Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

В начале 1850-х годов особняк переходит к генерал-адъютанту Сергею Павловичу Сумарокову (1793–1875), внучатому племяннику известного драматурга XVIII века. Не чуждался литературы и его батюшка Павел Иванович, горячо отстаивавший, как читатель, вероятно, помнит, превосходство своего дяди А. П. Сумарокова над М. В. Ломоносовым в спорах с его внучкой.

С. П. Сумароков

Сам Сергей Павлович, однако, ни в малейшей степени не обладал литературными наклонностями и, как говорили в старину, «предпочитал Аполлону Марса». Проще сказать, его смолоду привлекали ратные подвиги, и впоследствии он показал себя храбрым и находчивым воином. Это не мешало ему любить музыку и быть неплохим пианистом.

Боевое крещение, еще юношей, Сумароков принял на Бородинском поле, где был ранен, а затем награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». После Отечественной войны 1812 года Сергей Павлович ревностно принялся за изучение артиллерийского дела и хорошо проявил себя также в последующих битвах и сражениях. К 1851 году он дослужился до высокого чина генерала от артиллерии и поселился с женой и тремя дочерьми в купленном у Нарышкиной доме, расположенном неподалеку от места его службы.

За время командования гвардейской артиллерией С. П. Сумароков ввел немало новшеств и усовершенствований, причем то, что он вводил в гвардии, как правило, распространялось затем во всей армии.

Один из современников, служивших под началом графа, так отзывался о нем: «Сумароков был чрезвычайно взыскателен по службе, особенно с офицерами. Он был небольшого роста, ходил несколько согнувшись и с тростью. Седоватый паричок или накладка придавали его лицу, очень схожему с существующими портретами Фридриха II, особый тип. Офицеры не любили Сумарокова и называли его «Куницею». Зато солдаты очень к нему благоволили за то, что он заглядывал на кухню и ограждал их от произвола ближайших начальников».

26 августа 1856 года его назначают членом Государственного совета, и в том же году он получает графский титул. К тому времени здоровье Сергея Павловича уже пошатнулось, – давали о себе знать старые раны, – поэтому в дальнейшем его служба носила скорее почетный характер. Скончался он в возрасте восьмидесяти двух лет.

В начале 1860-х годов первый этаж дома Сумарокова снимала графиня Мария Григорьевна Разумовская (1772–1865), вывозившая в свет свою внучку, княжну М. Г. Вяземскую, и задававшая ради нее великолепные балы. Судьба графини, которую, по словам П. А. Вяземского, «все любили, но не все знали», интересна и довольно романтична.

М. Г. Разумовская

Почти ребенком ее выдали замуж за князя А. Н. Голицына, быстро промотавшего свое и женино состояние. Делал он это совершенно по-купечески: поил кучеров шампанским, раскуривал трубки своих приятелей крупными ассигнациями, горстями швырял извозчикам золото в окно, чтобы те толпились у его подъезда, и т. д. Естественно, их брак не стал счастливым; на долю молодой княгини выпало скучать в одиночестве да подписывать мужнины векселя, ожидая скорого и неминуемого разорения.

Утешитель явился к ней в лице графа Л. К. Разумовского, младшего сына гетмана. Лев Кириллович считался одним из первых петербургских щеголей и пользовался громадным успехом у женщин. Красавицы дарили его своей благосклонностью, и нередко к нему переходили «по наследству» дамы, бывшие ранее любовницами его старшего брата Андрея. И этот-то донжуан и повеса не на шутку увлекся Марией Григорьевной, обладавшей, судя по сохранившимся портретам и воспоминаниям современников, своеобразной внешностью.

Воспользовавшись пристрастием князя к картежной игре, Разумовский в один прекрасный день обыграл его на круглую сумму – 60 тысяч рублей – и согласился простить этот долг лишь при условии, что Голицын уступит ему свою жену. Недолго думая, тот согласился, и сделка состоялась. В 1802 году Мария Григорьевна обвенчалась со Львом Кирилловичем, и они поселились в Москве, в особняке графа. Вначале светское общество встретило этот брак в штыки, но со временем, вслед за императором Александром I, вынуждено было примириться.

Рассказывают, что бывший муж графини, князь Голицын, тайком пробирался в сад графского особняка, залезал на липу, стоявшую под окном, и наблюдал за тем, что происходило в доме. Заметив это, Лев Кириллович предложил ему не утруждать себя влезанием на дерево, а для удобства наблюдения просто-напросто поселиться у него, на что совершенно разорившийся к тому времени князь охотно согласился, выступая в дальнейшем в роли приживала.

В шестьдесят лет М. Г. Разумовская еще превосходно ездила верхом, изумляя знакомых юношеской осанкой. У нее имелась одна слабость: непреодолимая страсть к нарядам, не совсем обычная даже в то время и в той среде. Она ездила за ними в Париж, привозя оттуда какую-нибудь «безделицу» вроде трехсот платьев, причем предпочитала яркие цвета. Перед коронацией Александра II, когда ей стукнуло уже восемьдесят четыре года, она специально поехала в Париж, чтобы запастись там новыми туалетами.

При всем этом М. Г. Разумовская привлекала к себе людей многими хорошими качествами. По отзыву П. А. Вяземского, она была личностью правдивой и чистосердечной. «Под радужными отблесками светской жизни, – добавляет он далее, – под пестрою оболочкою нарядов парижских, нередко таятся в русской женщине сокровища благодушия, добра и сердоболия». В последние два года жизни слух и память часто изменяли старушке: ей случалось говорить «прощайте» людям, только что вошедшим в ее гостиную. Но до самого конца ей не изменяло постоянное доброжелательное отношение ко всем и каждому.

После смерти Сумарокова дом переходит по наследству к его внучке Екатерине Алексеевне Мордвиновой, урожденной княжне Оболенской. Незадолго перед тем в семье старшей дочери Сумарокова разразилась тяжелая драма. Зоя Сергеевна, бывшая замужем за князем А. В. Оболенским, мать пятерых детей, отправилась вместе с ними за границу. В Риме она познакомилась с польским политэмигрантом Мрочковским, служившим в гостинице, где остановилась княгиня, чем-то вроде метрдотеля.

Красавец-поляк поразил воображение восторженной дамы рассказами о польским восстании, в котором он принимал участие, и она без памяти в него влюбилась. В Россию Оболенская больше не вернулась, поселившись в Швейцарии. Мрочковский ввел Зою Сергеевну в среду польских и русских революционеров, ставших завсегдатаями ее гостиной. В их число входили анархисты – Михаил Бакунин и Элизе Реклю, подчинившие княгиню своему влиянию.