Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

Он открыл пару бутылок и наполнил кружки:

– Итак, за Гасконь!

– Раз уж нет трактирщицы, – ответил дон Баррехо, осушая одну за другой три или четыре кружки.

Он отер усы, прищелкнул языком, а потом уставился прямо в глаза своему соотечественнику и внезапно спросил:

– У тебя есть пустая большая бочка?

– Да они все пусты, и нет надежды на то, что когда-нибудь наполнятся! – рассмеялся в ответ де Гюсак.

– Нам хватит одной, лишь бы она смогла вместить человека.

– Человека!..

– Мы затолкнем туда маркиза де Монтелимара.

– Разрази вас тысяча дьявольских молний!.. – испугался де Гюсак. – Что вы задумали?

– Хотим похитить человека, которого зовут маркиз де Монтелимар, – ответил спокойным голосом дон Баррехо. – Ты считаешь, что мы не способны выполнить эту задачу? Я и мой друг, сидящий здесь, рядом со мной, делали еще и не то, когда были на службе у господина графа Энрико ди Вентимильи, сына одного из трех знаменитых корсаров.

– Значит, ты вступил в братство флибустьеров?

– Я устал торговать вином и смотреть, как моя драгинасса каждый день покрывается все большим слоем ржавчины, а потому оставил бочки и кружки, решив немного поразмяться. Ты же знаешь, что в наших гасконских телах сидит по тридцать дьяволов.

– В таком случае и я дам пинок своим бочкам, которые все равно пустые, и уйду к флибустьерам.

– Не все выбрасывай: я же сказал, что одна мне нужна.

– Чтобы запихнуть туда маркиза?

– У нас такая привычка: перевозить наших пленников в бочках. Не так ли, Мендоса?

Баск, осушавший уже десятую кружку, утвердительно махнул левой рукой.

– Баррехо, – сказал де Гюсак, открывая оставшиеся бутылки, – я тебе нужен? Ты же знаешь гасконцев? Мы всегда идем до конца или умираем на поле боя. А поле сражения лучше винного погреба. Если захочешь, моя драгинасса будет в твоем распоряжении.

– Пока пусть повисит над камином, а ты оставайся трактирщиком без клиентов, – ответил муж прекрасной кастильянки. – Иногда таверны оказываются полезнее шпаг. Я это знаю по опыту. Давай выпьем, и с этого момента можешь считать себя принятым в Береговое братство флибустьеров Равено и Буттафуоко.

Вечером двое приятелей, вчерне составивших за распитием бутылок план своего дерзкого похищения, подошли к алебардщикам, охранявшим вход в губернаторский дворец, и приказали доложить о себе как о прибывших утром офицерах из Тусиньялы.

Маркиз де Монтелимар, видимо, распорядился относительно гостей, потому что приятелей немедленно провели на верхний этаж, к уже поджидавшему их обоих офицеру, тому самому, который провожал их утром от подъемного моста до площади.

– Это вас я провел утром к маркизу? – спросил офицер.

– Да, дружище, – фамильярно ответил дон Баррехо.

– Его превосходительство ждет вас в кабинете.

– Он один?

– С ним его секретарь. Следуйте за мной, сеньоры.

Они миновали несколько коридоров, скудно освещенных чадящими масляными лампадами, и вошли в большой зал, занятый почти целиком огромным столом, покрытым богатой скатертью зеленого цвета. В дальнем углу комнаты, за освещенным двумя свечами письменным столом, сидели двое: маркиз де Монтелимар и его секретарь, который странным образом был похож на бедного Пфиффера – то ли бледностью кожи, то ли голубоватыми глазами, то ли волосами цвета выгоревшего тростника.

Увидев вошедших, маркиз встал, и в тот же миг сопровождающий гостей офицер поспешно удалился.

– Ну вот наконец и вы, – сказал маркиз. – У вас есть при себе какие-либо документы, подтверждающие, что вы действительно направлены ко мне губернатором Тусиньялы?

Дон Баррехо и Мендоса тревожно переглянулись, но гасконец не задержался с ответом:

– Никаких, ваше превосходительство, потому что мы их уничтожили, когда на нас напали флибустьеры. Как и было приказано. Губернатор не хотел, чтобы стало известно о бунте индейцев, ибо тихоокеанские негодяи могли этим воспользоваться.

– Вы правильно поступили, – сказал маркиз. – Вы, стало быть, утверждаете, что дела в Тусиньяле идут скверно?

– Вся провинция в огне, и мы не раз подвергались опасности задохнуться в дыму горящих плантаций.

– Сколько человек просит губернатор?

– Тысячу, ваше превосходительство.

– Он сошел с ума. В данный момент я не могу отослать из Сеговии столь значительные силы. Что вы на это скажете, дон Перего?

– Вы совершенно правы, – ответил секретарь, не перестававший водить гусиным пером по толстым листам бумаги.

– И потом, эта тысяча солдат, едва выйдет из города, сразу же попадет под обстрел флибустьеров. В итоге у меня окажется меньше сил, но и губернатор Тусиньялы не получит ни одного солдата. Не так ли, дон Перего?

– Вы, как всегда, правы, – ответил секретарь.

– Вы хотя бы иногда отвечали бы по-другому, – рассердился маркиз. – С вашей «всегдашней правотой» я не могу понять, что вы на самом деле думаете.

– Вы совершенно…

– Я понял: в очередной раз совершенно прав. Продолжайте составлять отчет о сражении, который мы передадим двум этим храбрецам.

– Простите, ваше превосходительство, – сказал гасконец. – Почему вы хотите доверить его нам?

– Вы доставите его губернатору Тусиньялы, дабы он лучше понял, почему я никоим образом не могу поддержать его.

– И мы сможем доставить отчет?

– А почему бы нет? Если вы пришли из Тусиньялы, то сможете туда и вернуться.

– А как же флибустьеры?

– Два человека сумеют скрыться от флибустьеров – не то что тысяча.

– Это будет трудная задача, ваше превосходительство.

– Но я вас щедро вознагражу.

– А если нас схватят?

– Один раз вы от них убежали, сможете освободиться и в другой раз.

Внезапно маркиз нервно обошел вокруг стола и остановился перед Мендосой, благоразумно державшимся позади своего товарища. Маркиз испытующе поглядел на баска.

– А вы почему постоянно молчите? – спросил он Мендосу, не отрывая взгляда.

Хотя оба искателя приключений и были отчаянно смелыми, но в этот момент они почувствовали холодок в груди. Правда, гасконец, никогда не терявший хладнокровия, и здесь попытался спасти положение:

– Простите, ваше превосходительство, мой товарищ не может говорить, потому что ему прострелили язык не помню уж в каком сражении в Андалусии. С тех пор он предпочитает молчать, чтобы звуки его голоса не вызывали отвращения.

– Он испанец?

– Да, ваше превосходительство.

Маркиз кивнул и, повнимательнее приглядевшись к бледнеющему на глазах Мендосе, задумчиво произнес:

– Я уже где-то видел это лицо.

– Это невозможно, ваше превосходительство, потому что мой товарищ всего месяц назад прибыл из Европы, – сказал дон Баррехо.