Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Что такое?

— Похоже, наводнение, сир, — растерянно ответил Ней.

— Какое, к черту, наводнение?! Оно же смоет всю мою армию…

— Сюда, сир, сюда, — сообразительный Дюрок потащил императора на ближайший холм, где высилась одинокая сосна.

Волновался уже весь лагерь; пронзительно заржали испуганные кони, послышались крики фейерверкеров, опасавшихся за порох, к одинокому холму со всех сторон бежали адъютанты. Им приходилось бежать уже по воде, и брызги сверкали в лучах весело играющего солнца всеми цветами радуги.

— Немедленно успокойте солдат и выясните, в чем дело, — приказал Наполеон Нею, а сам с помощью Дюрока и его адъютанта принялся карабкаться на сосну. К счастью, примерно на высоте человеческого роста у дерева имелась мощная ветвь, на которую и усадили взбешенного императора.

— Дюрок, мою трубу!

Дюрок, стоявший в воде уже по лодыжки, протянул Наполеону его подзорную трубу, и тот, заметно нервничая, принялся наводить резкость.

Сначала он изумленно следил за тем, как бурные дунайские волны, мгновенно превратившиеся из зеленых в свинцовые, безжалостно срывают и уносят его лодки, мостки и понтоны. Затем в окуляре, то исчезая в волнах, то вновь выскакивая на поверхность, поплыли какие-то странные длинные деревянные решетки, и Наполеон уже решил, что это просто обман уставших за день глаз. Но тут вернулся Ней, с которого ручьями текла вода, и все сразу стало ясно.

— Сир, эти сволочи австрийцы взорвали свои мельницы выше по течению.

— Надеюсь, они не догадались запрудить реку ниже? — спросил посеревший лицом император.

— Кажется, нет, сир.

— Кажется, кажется… — и, продолжая ворчать себе под нос, император снова прильнул к трубе, пытаясь понять, что теперь может твориться ниже по течению. Через пару минут он облегченно вздохнул и сказал: — Похоже, и в самом деле остолопы. Успокойте людей, Ней, вода скоро начнет спадать. Пусть саперы приготовятся к восстановлению переправы. Но что будут делать Ланн и Массена? — пробормотал император и в первый раз за этот день навел, наконец, трубу туда, где уже более полусуток гремел бой.

Даже с такого расстояния там было заметно некоторое смятение.

Еще не зная, что произошло, солдаты вдруг стали жаловаться на нехватку боеприпасов. Генерал Дорсен тут же доложил об этом Ланну.

— Почему перестали подвозить боеприпасы! Quelle diable! [181] Какого черта! ( фр .) — выругался маршал и метнул грозный взгляд на адъютантов.

Но не успели те еще ничего ответить, как на взмыленной лошади к ним подлетел запыхавшийся седой полковник.

— Ваше сиятельство! Смыло все переправы! Мы отрезаны!

— Как?! Проклятье! Семьсот лодок…

— Все семьсот лодок унесло течением, ваше сиятельство… понтон сорван… После того, как переправили корпус Бессьера, собирались пустить подводы, но тут вдруг вода начала прибывать…

— О, небо! — взревел Ланн. — На сколько еще хватит патронов и снарядов?

— Минут на пятнадцать-двадцать боя, ваше сиятельство. Сегодня такая жара…

«Но если мы начнем отходить, австрийцы искрошат нас пушками, — подумал Ланн. — Что же делать? Что же делать?» — стучало у него в мозгу, пока он деловито оглядывался по сторонам и требовал от адъютантов ежесекундного контроля за обстановкой.

— Ваше сиятельство, — наконец, подскочил один из них. — Бессьер атакует по центру!

— Отлично! — сразу же оживился маршал. — Не стрелять! Затаиться и приготовиться к атаке!

Бессьер и в самом деле, быстро оценив ситуацию и поняв, что иного выхода нет, решился, как и было запланировано, комбинированно атаковать австрийцев по центру всеми своими силами. Видимо от отчаяния, французы бросились вперед, словно неукротимые бестии. Вскоре центральные линии австрийцев не выдержали бешеного натиска и стали подаваться в стороны. В Асперне и Эсслинге приготовились к атаке, экономно используя оставшиеся боеприпасы.

— Отлично! Отлично! Молодцы! — ерзал на сосне возбужденный Наполеон. Рядом Дюрок и Ней оживленно переговаривались с адъютантами, и всех уже начинала охватывать привычная эйфория победы. Но вдруг… поведение императора снова переменилось: он подозрительно затих.

Эрцгерцог Карл, поняв, что еще немного и французы опрокинут его армию, выхватил у знаменосца древко и лично бросился в атаку впереди своего стоявшего в резерве Несгибаемого полка. Завязалась упорная борьба за центр. Все снова повисло в неопределенности, и Ланн, чувствуя, что инициатива вот-вот может ускользнуть от них, бросил в атаку остатки своего корпуса. Его примеру вскоре последовал и Массена. И уже в который раз чаша фортуны стала клониться на сторону французов… Но пока они выжидали и, как за последней надеждой, следили за атакой Бессьера, австрийцы, воспользовавшись численным преимуществом, успели обойти Ланна с фланга.

И небо отвернулось от него.

Ланн бросился на прорыв, назад, но через несколько мгновений вдвое превосходящие численностью австрийцы опрокинули Бессьера, и французы вынуждены были отступать всем фронтом.

Вся Вена, высыпав на балконы, в театральные бинокли наблюдала за громыхавшим на другом берегу Дуная побоищем. В Пратере, где в тактических целях Наполеон приказал вырубить все деревья, волновались толпы народа, и местные знатоки, которыми за четыре года войны стало почти все мужское население столицы, обсуждали его ход, видя лишь смену красок на том берегу. Их взорам представлялись множество голубых, красных и желтых пятен, подобно стеклышкам калейдоскопа, мелькавших и разлетавшихся на фоне зеленых лугов среди черных фонтанов земли и белоснежных клубов дыма. Гораздо больше и лучше видел Наполеон, находившийся на Лобау.

Посчитав позицию на сосне весьма удобной, он наблюдал в подзорную трубу, как под убийственным огнем австрийской артиллерии целыми колоннами падают его отходящие солдаты. Он видел, как в предсмертной агонии содрогаются длинные тонкие ноги рыжих лошадей улан и мощные вороные — кирасиров. Видел, как ядрами расшвыривает в разные стороны его прекрасных пехотинцев, превращая их в человеческие лохмотья, в ничто… И ничего не мог сделать для того, чтобы спасти их.

Его доблестные маршалы делали все, что было в их силах, организованно отводя ощетинившихся штыками соладт. Конница Бессьера пыталась не раз атаковать австрийские батареи, но каждый раз разбивалась о вовремя выстроенные пехотой Гогенцоллерна карэ. За последние годы австрийцы уже успели кое-чему научиться.

Вся надежда отрезанных от основных сил французов, к полудню оставшихся вовсе без боеприпасов, с одними саблями и штыками, была теперь на саперов. Но саперы и с той и с другой стороны тоже были бессильны что-либо сделать до тех пор, пока не спадет вода. А вода, казалось, и не собиралась успокаиваться, и только после полудня саперы смогли приступить к восстановлению переправы. Они работали, не обращая внимания на все усиливающийся дождь, но время было неумолимо, а пушки австрийцев и того более. В конце концов, к ночи остатки передовых частей французов переправились обратно на остров Лобау под прикрытие основных сил и убрали вновь наведенные понтоны. Но сколько их не дошло до берега, сколько упало в воду и было унесено бурной дунайской волной? Десять? Пятнадцать? Двадцать тысяч?.. — Более тридцати!..