Георгий Свиридов - Время возмездия

Рудольф фон Шилленбург, усилием воли сохраняя на потном лице подобие улыбки, петлял по рингу, уходил от русского и торопливо работал обеими руками. Дальняя дистанция — его дистанция! Продержаться так до конца раунда — значит победить!

Валерий, стремясь сократить расстояние между ними, преследовал ускользающего пруссака. Но тот, словно пойманная рыба, одним боковым шагом, резким движением туловища выскальзывал, избегал сближения и снова прятался за частокол прямых ударов. А когда Рокотову все же удавалось сблизиться, Шилленбург не принимал ближнего боя. Он обхватывал русского, прижимался к нему мокрым от пота телом, цепко хватался за руки. Валерий, щекой и шеей чувствуя его тяжелое, горячее дыхание, движением плеч стремился сбросить, освободиться от повисшего на нем немца. И когда ему удавалось оттолкнуть противника, тот, отпрыгивая, успевал наносить один-два быстрых удара.

В зале стоял невообразимый гул. В том месте, где находились западногерманские туристы, вспыхнуло несколько карманных фонарей. В скрещенных лучах стоял полнощекий лысеющий немец с вытаращенными глазами и, яростно размахивая трехцветным флагом, дирижировал хором:

— Рудольф! Хох-хох!

В середине раунда Шилленбург стал нарушать правила: защищаясь, он пропускал перчатку боксера рядом со своим телом и зажимал ее локтем, придерживал, в то же время стараясь нанести как можно больше ударов. Судья на ринге тут же среагировал.

— Стоп! — и, подойдя к Рокотову, поднял его руку: — Предупреждение за удержание!

Валерий от удивления рот открыл. За что? Держал-то совсем не он! Волна негодования прокатилась над дальними рядами зрителей. Раздались свист и топот. Валерий попытался было объяснить, что тут явное недоразумение, но рефери его больше не слушал.

— Бокс!

Пошла последняя минута поединка. Тренер Шилленбурга вытащил из кармана маленькую детскую свистульку и, ко всеобщему удивлению, разразился залихватской трелью. Кое-где в зале раздался смех, который тут же погас. Свист был условным сигналом. Шилленбург преобразился. Он, так старательно избегавший сближения, вдруг ринулся в атаку. Она была похожа на взрыв. Но Рокотов не дрогнул. Он сам жаждал ближнего боя. Тут он чувствовал себя как рыба в воде. Легко ориентируясь в обрушившемся на него водопаде ударов, Валерий работал с вдохновением, четко и красиво защищался — движением тела, подставками, заставляя противника промахиваться или, перемещая вес тела на другую ногу, отклонялся так, что кулак в перчатке не доставал до желаемой цели всего нескольких сантиметров. Это была опасная и рискованная игра на самом высшем уровне мастерства. Он шел, зная, что идет по лезвию ножа, по краю пропасти, где один неверный шаг может привести к поражению. В эти секунды поединка он выкладывал все, что еще оставалось и на что еще был способен.

Когда же наконец прозвучал гонг, которого давно ждали и который тем не менее прозвучал неожиданно, в самый разгар борьбы, противники, расслабившись, повисли друг на друге и несколько секунд стояли, жадно хватая ртом воздух. Ни тот ни другой не решался разжать рук, боясь, что не удержится и свалится от усталости. А со стороны казалось, что они обнимаются под рев беснующейся публики.

Рефери обошел боковых судей, собрал судейские записки. Председатель жюри, поправив очки, долго рассматривал их, чмокал бескровными губами. «Двое против троих… Да-а…»

— Победил Рудольф фон Шилленбург!

Рефери торопливо вскинул руку западногерманского чемпиона. Над плотными рядами прокатился вопль то ли радости, то ли негодования. Топот, свист, крики. Туристы-немцы прорвались к рингу и на руках понесли своего кумира в раздевалку.

Джоан, вернее, Ида Мария Бартон, таково ее настоящее имя, готовилась к банкету. Только что закончились финальные поединки «чемпионата чемпионов». Участникам, судьям и тренерам было шутя объявлено, что им дается ровно «двадцать раундов, чтобы привести себя в порядок». Ида также решила использовать эти раунды. На своей машине она помчалась домой.

— Что же выбрать? — задумчиво произнесла Ида, нажимая кнопку стенного шкафа.

Полированная дверца бесшумно скользнула в сторону, открывая широкий гардероб. Ида прошлась вдоль строя своих нарядов. Она хорошо усвоила, что появление в обществе — это выход на линию огня. В наши дни одежда не только подчеркивает достоинства женщины и скрадывает ее недостатки, но в умелых руках является и мощным наступательным оружием. Модный, элегантный наряд бесшумным залпом убивает соперниц, помогает покорять мужчин…

Телефонный звонок прервал ее раздумья. Слушая далекого собеседника, она недовольно повела плечами, но вслух сказала:

— Да, полковник… Через тридцать минут.

Ида Мария Бартон не была удивлена неожиданным вызовом к шефу. Впрочем, «удивлена» не то слово, ибо с тех пор, как она связала свою судьбу с разведывательным управлением, отвыкла чему-либо удивляться. За четырнадцать лет службы привыкла ко всему: к срочным вызовам, неожиданным командировкам, ко всевозможным резким поворотам в сложной работе разведчицы.

Где бы она ни находилась, Ида Бартон всегда следила за своей внешностью, за лицом и телом, постоянно тренировалась и находилась в хорошей спортивной форме. Она была вынослива и ловка, умела бегать и плавать, знала боевые приемы японской борьбы каратэ и русской системы самозащиты, прилично стреляла, могла скакать на лошади, управлять автомашиной и моторной лодкой. По уровню своей разносторонней подготовленности Ида могла бы соперничать с офицером морской пехоты из экспедиционного корпуса специального назначения.

Наделенная от природы красивым телосложением, Ида сумела довести его до совершенства. Когда она появлялась на золотых пляжах, всюду за ней следовала толпа восторженных поклонников. Эти «идиотики», как она их презрительно именовала, и помогали ей выполнять ее самые авантюрные задания. И в то же время Ида всюду находилась под обстрелом завистливых женских глаз, полных скрытой ненависти, в зрачках которых можно было читать только одну, чисто женскую мысль: «Кто разрешил выставлять напоказ такую красоту?»

Ида жила замкнуто. Ни братья, ни сестры не знали о ее службе. Лишь один отец, которого она любила и которому доверяла, — дряхлеющий полковник колониальных войск Стэнли Бартон — был посвящен в тайну и гордился дочерью.

В последние годы Ида специализировалась по доставке разведывательных материалов из различных стран. Эти трудные и рискованные операции она проводила успешно, с должным профессиональным блеском. Опытная разведчица беспардонно использовала Олимпийскую хартию. С одними делегациями она ездила в качестве переводчицы, с другими — в скромной роли «дочери» или «племянницы» завербованного разведкой тренера или судьи.