Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

И башня-бельведер, и пристройка на Фонтанке появились не сразу, в разное время, да и весь дом лишь постепенно разрастался в ширину и в высоту. Первоначально же на большом угловом участке у Симеоновского моста, доставшемся в приданое жене архитектора Ивана Старова, Наталье Григорьевне Демидовой, стоял лишь каменный двухэтажный дом – позднее его надстроили тремя этажами (ныне № 3 по улице Белинского).

Прожив несколько лет после женитьбы в другом своем доме, на Васильевском острове, зодчий с семьей переезжает в Литейную часть, поместив в 1776 году такое объявление в газете «Санкт-Петербургские ведомости»: «Каменной дом архитектора Ивана Старова, стоящий на Васильевском острову в 6-ой линии, третий от церкви святого Апостола Андрея Первозванного желающие купить, могут о цене спросить в доме его, что на Фонтанке, подле Симеоновского мосту, у него самого».

И. Е. Старов

Очевидно, переезд объяснялся началом строительства одного из самых капитальных творений Старова – Троицкого собора Александро-Невской лавры – и желанием быть поближе к месту работ. Прошло около десяти лет; дети подрастали, и Старов задумал выстроить на свободной части участка, ближе к мосту, другое, более просторное жилище. К 1790 году это было осуществлено, и семья архитектора перебралась в новый трехэтажный дом, украшенный в угловой, скругленной части колоннадой ионического ордера. Он сразу занял видное место в панораме только что законченной каменной набережной Фонтанки. О том, как выглядело здание в ту пору, можно судить по картине Б. Патерсена и по старинным гравюрам конца XVIII века.

Удачное местоположение сразу же привлекло к нему внимание торговцев. Один из них поспешил открыть здесь трактир, о чем и сообщил печатно: «Санкт-Петербургский купец Иван Нирвин почтеннейше публику уведомляет, что в Литейной части, у Симеоновского мосту по Фонтанке, в доме г. Надворного Советника и Кавалера Ивана Егоровича Старова открыт 1-го номера Таврический трактир, где как приезжающие в здешнюю столицу, так и проезжающие оную, могут иметь ночлег и стол». Интересно, что хозяин трактира присвоил своему заведению название «Таврический», – вероятно, не без связи с одноименным дворцом, построенным владельцем дома.

В 1804 году Старов продал участок купцу Гусеву и переехал жить в приобретенный у него небольшой домик, расположенный в бывшем Гусевом переулке (название повелось от фамилии того же купца). Сам Гусев в доме на Фонтанке не жил, а сдавал его под различные съестные и питейные заведения. В нижнем этаже помещался ренсковый погреб, в среднем – трактир. Когда истекал срок аренды помещения, в «Санкт-Петербургских ведомостях» появлялось объявление вроде нижеследующего: «Литейной части, во 2-м квартале, возле Симеоновского мосту, в угольном доме купца Гусева под № 145, отдается в наймы весь средний этаж из обширных комнат состоящий и весьма способный для заведения магазина и других торгов».

Б. Патерсен. Набережная Фонтанки у Симеоновского моста. Фрагмент. Около 1797 г. В центре хорошо виден незадолго до того построенный дом И. Е. Старова

В 1816 году участок Гусева купила статская советница Масальская, разделившая его надвое (ныне участки домов № 1 и 3 по улице Белинского) и перестроившая бывший дом Старова. Она значительно удлинила часть здания, выходившую в Симеоновский переулок, застроив свободное пространство между домами, и, кроме того, возвела трехэтажный дворовый флигель. Претерпела изменения в духе времени и архитектурная обработка фасадов. К 1821 году все работы завершились, и Масальская продала часть участка, прилегавшую к Симеоновскому мосту, уже знакомому нам генерал-адъютанту графу Е. Ф. Комаровскому.

Как известно, Комаровский, повинуясь желанию Александра I, приобрел суконную фабрику на Охте, принадлежавшую разорившемуся барону Ралю. Покупка состоялась в 1822 году. Поначалу дела шли весьма успешно: из Англии выписали лучших мастеров, и, как пишет сам Комаровский, «сукна на Охтенской моей фабрике выделанные… приобрели уже совершенную доверенность публики и становятся почти наряду с лучшими иностранных фабрик».

На выставке российских мануфактурных изделий, состоявшейся в Петербурге в 1829 году, сукна Охтинской фабрики были признаны лучшими и удостоены большой золотой медали. Вся столичная гвардия одевалась в них. Однако постепенно обнаружилась неспособность графа к коммерческой деятельности, и его имущественные дела пришли в упадок. Дом у Симеоновского моста в 1836 году пришлось продать для уплаты лишь части долгов, сделанных за время существования фабрики.

Новый владелец, граф Г. Г. Кушелев (1802–1855), обладал крупным состоянием, унаследовав свою долю несметных богатств двоюродного деда, канцлера А. А. Безбородко. Григорий Григорьевич был человеком военным, участвовал в Персидском и Турецком походах 1827-го и 1828 годов и за отличие при взятии Шумлы получил капитанский чин. К моменту приобретения им дома он занимал должность вице-директора Артиллерийского департамента, а годом позже получил чин генерал-майора, с назначением в свиту императора. Кушелев был женат на Екатерине Дмитриевне Васильчиковой (1811–1874) (о ней нам еще придется говорить).

Обосновавшись в доме на Фонтанке, супруги перестроили его по проекту в то время еще молодого, но уже завоевавшего известность А. И. Штакеншнейдера, работавшего при дворе великого князя Михаила Павловича. Очевидно, выбор зодчего не случаен и объяснялся тем, что Кушелев служил в Артиллерийском ведомстве, находившемся под началом великого князя, и тот мог порекомендовать графу своего архитектора. Так или иначе, перестроенный и отделанный в новом вкусе дом поражал гостей роскошью. Зимой 1836/37 года Кушелевы начали давать в нем балы.

Л. Премацци. Дом графа Г. Г. Кушелева. 1840-е гг.

На одном из них побывала юная Машенька Толстая – дочь вице-президента Академии художеств, известного медальера и скульптора графа Ф. П. Толстого. Поскольку это был первый бал в ее жизни, он прочно запечатлелся в памяти, и многие годы спустя М. Ф. Каменская вспоминала: «В этом доме я в первый раз в жизни увидела роскошь и богатство русских бар. Особенно кушелевская столовая поразила меня, потому что у себя дома за столом я, кроме серебряных столовых ложек, никогда никакого серебра не видывала; у нас даже серебряных ножей и вилок в заводе не было, а подавались с деревянными ручками, а тут, вообразите, белая мраморная столовая по голубым бархатным полкам, этажеркам, буфету и столам положительно была заставлена старинною русскою серебряной и золотой посудою и саксонскими и севрскими сервизами. Мало того, не знаю зачем, тут же в столовой стояла семейная кушелевская редкость: литая из чистого серебра большая лошадь на таком же массивном серебряном пьедестале; …в этом коне верно было что-нибудь особенно замечательное, потому что в продолжение всего бала около него стояли генералы в орденах, какие-то сановники в лентах и звездах и не переставали судить и рядить, сколько в этой лошади может быть весу и сколько она может стоить». Это не лишенное язвительности описание дает наглядное представление о тогдашней обстановке дома и о богатстве его хозяев.