Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— Вы только что упомянули о собраниях, в которых вы принимаете участие, — сказал он, — я давно слышал о них и мог игнорировать, но теперь это невозможно, и мне необходимо переговорить с вами. Разумеется, вы никому не передадите моих слов!

Герман невольно покраснел при этом предостережении, в котором заключался косвенный намек на его нескромность.

Бюлов продолжал:

— Освобождение Германии такое великое, святое дело, что, разумеется, в сравнении с ним почетная занимаемая мной должность министра не имеет для меня значения; но я связан присягой и должен соблюдать верность королю, которого признала вся Европа. В противном случае мне ничего не остается, как отказаться от должности. Но пока я не имею никакой основательной причины сделать это, потому что, исполняя свою обязанность, иду к той же цели, забочусь о благосостоянии народа, поддержке наших старых обычаев и языка. Этим путем каждый из нас мог бы принести больше пользы, нежели какими бы то ни было тайными совещаниями. Поэтому беру с вас слово соблюдать осторожность и не портить себе будущности…

В голосе Бюлова было столько сердечного участия, что Герман, глубоко тронутый, с чувством пожал ему руку.

— А теперь, — добавил Бюлов, — скажите мне: могут ли поступать в ваш союз такие члены, которые, не принимая участия в его деятельности, посвящены во все тайны его?

— Да, ваше превосходительство, я сам принят в члены на этих условиях.

Еще попрошу вас ответить мне на один вопрос: считаете ли вы меня человеком, заслуживающим доверия?

— Разве может быть в этом хотя бы малейшее сомнение! — воскликнул Герман.

— Прекрасно. В таком случае познакомьте меня в общих чертах с характером вашего предприятия. Какое отношение имеет Гессенский союз к курфюрсту и Тугендбунду? К чему вы стремитесь?

— Что касается конечной цели союза, то нет еще ничего определенного, — сказал Герман. — Пока хотят только вернуть курфюрста и восстановить прежний порядок, хотя в этом, конечно, немалую роль играет ненависть к королю и его приближенным. Весьма немногие понимают значение Тугендбунда, который наряду с восстановлением Пруссии поставил себе задачей коренное преобразование всего общественного строя Германии. Наиболее разумные члены союза пришли к соглашению относительно необходимости восстания и изгнания французов. При этом они сознают, что восстание должно быть общее, иначе Наполеону будет слишком легко справиться с Германией…

По словам Германа, руководителями Гессенского союза были несколько человек, в том числе два бывших министра курфюрста и некоторые из членов военного совета. Переписка с курфюрстом шла через Готу при посредстве кассельского банкира Бюдинга. Что касается деятельности Тугендбунда, то Герману было только известно, что Шарнгорст и Гнейзенау принимали в нем тайное участие и что переговоры с Гессеном велись через капитана фон Люцова. Кроме того, с этой целью приехал на днях майор Шепелер и будет жить в Касселе, а барону Рефельду придется чаще прежнего переезжать с места на место для исполнения разных поручений. В гонцах и тайных агентах не было недостатка, и за ними особенно наблюдала полиция. Недавно она выследила одного из них, по имени Феэрштейн, на которого ей указала берлинская полиция, но тот успел вовремя переодеться, сбрить бороду и ускользнуть из ее рук.

Момент восстания зависел от обстоятельств. Известно было, что Наполеон собирался послать свои лучшие силы в Испанию, если, бы Австрия воспользовалась этим, чтобы напасть на французов, то это послужило бы сигналом к восстанию, которое началось бы в Северной Германии и сразу охватило бы всю страну.

— Чтобы обеспечить успех, — продолжал Герман, — необходимо заранее все подготовить и распределить силы, хотя, разумеется, теоретические соображения не всегда оказываются верными в подобных делах. Весьма возможно, что восстание вспыхнет раньше, нежели мы предполагаем, или заговор будет открыт вследствие какой-нибудь случайности…

Бюлов внимательно выслушал своего молодого соотечественника и после минутного раздумья сказал:

— Разумеется, в подобных предприятиях нужно всегда принимать в расчет непредвиденное. При этом каждый должен строго следить за собой, потому что любовь к родине прежде всего требует осмотрительности. Судьба народа не в наших руках, и никто не может предугадать будущего. Дипломаты являются подчас наихудшими советниками, потому что они, подобно всем людям, облеченным властью, склонны верить, что от них зависит ход исторических событий и считают себя «faiseurs» того, что происходит при их участии. Между тем сознание, что есть высшая, вечная власть над нами, дает мужество в борьбе и смирение в победе…

Бюлов замолчал и занялся бумагами, лежавшими на его столе. Герман, считая разговор оконченным, удалился в свою комнату.

Эрфуртские события продолжали занимать кассельское общество; поэтому литературный «Casino» в Konigstrasse более, чем когда-либо, был переполнен посетителями. Всякий, кто имел какое-нибудь известие из Эрфурта, спешил туда в надежде произвести эффект и найти внимательных слушателей.

Самые новые и верные известия сообщал секретарь французского посольства, который получал их от барона Рейнгарда, бывшего очевидцем торжественной встречи, устроенной Наполеону при въезде в Эрфрут 27 сентября.

Дня через два после этого события Герман зашел в «Casino», при котором была читальная зала, и, взяв со стола «Journal de I'Empire», погрузился в чтение статьи, где автор иронически относился к военным приготовлениям Австрии и в числе других известий сообщал, что в различных немецких провинциях собираются школьники, составляют полки, проводят маневры и прочее. Тон статьи был самый оскорбительный, и глубоко возмутил Германа.

В это время к нему подошел барон Рефельд, также прочел статью и сказал с усмешкой:

— Вы напрасно огорчаетесь, друг мой! Когда остроумие изменяет французу, и он начинает говорить пошлости, то это верный признак, что он старается скрыть свою досаду… А вот и месье Лефевр!..

Секретарь французского посольства вошел с письмом в руке и тотчас же все бывшие в зале столпились около него. В письме было описано первое свидание двух императоров. Наполеон выехал навстречу за милю от города и сошел с лошади, Александр I вышел из экипажа — и они заключили друг друга в объятия. После этого оба императора сели на лошадей и совершился их торжественный въезд в город, среди грохота пушек, звона колоколов и восторженных криков жителей. На Александре I был орден Почетного легиона, на французском императоре орден Александра Невского.

На следующий день Наполеон принимал у себя разных владетельных особ, которые явились к нему целой толпой.