Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

Взятие Гуаякиля

В то время как маркиз вез в Гуаякиль плененных графа ди Вентимилью, баска и фламандца, дон Баррехо во весь опор летел к Панаме, преследуемый полудюжиной испанских кавалеристов.

Гасконец очень быстро догадался, что за ним охотятся, и пустил лошадь через плантации, уповая добраться до другой группы холмов, уходивших на север; там он надеялся найти временное укрытие.

Ему повезло: лошадь его оказалась очень выносливой и вместе с тем очень проворной, так что он рассчитывал очень быстро утомить своих преследователей.

Чудом уклонившись от трех или четырех ружейных выстрелов, он достиг подножия холма с преимуществом в добрых четыре сотни метров.

– Держись, мой воронок! – крикнул гасконец. – Придет время, и мы убьем тех, кто заставил тебя попотеть. Прошу тебя сделать еще одно крайнее усилие и перескочить через этот холм. А потом мы вернемся на дорогу.

Андалусийская лошадь почти поняла его. Она ответила продолжительным ржанием и пылко понеслась вверх, тогда как испанские кавалеристы орали что есть мочи:

– Стой!.. Стой!..

– Сейчас, подождите-ка меня немного, – ответил гасконец, беспрерывно понукавший кобылку. – Надеюсь, заставлю вас побегать, вот только поймать меня вам не удастся.

Андалусийка и в самом деле была превосходным скакуном. Она галопом взлетела на холм, преодолела небольшую ровную полянку и резво поскакала по противоположному склону.

Испанские кавалеристы, не менее великолепные наездники, не остановились перед препятствием и тоже взлетели на вершину холма, не переставая кричать:

– Стой, негодяй!

– Не будь вас шестеро, я бы показал вам, что за негодяи – гасконцы с Бискайского залива, – бормотал дон Баррехо, красный от гнева. – Это оскорбление вам дорого обойдется. Вот подождите, выберемся на равнину – увидите, какой огонь я открою по вам.

Вороная кобылка, уверенно направляемая гасконцем, вскачь летела по склону, тогда как испанцы, достигшие к тому моменту крохотной равнины, готовились пуститься за ней в погоню.

Но внезапно гасконец громко чертыхнулся.

Он заметил длиннющий ров шириной не меньше четырех метров, пересекавший весь склон холма.

– Гром и молния!.. – закричал он. – А прыгнет ли кобылка? К счастью, она еще не очень устала.

Он замедлил скачку, потом, когда они были уже у самой трещины, гасконец подобрал поводья, вытянул ноги и крикнул:

– Хип, воронок!

Лошадь встала на дыбы, громко заржала, а потом оторвалась от земли и прыгнула. О, это был действительно замечательный прыжок, достойный ирландского скакуна.

Они перепрыгнули ров!..

Гасконец приласкал смелое животное, спрыгнул на землю, отвел лошадь за кусты, росшие немного в стороне, поднял аркебузу и вынул из седельной сумки два пистолета.

– Теперь посмотрим! – сказал он.

Шестеро красных от злости кавалеристов стремительно спускались с обнаженными шпагами по склону; они также готовились к прыжку.

Гасконец лег на землю, укрывшись за обломком скалы, и навел аркебузу.

Кавалерист, опередивший товарищей на десяток метров, подлетел к препятствию, вытянул ноги и вскрикнул.

Гасконец открыл огонь с двадцати шагов.

За выстрелом последовали жалобное ржание и мучительное восклицание:

– Черт побери!

Лошадь вместе с всадником полетели в ров, переломив себе шеи.

Гасконец отбросил еще дымившуюся аркебузу, вскочил на ноги, потрясая двумя большими пистолетами.

И тут же пуля просвистела у самого его уха, срезав кусочек мочки. Немного в сторону – и дона Баррехо больше не было бы.

К трещине подскакал второй всадник, готовый преодолеть препятствие.

Гасконец дважды выстрелил – и этот кавалерист свалился в расселину вместе со своей лошадью, разбившись о каменистое дно.

Остальные четверо, испугавшись, развернули своих скакунов и во всю мочь понеслись вверх по склону, уверенные в том, что имели дело с одним из тех грозных флибустьеров, которых все считают непобедимыми, потому что им покровительствует дьявол.

Гасконец подождал, пока они доберутся до вершины холма, потом подошел к своей лошади, запрыгнул в седло и рысцой продолжил путь через плантации, намереваясь позднее выбраться на дорогу, ведущую в Панаму.

– На какое-то время они оставят меня в покое, – размышлял он вслух. – Если же они вознамерятся продолжить преследование, то будет уже слишком поздно. Поехали разыскивать Гронье и Равено. Гуаякиль их притянет, да и речь идет о спасении сына Красного Корсара, значит все флибустьеры возьмутся за оружие. Маркиз де Монтелимар, ты еще не выиграл партию, клянусь смертью дьявола!

Он перевел лошадь на более длинный шаг, перезарядил оружие и закурил сигару, последнюю из тех, что имел. Теперь гасконец был уверен, что более ему никто не помешает на его пути.

Солнце уже садилось, когда он въехал в Панаму, свернув к пасаде прекрасной кастильянки.

Там в этот вечер было людно: по большей части собрались лодочники и грузчики, поскольку харчевня эта считалась второсортной.

Он знаком подозвал хозяйку и уселся в маленькой комнатке, которая оказалась свободной.

Кастильянка, разнеся напитки некоторым постоянным посетителям, подошла к нему с парой бутылок.

– Почему вы здесь, кабальеро? – спросила красавица, не скрывая своего удивления. – Что случилось с вашими товарищами?

– Их схватили, – ответил дон Баррехо, старательно откупоривая бутылку. – Я проскакал галопом шесть лиг и умираю от жажды.

– Схватили! – ужаснулась прекрасная кастильянка. – И графа?

– И его, – ответил гасконец, грозно стукнув по столу кулаком. – Но партия еще не закончена. Мне нужна шлюпка, пусть она стоит хоть пять дублонов.

– Здесь есть владельцы шлюпок, кабальеро.

– Найдите того, кто сможет продать мне шлюпку, только обязательно с парусом, и я его отблагодарю, Панчита. Речь идет о спасении графа.

– Подождите здесь, – ответила хозяйка.

Гасконец принялся за холодное мясо, которое прекрасная кастильянка принесла вместе с бутылками; после каждого выпитого стакана он что-то бормотал себе под нос.

Уже и вторую бутылку прикончил гасконец, когда снова появилась хозяйка.

– Ну? – спросил гасконец, закуривая оставшийся у него кусок сигары.

– Шлюпка ваша, – ответила Панчита. – Один рыбак согласился продать ее вам.

– Где она находится?

– У входа в порт.

– Сколько?

– Пусть вас это не волнует, кабальеро, – ответила Панчита, посмотрев на него смеющимися глазами.

– Вы – превосходная женщина, – сказал гасконец, погладив ее по подбородку. – Если уйду от смерти, то, слово гасконца, вы станете сеньорой де Люсак. Конечно, если примите предложение моей руки.

– А почему бы и нет? – ответила прекрасная вдова. – Чего стоит только эта благородная приставка «де»!