Бернард Корнуэлл - Ружья стрелка Шарпа. Война стрелка Шарпа [сборник]

Пока французский арьергард ждал, авангард готовился атаковать Сальтадор. Два пехотных батальона выдвинулись на передовые позиции к мосту, но все понимали, что их перемелют в фарш, если не убрать баррикаду на другом берегу. Баррикада высотой в четыре фута и такой же ширины представляла собой две дюжины колючих кустов, связанных вместе и придавленных бревнами. Преграда, что и говорить, внушительная, и меры требовались отчаянные. Возглавить роту отчаянных, которой предстояло уничтожить баррикаду и умереть под огнем ее защитников, согласился майор Дюлон из 31-го полка, человек, на груди которого красовалась медаль ордена Почетного легиона. На этот раз на его стороне не было таких союзников, как темнота и внезапность, но суровое лицо оставалось спокойным, пока майор натягивал перчатки и обматывал вокруг запястья шнур, чтобы не потерять в пылу драки саблю. Командовавший авангардом генерал Луасон приказал собрать у моста все имеющиеся силы, чтобы подавить противника огнем и обеспечить Дюлону надежное прикрытие. Майор поднял саблю и, когда в треске мушкетов, карабинов и пистолетов растворились все прочие звуки, рубанул воздух — вперед!

Стрелковая рота его собственного полка бросилась на мост. Ширина моста — три человека. Дюлон был в первой шеренге. Ополченцы закричали и ударили из-за насыпей. Пуля попала в грудь, и майор услышал, как она ударилась о медаль. Отчетливо хрустнуло ребро. Он понял, что свинцовый шарик пронзил легкое, однако не ощутил боли и даже попытался крикнуть, но сил не хватило. Пальцы вцепились в колючки баррикады… А по мосту уже бежали другие. Кто-то поскользнулся, вскрикнул и полетел вниз, в бушующие воды Мисареллы. Пули били в людей, воздух наполнился дымом, треском и свистом, и тут Дюлон оторвал целую секцию баррикады, и в заграждении появилась брешь — узкая, но достаточно широкая для одного, для того, за кем могла пройти вся армия. Подняв саблю, шатаясь и сплевывая кровь, он ввалился в этот пролом. За спиной у него шел в атаку с примкнутыми штыками батальон поддержки. Солдаты Дюлона громили остатки баррикады, мертвых вольтижеров без лишних церемоний спихивали в реку, и вот уже весь Сальтадор накрыла темная людская волна. Ополченцы, не успев перезарядить мушкеты и ружья после первого залпа, бросились бежать. Сотни людей покатились на запад, спасаясь от штыков. Дюлон прислонился к земляной насыпи. Пальцы разжались, и сабля повисла на шнуре. Смешанная с кровью струйка слюны сбежала по подбородку и повисла. Он закрыл глаза и попытался помолиться.

— Носилки! — крикнул сержант. — Сделайте носилки! Лекаря сюда!

Два французских батальона отогнали ordenança от моста. Несколько португальцев остались на высоком утесе слева от переправы, но они были слишком далеко и не представляли никакой опасности, а потому их оставили в покое — пусть смотрят.

Майор Дюлон разжал челюсти последней западни. Дорога на север была открыта.

Отряд был еще на южной стороне Мисареллы, когда Шарп услышал отчаянную пальбу и понял, что французы пошли на приступ. Хотелось бы верить, что ополченцы отобьют штурм, однако он знал — им не устоять. Любители не остановят профессионалов, и, даже если все ополченцы погибнут, французы перейдут через мост, а потом за первыми последует и вся армия.

Времени оставалось все меньше, а ему еще надо перебраться на другой берег и пройти больше мили вверх по течению, чтобы подняться потом по крутому и скользкому после дождя склону на выбранную позицию. Мула пришлось оставить, потому что даже Джавали не знал, как справиться с упрямой скотиной в быстром потоке и на отвесной скале. С винтовок и мушкетов сняли ремни, из которых сделали одну длинную веревку. Джавали, презрев такие предосторожности, спустился в воду в одиночку и после недолгой борьбы с течением выбрался на противоположный берег. Шарп рисковать не хотел, а потому действовал не так быстро. К реке сползали, держась за веревку, потом переправили оружие. Сама река была довольно узкой, шагов пятнадцать, но глубокой и быстрой, а дно каменистым и скользким. Танг поскользнулся и упал, и его отнесло на несколько ярдов вниз.

— Виноват, сэр, — пробормотал он, поднимаясь и стуча зубами от холода.

Переправа и подъем заняли минут сорок, и когда Шарп наконец встал на утесе, то увидел далеко на севере затянутые дымкой облаков холмы Испании.

Едва повернули к мосту, как снова пошел дождь. Темные тучи ходили вокруг все утро, и теперь одна повисла прямо над ними. Загрохотал гром. Южнее, далеко впереди, солнце осветило лысые вершины холмов, но небо над Шарпом только темнело, а лило так, словно они попали под водопад. Отсыреет ли порох? Шарп в этом почти не сомневался, однако делиться опасениями не стал. Все промокли до нитки, и настроение упало. Французы вырвались из ловушки, Уэлсли опаздывал, а Кристофер, возможно, уже перешел мост.

Слева заросшая травой дорога вилась между последними португальскими холмами. По ней медленно брели драгуны и пехота. Утес был рядом, и Джавали предупредил укрывшихся на нем португальцев о приближении друзей. Ополченцы, чьи мушкеты оказались бесполезны в такую погоду, отводили душу, швыряя вниз камни, но французы не обращали на них внимания.

Командир ополченцев подошел к нему с какими-то словами, Шарп лишь покачал головой и опустился на самом краю обрыва. Дождь поливал камни, стучал по киверу. За раскатом грома последовало странное эхо, и Шарп, прислушавшись, понял, что это артиллерия. Значит, сэр Уэлсли догнал-таки французов и вступил в бой с арьергардом где-то у Понте-Нова. Но это слишком далеко, а здесь неприятель вырвался из западни и уходил.

Рядом, пыхтя от усталости, свалился Хоган. До моста было так близко, что Шарп видел усы на лице пехотинца и узор на юбке женщины, шедшей рядом с ним с мушкетом на плече и ребенком на руках. Сзади, привязанная веревкой к поясу, плелась собачонка. Следом ехал офицер на хромом коне.

— Уж не пушки ли я слышу? — спросил капитан.

— Они, сэр.

— Похоже на трехфунтовики. Нам бы здесь парочка не помешала, а?

Не помешала бы. Но у них не было ничего. Только они сами и отступающая армия внизу.

У Понте-Нова британские пушкари устанавливали два своих легких орудия на возвышенности, с которой открывался вид на французский арьергард. Дождя здесь не было, мушкеты стреляли, и гвардейцы, перезарядив оружие, пристегивали штыки и строились для наступления колонной поротно.

Пушки дали залп, и маленькие, чуть больше апельсина, ядра ударили по плотно сомкнутому строю. Музыканты заиграли «Правь, Британия», флаги развернулись на ветру, пушки ударили снова, брызнула кровь, и по французским шеренгам словно полоснули два невидимых гигантских ножа. Две легкие гвардейские роты и стрелковая рота 60-го двинулись на левый фланг неприятеля. Затрещали винтовки и мушкеты, выбивая из строя сержантов и офицеров. Стрелки прославленного 4-го полка, оставленного Сультом для защиты тыла, выбежали вперед, чтобы отодвинуть британцев, но их встретил прицельный огонь из винтовок, ответить на который с такой же эффективностью мушкеты не могли. Первый опыт знакомства с бейкеровскими штуцерами произвел на вольтижеров такое сильное впечатление, что они откатились.