Ланн дальше. И тот сказал. — Я тоже, Андрэ, бросил вызов. Но вызов гораздо более страшный. — Его собеседник с некоторым опасением взглянул на своего друга и соратника, но вновь промолчал, а Ланн, словно через силу, продолжил. — Там, в Сарагосе, эти дьяволы испанцы взбесили меня, и я… Я пошел в их главный городской собор и забрал себе все бриллианты с их святыни. Знаешь, с этой их девы на столбе.

— Ну, и правильно сделал, — облегченно вздохнул его боевой соратник. — Надо было и статую разбить, чтобы эти идиоты, наконец, увидели, чего стоят все их эти, так называемые, святыни… Подумать только, сколько наших полегло из-за их глупого упрямства. То ли дело венцы…

— Сарагосцы потеряли в три раза больше, около пятидесяти трех тысяч.

— Причем, большую часть от моровой язвы, которую заработали опять-таки по собственной глупости.

— Не знаю, кто здесь виноват… Послушай, там был… Впрочем…

— Что же ты замолчал, Жанно? Говори, не бойся — ты ведь знаешь, если что, я никому не скажу.

— Нет, не надо. Ты все равно не поймешь. Все бессмысленно…

— Ну, как хочешь. Только очень прошу тебя — брось все сомнения, брось хотя бы на завтрашний день, и увидишь, все будет, как всегда. Будешь наслаждаться своими бриллиантами и плевать на всяких разукрашенных идолов…

— Да-да. Кажется, завтра день святой Троицы…

Ближе к рассвету, оставив на острове половину своих сил в качестве резерва, Ланн и Массена переправились, благополучно вошли в деревни и приготовились удерживать их в своих руках до самого подхода основных сил. Наполеон, прибыв на Лобау к полудню, приказал приготовиться к переправе основным силам, пока передовые отряды прикрывают их от возможного нападения эрцгерцога Карла.

Австрийский полководец, однако, не спешил. Он спокойно следил, как войска Наполеона отряд за отрядом переходят с южного берега на остров. И только в четыре часа пополудни 21 мая эрцгерцог Карл, разделив свои силы на пять мощных колонн, и оставив значительный резерв, неожиданно ударил по передовым отрядам французского императора.

Три колонны ударили на Асперн, который оборонял Массена, а две на Эсслинг, занятый Ланном. Поначалу оба маршала держались стойко и не отступали ни на шаг. Однако, когда к вечеру австрийцы все же выбили Массену, Ланн по-прежнему продолжал держаться. Покинуть свои посты ни одному из них было невозможно, поскольку ночью на северный берег должны были переправиться основные силы для нанесения окончательного удара. Поэтому Массена, приложив невероятные усилия, ночью вновь вошел в Асперн и закрепился на окраинах. Все шло по плану, все было, как всегда, все предвещало успех, а мужество и стойкость ожидали вознаграждения.

Ничто не вызывало опасений ни на этом, ни на том берегу, ибо, как и предполагалось, авангард сдерживал первый яростный натиск австрийцев, зная, что переправившиеся основные силы французской армии уже завтра ударят по австрийцам и разгромят их окончательно.

Наполеон лично руководил боем, наблюдая за происходящим с острова. Но вот наступило следующее утро, и на северный берег переправился еще один корпус под командованием Бессьера. Теперь на северном берегу сконцентрировалось уже около семидесяти тысяч французов. Бонапарт отдал приказ переправившемуся корпусу нанести сокрушительный удар австрийцам в центре, между двумя упорно удерживаемыми Ланном и Массеной плацдармами. И сел отдохнуть на берегу зеленого благодатного Лобау, ожидая, пока развернется основная драма сражения. И тогда он пошлет, возможно, еще один корпус, который ждет его команды на острове, чтобы довершить окончательный разгром эрцгерцога Карла. Император был уверен в своих доблестных маршалах и потому даже не смотрел в ту сторону, где сейчас гремела битва. Он мирно беседовал с Неем и Дюроком, как вдруг заметил, что с рекой происходит нечто непонятное. Казалось, невидимый великан качает где-то исполинскую помпу, стремительно поднимая изумрудные воды Дуная. Вода прибывала с каждой секундой, сердито захлестывая берега. Наполеон вскочил и непроизвольно сделал несколько шагов назад.