Бернард Корнуэлл - Ружья стрелка Шарпа. Война стрелка Шарпа [сборник]

— Я поговорю с моим портным, — сказал Шарп и, не дав подполковнику возможности отреагировать на колкость, задал серьезный вопрос: — По-вашему, сэр, будет мир?

Кристофер уверенно кивнул:

— Среди французов немало тех, кто полагает, что Бонапарт отхватил чересчур большой кусок и Испания определенно аукнется ему несварением.

— А Португалия?

— В Португалии полный хаос, но Франция не удержит Португалию, если не удержит Испанию. — Он повернулся — Луиш выводил со двора запряженную двуколку. — Думаю, запахло радикальными переменами. И вы, Шарп, не должны вмешиваться в развитие событий. Сидите тихо и не высовывайтесь. Выждите неделю, и я дам знать, когда вам можно будет двигаться на юг. Если все сложится удачно, к июню будете дома.

— Вы имеете в виду, в армии?

— Я имею в виду, в Англии. Настоящий эль, соломенные крыши, крикет, церковные колокола, упитанные овцы, толстяки-священники, сговорчивые женщины, добрый бифштекс — это Англия. Есть о чем помечтать, а, лейтенант?

— Да, сэр, — сказал Шарп, думая о том, почему недоверие к подполковнику особенно усиливается, когда тот пытается быть любезным.

— В любом случае уходить сейчас бессмысленно, — продолжал Кристофер. — Французы сожгли все лодки на Дору, так что вам лучше потерпеть неделю-другую и не напрашиваться на неприятности, а потом я приеду сам или пришлю новый приказ. — Он выплеснул на землю остатки кофе и протянул руку. — Кстати, трубу я оставил на столе. У вас ведь есть ключ от дома? Вы уж не давайте вашим парням шалить, ладно? Ну, всего хорошего.

— И вам тоже, сэр.

Пожав протянутую руку, Шарп незаметно вытер ее о французские бриджи. Луиш запер двери. Кейт застенчиво улыбнулась, и подполковник взял поводья. Двуколка выкатилась на дорогу. Луиш последовал за ней, держа на поводу лошадей.

К Шарпу подошел Харпер:

— Ну что, сэр? Приказано оставаться здесь до заключения мира?

— Так он сказал.

— А вы что думаете?

Шарп посмотрел на восток, в сторону Испании. Небо там было белым, но не от облаков, а от выбелившего его зноя. И оттуда же доносилось неравномерное, глухое, едва слышное и напоминающее сбивчивое биение сердца громыхание. Там били пушки. И это доказывало, что французы и португальцы все еще дерутся за мост под Амаранте.

— Что-то миром здесь не пахнет.

— Люди тут французов не жалуют. Да и доны тоже.

— Это еще ничего не значит, Пэт. Такие вопросы решают политики.

— Эти слизняки на все пойдут, чтобы набить себе карманы, — согласился Харпер.

— А вот капитан Хоган ни о каком мире не говорил.

— Уж он-то знал бы.

— Но у нас приказ, Пэт. Непосредственно от генерала Крэдока.

Сержант скорчил гримасу:

— Да уж, сэр, приказ не объедешь.

— Генерал требует, чтобы мы остались. Зачем, не пойму. Что-то тут нечисто, Пэт. Не представляю, что мы будем делать, если наступит мир.

Шарп пожал плечами и пошел в дом за подзорной трубой. Но трубы не было. На столике в холле лежал только серебряный держатель для писем.

Трубу украли. И украл ее подполковник Кристофер. Ублюдок, выругался про себя Шарп. Чертов ублюдок. Чтоб ему провалиться.

— Мне это название никогда не нравилось, — сказал подполковник Кристофер. — Ну разве этот дом можно назвать красивым?

— Так решил отец, — возразила Кейт. — Это из «Путешествия пилигрима».

— Прескучнейшее чтиво, дорогая. Прескучнейшее.

По возвращении в Порто подполковник первым делом открыл полузабытые подвалы «Прекрасного чертога», где обнаружил пыльные бутылки старого портвейна и vinho verde , белого вина с золотистым оттенком. Отведав последнего, он прогулялся по саду. Цветы радовали весенними красками, трава недавно скошена, и впечатление от чудесного дня портил только запах гари. После падения города прошло несколько недель, но от руин в нижней части города еще тянуло дымком, и там вонь ощущалась сильнее, потому что под пеплом до сих пор лежали разлагающиеся тела. Говорили, что каждый прилив выносит на берег утонувших.

Подполковник сидел под кипарисом и смотрел на Кейт. Красива. Невероятно красива. Утром он вызвал французского портного, личного портного самого маршала Сульта, и, не обращая внимания на смущенные протесты супруги, распорядился снять с нее мерки для пошива французской гусарской формы.

— Зачем мне такая вещь? — спрашивала она.

Кристофер не мог сказать, что идея родилась после того, как он увидел одну француженку в такой же форме — тесных лосинах и коротеньком, открывающем кругленькие ягодицы мундире. У Кейт ножки были еще длиннее, а фигурка соблазнительнее, и подполковник, чувствовавший себя богачом с деньгами, выделенными из фондов генерала Крэдока «для организации мятежа» Аржентона, уплатил портному неслыханный гонорар за скорую работу.

— Зачем тебе форма? — повторил он. — Ну, во-первых, в бриджах удобнее ездить верхом. Во-вторых, форма идет тебе и убедит наших французских друзей, что ты не враг. И наконец, ты будешь носить ее, потому что мне так нравится. — Разумеется, последний аргумент оказался самым весомым. — Тебе действительно нравится это название, «Прекрасный чертог»?

— Я привыкла к нему.

— Привыкла? Но не привязалась, да? То есть с твоей верой это никак не связано?

— С верой? — Кейт озадаченно нахмурилась. — Я считаю себя христианкой.

— Протестантской христианкой, — поправил ее муж. — Я тоже протестантский христианин. Но не кажется ли тебе, что в католическом обществе это название звучит несколько вызывающе?

— Не думаю, что кто-то здесь читал Баньяна, — с неожиданной колкостью возразила Кейт.

— Прочтут. А когда прочтут, поймут, что их оскорбляют. — Он улыбнулся. — Не забывай, я дипломат. Моя работа — упреждать неприятности.

— Ты здесь этим занимаешься?

Кейт посмотрела на город, в котором разграбленными домами и озлобленными людьми управляли французы.

— Ох, Кейт, — печально сказал Кристофер, — ситуация изменилась к лучшему!

— К лучшему?

Кристофер поднялся и прошелся взад-вперед по лужайке. Объясняя, что мир вокруг быстро меняется, он все больше и больше оживлялся.

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — процитировал Кристофер, и Кейт, слышавшая сие изречение уже не раз за время своего короткого пребывания в замужестве, не без труда подавила раздражение. — Короли, дорогая, лишаются трона, и целые страны теперь управляются без оных. Прежде о таком невозможно было и помыслить! Что считалось раньше открытым вызовом Божественному замыслу ныне рассматривается как новое откровение. В мире воцаряется новое устройство. Что видят здесь простые люди? Войну! Обыкновенную войну! Но между кем и кем? Между Францией и Португалией? Между Францией и Британией? Нет! Война идет между старым и новым. Суевериям брошен вызов. Я не собираюсь защищать Бонапарта. Упаси господь! Он — мошенник, авантюрист, но также и инструмент. Он выжигает все плохое в старых режимах и очищает место для прихода новых идей. Идей разума! Именно разум вдохнет жизнь в новые режимы. Разум, Кейт!