Бернард Корнуэлл - Безумен род людской

— Уходи, — рявкнул он, — просто уходи и никогда не возвращайся! Мужлан! Кусок дерьма!

Он снова меня ударил.

— Уилл! — произнес Джон Хемингс, повысив голос. — Уилл! Прекрати!

Я опоздал в Блэкфрайерс. Рассветное утро было ярким и холодным, Лондон покрылся блестящим на солнце слоем снега в несколько дюймов. Церковные колокола возвестили, что мне нужно поторопиться, чтобы добраться до Блэкфрайерса вовремя, но я не направился к Бишопгейтс, а пошел в «Театр». Башмаки скрипели на снегу. Я прошел по переулку мимо замерзшего лошадиного пруда и свернул во внешний двор «Театра», где увидел распахнутую дверь в артистические. Засов на замке был сломан.

Я проскочил три ступеньки в гримёрку. Через открытую дверь нанесло снег, он лежал прямо на полу. Кажется, ничего не пропало. Плащи, камзолы, костюмы, платья и сорочки плотно висели на своих обычных деревянных вешалках, а огромные сундуки были по-прежнему забиты чулками, ботинками и юбками. Я поднялся по лестнице и распахнул двери балкона, впуская яркий от снега утренний свет.

Большие тамбурины остались на месте, а также подсвечники, арфа без струн, кубки и блюда, и все другие предметы, которые использовались на сцене. На первый взгляд казалось, что ни к чему не притронулись, но потом я заметил дверь, ведущую в кассу — там вываливали на стол коробки, куда собирали пенсы зрителей. Замок на двери был взломан, я увидел отколотую древесину вокруг замочной скважины. Я распахнул дверь. Внутри было темно, но две коробки по-прежнему стояли на столе. Ни в одной из них не было денег, так что украсть монеты не представлялось возможным. Потом я увидел сундук в дальнем углу комнаты. Как и дверь, его тоже взломали, крышка была открыта. Я пересек комнату и с ужасом заглянул в сундук.

Он был пуст.

— Кто там? — отозвался осторожный голос из гримёрки.

— Иеремия? — позвал я. — Это я, Ричард.

Иеремия, охраняющий «Театр» одноглазый солдат, взобрался по лестнице. Он держал в руке пистолет.

— Всего лишь конопляное семя, — произнес он, имея в виду, что оружие заряжено семенами, которые вызывают боль, но не убивают.

Он остановился в дверях и уставился на распахнутую крышку сундука.

— Иисус в Иудее, — ошеломленно выпалил он.

— Тебе понадобится Его помощь, — мрачно сказал я.

Он положил пистолет на стол и осторожно подвинул сундук. Он уставился в него, как будто в надежде, что пропавшее содержимое волшебным образом объявится снова. Потом выругался.

— Воры забрали всё?

— Всё до последнего, — ответил я.

— Все пьесы? — Он всё никак не мог переварить свалившееся на нас несчастье.

— Всё, — подтвердил я, — и пайщики не обрадуются.

Это было мягко сказано. Сундук содержал все наши пьесы, все роли, все рукописи. Я не знал, запер ли брат копию «Сна в летнюю ночь» или свою новую итальянскую пьесу в тяжелый сундук, но все остальное лежало там.

— Тебя здесь не было? — спросил я Иеремию.

— Вчера было слишком холодно, — объяснил он. Он обычно казался грубым и даже угрюмым, но вид взломанного сундука вызвал в нем взрыв гнева. — И шел снег, — продолжил он, — я посчитал, что ни один христианин не высунет носа в эту проклятую метель, и пошёл домой. Дома есть очаг, понимаешь? Здесь нет очага.

Его голос затих. Иеремия понимал, что может лишиться работы.

— Жирный Хэрольд сказал, что это перси, — произнес я.

— Перси! — он выглядел возмущенным. — Для чего этим ублюдкам понадобились пьесы?

— Бог знает.

Он поднял пистолет. Это было германское оружие, порох воспламенялся колесцовым замком, на стволе серебряная чеканка, навершие рукоятки сделано из того же металла. Он принадлежал «Театру» и использовался для создания шума за кулисами во время сцен сражения.

— Если это были перси, — лукаво сказал Иеремия, — я бы не смог их остановить, ведь так?

— Да.

— Чертовы перси могут делать, что им вздумается. Это бы не помогло, правда? — Он поднял пистолет. — Они бы просто меня застрелили!

— Застрелили бы, точно.

— Значит, это не моя вина! — Он посмотрел на меня в ожидании согласия, но я лишь пожал плечами. — Так что нам делать? — спросил он.

— Оставайся здесь, — предложил я. — Мне нужно сходить в Блэкфрайерс и рассказать пайщикам. Они пошлют кого-нибудь отремонтировать двери.

— Скажи им, что это не моя вина. Скажи, что я был здесь, — умолял он. — Скажи, что я не мог их остановить. Ведь это перси!

— Я скажу им, что тебе не удалось остановить перси, — пообещал я.

— Скажи им, что я был здесь, — опять повторил он. — Господи Иисусе и мать Мария, даже Иосиф не смог бы остановить этих мерзавцев. Это не моя вина!

Он еще причитал, когда я поспешил к Бишопсгейт. Из-за посещения театра я опаздывал, а снег на улицах уже превратился в серую слякоть. Я поскользнулся на льду на Уотер-лейн, больно приземлившись на бедро и ободрав правую руку. Я дрожал. Собиравшиеся обычно около больших домов нищие ушли, попрятавшись бог знает где. Темза частично замерзла, серое русло реки бежало между льдинами. Лодочники пересекали русло к лестнице Парижского сада, но несколько лодок ждали клиентов. Стоявшая у ворот конного двора лорда-камергера привычная охрана отсутствовала, но я увидел стражника внутри, откуда он наблюдал за входом во двор из лошадиного стойла.

Я ожидал, что труппа будет репетировать, но все собрались вокруг камина в большом зале. Они громко и возмущенно спорили, перебивая друг друга, но когда я подошёл, немедленно замолчали и уставились на меня. Пять мрачных бородатых лиц, а также мальчики, стоящие в сторонке и выглядящие испуганными. Я слишком замёрз, чтобы почувствовать неприязнь. Я лишь хотел добраться к огню и передать им новости.

— Я только что из «Театра», — сообщил я. — Там вчера побывали перси, и они забрали рукописи всех пьес. Всех! Они...

— Они ничего не забрали! — прервал меня брат.

— Я был там сегодня утром, — настаивал я. — Они побывали там вчера и взломали дверь кассы.

Вот тогда-то он шагнул мне навстречу и ни с того ни с сего дал мне оплеуху. Стоявший с мальчиками Саймон Уиллоби выдохнул. Я видел его лицо. Независимо от того, какое приключение побудило его покинуть особняк пораньше, оно уже закончилось.

— Они ничего не забрали! — повторил мой брат, и снова меня ударил. — А ты...

— Уилл, нет!

Джон Хемингс подошёл, чтобы вмешаться.

— Ты проклятый вор! — брат плюнул мне в лицо. — Убирайся! Просто убирайся и не смей возвращаться! Убирайся! — Он пытался развернуть меня и подтолкнуть к двери, а когда я воспротивился, ударил в третий раз. — Мужлан! Кусок дерьма!

Он снова меня ударил.

— Уилл! — сказал Джон Хемингс, повысив голос. — Уилл! Прекрати!

Брат занёс руку, чтобы снова меня ударить, но я ударил первым, толкнув его в грудь. Не сильно, но достаточно, чтобы отбросить его назад.