Бернард Корнуэлл - Ружья стрелка Шарпа. Война стрелка Шарпа [сборник]

— Нам предстоит крайне опасное путешествие, и я просто не могу подвергать тебя такому риску. — Видя, как она расстроилась, он взял ее руки в свои. — Неужели ты думаешь, что мне хочется расставаться с тобой так скоро? Неужели не понимаешь, что только долг и интересы наивысшей степени важности могли оторвать меня от тебя? Ты должна доверять мне, Кейт. Это самое важное в браке, ты согласна?

И Кейт, с трудом сдерживая слезы, согласилась, что это так.

— Здесь тебе ничто не угрожает. Шарп защитит тебя. Он, конечно, неотесанный грубиян, но при этом английский офицер и, следовательно, почти джентльмен. А слуг у тебя хватает. — Он нахмурился. — Это Шарп тебя беспокоит?

— Нет. — Она покачала головой. — Постараюсь пореже с ним встречаться.

— Не сомневаюсь, он будет этому только рад. Леди Грейс, возможно, приручила его немного, да только в цивилизованном обществе ему не по себе. До моего возвращения ты будешь в полной безопасности. Если хочешь, оставлю тебе пистолет?

— Не надо. — Кейт знала, что в ружейной комнате еще лежит старый пистолет отца, а кроме того, она не думала, что ей может понадобиться такое средство сдерживания. — Тебя долго не будет?

— Неделю. Самое большое десять дней. В таких делах точно сказать невозможно. Но знай, дорогая, я поспешу к тебе, как только освобожусь.

Она подала ему письмо для матери. В письме, написанном при свече перед рассветом, Кейт сообщала, что любит ее, сожалеет об обмане, но уверяла, что ее муж — прекраснейший человек и она совершенно счастлива с ним. Когда-нибудь она вернется в родной дом, и тогда мать поймет ее и примет Джеймса как родного сына.

Подполковник прочел письмо супруги по дороге в Порто. Потом пробежал глазами сочинение Шарпа.

— Что-нибудь важное? — спросил Аржентон.

— Нет, мой дорогой капитан, ничего. Банальности. Наш лейтенант абсолютно неграмотен. И такому человеку позволено состоять на королевской службе. — С этими словами он порвал оба листка на мелкие клочки и бросил их на холодную и мокрую землю, где они уже через мгновение сделались похожими на крупинки снега. — Полагаю, нам потребуется разрешение, чтобы переправиться через реку?

— Разрешение я получу в штабе, — заверил его француз.

— Хорошо, — сказал Кристофер, — хорошо.

Капитан Аржентон не знал, что в седельной сумке подполковника спрятано третье письмо, написанное им самим на прекрасном французском языке и адресованное бригадиру Анри Виллару, тому самому, которого Аржентон и его приятели-заговорщики считали самым опасным своим врагом.

Кристофер улыбался, вспоминая радости любовных утех и предвкушая радости еще большие. Он был счастлив.

— Паутина и мох, — прошептал Хэгмэн. — Вот что надо, сэр.

— Паутина и мох?

— Сделать припарку, сэр. Паутина, мох и чуточку уксуса. Подложить оберточную бумагу да повязать покрепче.

— Врач сказал, надо держать влажную повязку. И больше ничего, Дэн.

— Мы, сэр, знаем получше всяких врачей. — Сил Хэгмэну хватало только на то, чтобы шептать. — Моя матушка всегда так делала… паутина, мох и уксус. — Он замолчал. Каждое дыхание сопровождалось хрипом. — И оберточная бумага… — добавил раненый после долгой паузы. — Моего папашу, сэр, когда его подстрелил сторож, только это и спасло… уксус, паутина и мох. Замечательная была женщина моя матушка.

А был бы он сам другим, если бы знал свою мать, если бы воспитывался дома, а не в приюте? Леди Грейс не раз говорила, что в нем слишком много злобы и гнева. Может, будь у него мать, и злобы было бы поменьше?

Как всегда, Шарп заставил себя думать о другом — воспоминания о леди Грейс до сих пор отдавались болью.

— А скажи-ка, Дэн, — он заставил себя улыбнуться, — о какой это Эмми ты говорил во сне? Она твоя жена?

— Эмми? — Хэгмэн растерянно заморгал. — Эмми? Да я уж давно о ней и не вспоминал. Ректорская дочка, сэр… ректорская дочка… А уж что вытворяла, сэр… Никто бы и не сказал, что у ректоров такие дочки бывают. — Он ухмыльнулся, сморщился от боли и застонал. Однако впервые за два дня у него выступил пот, и Шарп решил, что шанс еще есть. — А мы здесь надолго застряли, сэр?

— Сказать по правде, я и сам не знаю, Дэн. Приказы отдает подполковник, а мое дело выполнять.

Письмо Крэдока рассеяло кое-какие опасения и придало уверенности, как и новость о том, что Кристофер отправился на встречу с генералом. Подполковник был явно вовлечен в какие-то странные игры, но теперь Шарп думал, что, возможно, неверно истолковал предупреждение капитана Хогана. Может быть, тот имел в виду, что подполковнику требуется защита, поскольку его работа крайне важна для армии. В любом случае у него был теперь приказ, полученный от человека, наделенного соответствующими полномочиями. И все же лейтенант не мог полностью избавиться от чувства вины: война продолжается, а он и его люди прохлаждаются в Квинта-ду-Жедеш.

Правда, о том, что война продолжается, лейтенант мог только догадываться — никаких новостей в деревню давно уже не поступало. Забредший в Квинту торговец — костяные пуговицы, стальные булавки, жестяные медальоны с изображением Девы Марии — рассказал, что португальцы еще удерживают мост возле Амаранте, где противостоят большой французской армии. Еще он поделился слухом, что французы вроде бы ушли на юг, к Лиссабону, а маршал Сульт якобы задержался в Порто. Монах, заглянувший в поместье в поисках съестного, подтвердил эти известия.

— Вот и хорошо, — сказал Шарп.

— Почему, сэр? — спросил Харпер.

— Потому что Сульт не стал бы сидеть в Порто, если бы лягушатники ожидали падения Лиссабона, так ведь? Нет, раз Сульт в Порто, значит дальше французы пока не прошли.

— Но они же переправились на южный берег?

— Может, какие-то кавалерийские части. Мелочь. — Он пренебрежительно махнул рукой.

Но время шло, и Шарп, не зная, как обстоят дела, начал нервничать и даже, к своему удивлению, поймал себя на том, что желает скорейшего возвращения подполковника.

Кейт, разумеется, хотела того же, но только еще сильнее. Первые дни после отъезда Кристофера она избегала лейтенанта, но постепенно они стали все чаще сталкиваться в комнате, где лежал Хэгмэн. Кейт приносила раненому поесть, сидела с ним, разговаривала, а когда убедилась, что Шарп вовсе не такой мерзавец и грубиян, каким представлялся ей вначале, стала приглашать в гостиную, где готовила чай в фарфоровом чайничке, расписанном китайскими розами. Иногда приглашение получал и лейтенант Виченте, который по большей части молчал, сидел на краешке стула и поедал Кейт глазами. Если она обращалась к нему, он заливался краской и запинался, а Кейт смущенно отводила взгляд, хотя, похоже, и питала симпатию к молоденькому лейтенанту. Шарп чувствовал — она одинока. Однажды, когда Виченте отправился проверять посты, Кейт рассказала, что росла единственным ребенком в семье, а потом ее послали учиться в Англию.