Бернард Корнуэлл - Ружья стрелка Шарпа. Война стрелка Шарпа [сборник]

— Вперед, Кэмпбелл, вперед! — нетерпеливо повторил сэр Артур, обращаясь к командиру бригады, и два первых батальона, Колдстримского и 3-го гвардейской пехоты, двинулись к мосту.

Меховые кивера добавляли им роста, барабанщики старались вовсю. Затрещали мушкеты, и две пушки снова подпрыгнули, прокладывая в длинных французских шеренгах кровавые борозды.

— Прорвутся, — заметил подполковник Уотерс, выполнявший в этот день роль проводника при сэре Артуре. Глядя в подзорную трубу, он видел, как дрогнул строй, как мечутся за шеренгами сержанты, заталкивая солдат в бреши. — Прорвутся, сэр.

— Будем надеяться.

Больше всего сэра Артура интересовало, что происходит впереди, удалось ли блокировать последний отходной маршрут. Да, победа близка, но будет ли она полной?

Два гвардейских батальона шли на врага, выставив сияющие на солнце штыки, под развевающимися знаменами. Пушки били снова и снова, и там, где ядра находили цель в растянувшихся французских шеренгах, расцветали кровавые цветы.

Артур Уэлсли перевел взгляд на далекие холмы, над которыми нависла черная грозовая туча.

— Господи, только бы им не дали уйти.

— Аминь, — добавил подполковник Уотерс.

Французы шли через мост над Мисареллой, и казалось, им не будет конца. Шарп смотрел на них с утеса и видел усталых, изнуренных, угрюмых людей. Еще совсем недавно, в апреле, они считали себя победителями, завоевателями Северной Португалии и готовились к маршу на юг, чтобы пройти парадным строем по солнечным улицам Лиссабона. К северу от Дору они делали все, что хотели: грабили дома и церкви, насиловали женщин, убивали мужчин и вели себя как петухи в курятнике, однако теперь с них сбили спесь, им дали под зад, и буханье двух пушек вдалеке говорило, что испытание еще не закончилось. Поднимая глаза, французы видели на скалистых вершинах молчаливых, озлобленных людей, которые внимательно следили за ними, готовые наброситься на любого, кто отстанет, отобьется от своих, заплутает. И тогда сверкнут хищно ножи и запылают костры, а что будет дальше, об этом знал каждый француз — по рассказам о найденных в горах жутко обезображенных телах.

Шарп смотрел на мост. Распоряжавшиеся на переправе офицеры то и дело останавливали движение, чтобы перевести по узкому пролету беспокойную лошадь. Всаднику приказывали спешиться, а два гусара завязывали животному глаза и вели его на поводу. Дождь сначала ослабел, потом снова усилился. Из-за ливня и сплошных туч темнеть начало рано. Какой-то генерал в потяжелевшей от дождя форме перевел коня, но никак не мог подняться в седло, и португальцы наверху свистели и бросали в него камни, которые, не долетев, безобидно скатывались по склону.

Капитан Хоган наблюдал за французами через подзорную трубу, стекло которой приходилось то и дело протирать.

— Ну где же вы, мистер Кристофер?

— Может, этот гад прополз раньше всех, — отозвался равнодушно Харпер. — Я бы, сэр, на его месте так и сделал. Ему ж надо убраться побыстрей.

— Может быть, — согласился Шарп. — Может быть.

Скорее всего, сержант прав, и предатель сейчас в Испании с французским авангардом. И все же…

— Подождем, пока совсем не стемнеет, — сказал Хоган и огорченно вздохнул.

Примерно в миле от них, там, где дорога подходила к Сальтадору, все еще толпились тысячи людей. Появление на мосту носилок с ранеными португальцы на утесе встретили радостными криками. Еще один раненый проковылял, опираясь на самодельный костыль. Лицо несчастного кривилось от боли, но он терпел, понимая, что если отстанет, то попадет в руки партизан. На середине пролета деревяшка подломилась, и француз упал под бурный восторг ополченцев. Какой-то пехотинец вскинул мушкет и спустил курок — искра попала на сырой порох, и выстрела не получилось, что вызвало новый взрыв насмешек.

И тут Шарп увидел его. Кристофера. Точнее, сначала он увидел и узнал Кейт — бледный овал лица и черные волосы. Даже в этом диком ужасе наступающих сумерек она оставалась невыразимо красивой. Только почему на ней французская форма? Ответ пришел, когда он заметил рядом с ней Кристофера и Уильямсона. Кристофер, одетый в штатское, отчаянно пытался пробиться сквозь толпу, но никто не спешил ему уступать. Шарп выхватил у Хогана трубу, протер рукавом линзу и навел на цель. Подполковник заметно изменился, как будто постарел вдруг на несколько лет, и лицо у него было серое. Потом Шарп увидел хмурую физиономию Уильямсона. Увидел и стиснул зубы от злости.

— Что там? — спросил Хоган.

— Это он. — Шарп вынул винтовку из кожаного мешка и опустился на мокрую землю.

— Точно, сэр, он.

Теперь Кристофера заметил и Харпер.

— Где?

— Двадцать ярдов от моста, сэр. Возле лошади. И миссис Кейт там. Она верхом. Господи! — Сержант увидел Уильямсона. — Уж не…

— Да, — коротко бросил Шарп, не зная, в кого стрелять раньше, в предателя или дезертира.

— Приятная девушка, — прокомментировал капитан, глядя в подзорную трубу.

— Да уж, сэр. Такую увидишь, и сердечко-то затрепещет.

Шарп снял промасленную тряпку, которой оборачивал замок, взвел курок и прицелился в Кристофера, и тут небо содрогнулось от удара грома и, словно испугавшись, выплеснуло на землю громадный ушат воды. Шарп выругался. Из-за ливня он даже не видел того, кого собрался убить. Черную тучу пронзила стрела молнии. Черт! Потоп. Настоящий потоп. Хоть ковчег строй. Господи! Он вскинул винтовку, направив ее в небо, и спустил курок. Он знал, что случится, и не ошибся. Искра погасла. Шарп швырнул бесполезный штуцер на землю, выпрямился и вынул саблю.

— Вы что, черт возьми, собираетесь делать? — воскликнул Хоган.

— Что делать? Забрать свою трубу, — ответил Шарп и шагнул к склону.

Он шел к французам.

Четвертый линейный полк, один из лучших пехотных полков в армии Сульта, сломался первым, а за ним сломались и два кавалерийских полка. Три полка стояли на небольшом возвышении, защищая подход к Понте-Нова, но, когда на них двинулась гвардейская бригада, когда к трехфунтовым ядрам британских пушек добавился град пуль, французский арьергард не выдержал. Задача была проста: задержать британцев насколько возможно, медленно отойти и уничтожить за собой мост. Но вместо этого они побежали.

Две тысячи людей и четырнадцать сотен лошадей сгрудились на крошечном участке у переправы. Никто и не пытался драться. Все они просто повернулись к неприятелю спиной и дали деру, и вся эта громадная масса разбилась о берег реки.

— Пушки вперед! — Сэр Артур пришпорил коня и помчался к артиллеристам. — Выдвигайтесь! Выдвигайтесь! Не отставать!

Дождь полил сильнее, небо потемнело, над холмами мелькали молнии.

Пушки протащили на сотню ярдов к мосту, выкатили на южный склон долины и развернули к небольшой террасе, откуда они могли бить по скопившимся у переправы французам. Дождь шипел и испарялся, ударяясь о раскаленные жерла орудий. Первые ядра прошили толпу, и кровавая дымка растворилась в водяных струях. Раненая лошадь взвилась на дыбы, сбросила всадника и тут же растоптала его копытами. Еще один залп. И еще. Те из французов, кто оказался далеко от моста, повернулись и подняли руки. Гвардейцы разомкнули строй, пропуская пленных, снова сомкнулись и ударили по бурлящей мешанине людей и лошадей. Давление на самой переправе возросло, а поскольку перил не было, кто-то соскальзывал и падал в реку. Тем временем пушки перенесли огонь уже на сам мост, и наспех положенные бревна окрасились свежей кровью. При взятии французами Порто на переправе через Дору утонули сотни людей, и вот теперь мертвые были отомщены. Ядер и пуль не жалели. Казалось, строй мстителей надвигается на охваченных паникой людей. Многие сдавались в плен. Некоторые плакали — от стыда, страха, голода и холода. Капитан 4-го полка швырнул на землю саблю, потом схватил ее, в отчаянии переломил тонкий клинок о колено и лишь затем поднял руки.