Армен Гаспарян - Оттепель. Как это было?

Г. Саралидзе:Да, знаменитое заседание ВАСХНИЛ [3] Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук им. Ленина. в 1948 году, он же с Иосифом Виссарионовичем встречался и ему про это рассказывал.

Д. Куликов:Справедливости ради надо сказать, что, когда Лысенко только появился в 1930-е годы, Вавилов даже говорил, что направление, предложенное товарищем Лысенко по увеличению плодоносности нашей пшеницы, правильное, и он, Вавилов, его поддерживает. С этого все начиналось в 1930-е годы. В итоге ветвистую пшеницу мы не получили, а генетику угробили.

А. Гаспарян:Здесь важный момент прозвучал по поводу того, кто что поощрял. На тот момент даже НКВД еще не было, а было Объединенное государственное политическое управление, ОГПУ. Оно вопросами науки в том виде, в каком это все сейчас понимают, не занималось. Его интересовала криптография, яд, промышленный шпионаж, а вовсе никакая не генетика. И судя по документам, которые давно рассекречены, впервые НКВД вопросом генетики начинает заниматься в 1935–1937 годах… по причине большого количества взаимных доносов – кто кому вредит и чью точку зрения надо принимать. Не надо думать, что в недрах НКВД было какое-то специальное управление, которое занималось сварой между Вавиловым и Лысенко. У НКВД и без того дел было выше крыши, споры ученых их меньше всего интересовали. Есть даже стенограммы некоторых допросов, где следователь спрашивает: вы можете по-человечески объяснить, в чем, собственно, суть ваших противоречий? Потому что человек неподготовленный не понимал этого.

Г. Саралидзе:Здесь-то как раз была допущена ошибка… Ошибка не в том, что кто-то из государственного аппарата не мог разобраться, кто прав – Лысенко или Вавилов, а в том, что стали решать вопросы научного спора методом политических репрессий.

А. Гаспарян:Они не могли по-другому сделать. Это был единый механизм для всего общества. Причем не с 1930-х, а с 1920-х годов. В профсоюзных организациях, ВЛКСМ то же самое происходило. Вот Михаил Андреевич Суслов – очень яркий типаж того времени! До тех пор, пока его точку зрения не принимали, он же не уходил. Это образец для всех был, потому что в советских газетах этот механизм описывался. Спрашивается, а с чего ученые должны иначе поступать? Они что, в другой стране живут? В другом обществе? У них нет местной ячейки парторганизации или месткома своего? Они поступали так, как видели. Какие к ним претензии с этой точки зрения? Никаких. Сейчас академик товарищ Трофим Лысенко – имя нарицательное, это правильно, с одной стороны, а с другой стороны – почему-то все сводят только к одному человеку. Кто во всем виноват? Трофим Лысенко.

Г. Саралидзе:Он возглавлял движение.

А. Гаспарян:Глупый Сталин, вместо того чтоб слушать умных людей, послушал Лысенко.

Г. Саралидзе:Я понимаю, почему так произошло. Потому что все прочли «Белые одежды» Дудинцева. И, собственно, всю историю противостояния в генетике знают по художественной литературе. Но мало кто читал историю…

А. Гаспарян:У нас всю историю ЧК знают по Владимиру Зарубину. Ну это что? Как сняли фильм «Чекисты» – всё, это как бы Библия. Именно так работала ВЧК. Разве будут кого-то интересовать подробности? Зачем? Есть же книга Зарубина, тем более человек сошел с ума после всех этих дел.

Это же система – она действовала во всех сферах, а не только в генетике, кибернетике, литературе. С историей у нас что творилось? Когда Тарле стеснялся свою книжку про Наполеона показывать. Это разве не яркий пример? Он всё про французскую революцию брошюрку студентам своим рекомендовал. Ровно из той же серии. А с философами у нас что было? Это система – надо просто с этим смириться и не искать черных кошек в темной комнате. Не могло быть по-другому, потому что начиная с 1920-х годов многие течения либо априори считались буржуазными, либо в любой момент они могли перекинуться на сторону буржуазии. Ведь того же самого Вавилова призывали разоружиться перед партией. А у него были какие-то прегрешения? Ну вот правда…

Г. Саралидзе:Насколько я знаю, Вавилова не за научные воззрения посадили в 1940 году. Там были чисто хозяйственные претензии. Сейчас бы это назвали растратой, наверное.

А. Гаспарян:Слушай, ну за растрату в то время можно было посадить любого заместителя наркома любой отрасли!

Г. Саралидзе:Согласен, согласен.

И все-таки о разнице между тем, что происходило в генетике и в кибернетике. В 1945 году появилась первая электронная машина американская, ЭНИАК. В СССР это не прошло незамеченным. Вообще, о необходимости и значении вычислительной техники у нас говорили уже в 1940-х годах. Были приняты постановления Совета министров о необходимости развития вычислительной техники. Уже в 1949–1950 годах в СССР появилась малая электронная счетная машина. Вот постановления, которые касались как раз вычислительной техники: «О проектировании и строительстве автоматической быстродействующей цифровой вычислительной машины» – 1950 год. «О мероприятиях, обеспечивающих выполнение работ Академии наук по созданию быстродействующей электронной вычислительной машины» – 1951-й. «О мероприятиях по обеспечению проектирования и строительства быстродействующих математических вычислительных машин» – 1952-й. То есть сказать, что в СССР не понимали необходимости развивать быстродействующую вычислительную технику, – значит сказать неправду. Причем работа достаточно быстрыми темпами шла. Уже в начале 1950-х была создана самая быстродействующая вычислительная машина в Европе. Мы отставали от Соединенных Штатов Америки, но Европу обгоняли, несмотря на то что время сложное было. Война закончилась пять лет назад. Но затем вмешивается идеология. Начиная с 1952 года в различных изданиях публикуются статьи наподобие: «Кибернетика – наука мракобесов», «Кибернетика – американская лженаука», «Кибернетика мозга», «Кибернетика, или Тоска по механическим солдатам» и так далее. Особенно мне понравилось: «Наука современных рабовладельцев». То есть сама теория, подидеологическая что ли, которая закладывалась под кибернетику западными философами в том числе, – не могла не найти отклик в СССР. На это отреагировали тут же. Тогда же заговорили о том, что вычислительные машины заменят человека. Но как такового разгрома не было.

А. Гаспарян:Ну, во-первых, это несколько другая эпоха. Все-таки 1950-е годы, даже конец 1940-х нельзя сравнивать с 1930-ми. Репрессии 1940-х годов – это не то, что творилось в конце 1930-х. Теперь вовсе не обязательно было сразу вести в расстрельный подвал, достаточно газетных публикаций. В качестве простого доказательства давай вспомним «Дело врачей». Их затравили посредством печати, а сама репрессивная процедура началась после того, как пошли письма от советских трудящихся: «Почему вы ничего не делаете с этими убийцами в белых халатах?» В принципе, с кибернетикой все могло бы развиваться ровно по такому же сценарию. Но ограничилось разгромными публикациями. И вот что характерно: прошли годы, «Дело врачей» уже основательно забыто, а история с разгромными публикациями о кибернетике все время на слуху. Ее обсуждают с огромнейшим удовольствием.