Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Сын Василия Львовича, Кирилл, последовал примеру отца и тоже женился на приемной дочери известного государственного деятеля графа С. Ю. Витте, поселившись в особняке тестя на Каменноостровском проспекте. В отцовском же доме на Сергиевской остался его старший брат Александр – чиновник Государственной канцелярии.

Удивительным образом старинный особняк сблизил первых и последних своих владельцев. Тень Петра I соединила два семейства – Нарышкиных и Ганнибалов, но если первых связывали с великим преобразователем лишь родственные узы, то вторых – духовные, и еще неизвестно, какие крепче.

Один из богатейших особняков на бывшей Сергиевской, дом № 30, в течение трех десятилетий принадлежал крупному промышленнику и меценату Ю. С. Нечаеву-Мальцову и очень недолго его наследнику – князю Е. П. Демидову-Сан-Донато. Здание, памятник архитектуры, сохранило великолепные интерьеры, хотя и лишилось живописных полотен И. К. Айвазовского, некогда украшавших его залы.

Дом № 30 по улице Чайковского. Современное фото

Все началось с того, что в 1844 году сын покойного канцлера князь Л. В. Кочубей приобрел на Сергиевской улице довольно обширный участок с деревянными постройками, снес их и по проекту архитектора Р. И. Кузьмина приступил к возведению каменного особняка в стиле флорентийских дворцов XV века. По неизвестной причине Кузьмин не довершил начатое, и оканчивать дом пришлось его коллеге Г. А. Боссе, что тот и выполнил с присущим ему блеском.

Можно предположить, что причиной несогласия Кузьмина продолжать работу стала невероятная, мелочная скупость владельца, свойственная и другим сыновьям В. П. Кочубея, за исключением разве что рано умершего Василия.

В. А. Инсарский, прекрасно знавший все княжеское семейство, характеризует его следующим образом: «Всевозможные способы приобретения и страшная расчетливость стояли на первом плане у Кочубеев. Многие находили, что эти свойства были у них наследственные, потому что и покойник отец оставил громадные имения… От этого происходило, что у них всегда были деньги, и они не путались в финансовом отношении подобно большей части наших аристократов, всегда богатых, но всегда нуждающихся… Весь секрет состоял в страшной скупости, которую они старались, конечно, прикрывать всевозможными приличиями».

При постройке особняка на Сергиевской князь в полную силу развернул свои «экономические» таланты, едва не вогнав в гроб управляющего Киселева, несшего на себе тяжкое бремя производителя работ. Ему вменялось в обязанность изыскивать и приобретать материалы по каким-то неслыханно дешевым ценам, чтобы доставить своему принциалу удовольствие, демонстрируя, скажем, медные шары на конюшенных перегородках, похвастать перед изумленными гостями: «Видите, все платят по десять рублей за каждый, а я только по три, потому что нашел бедного, но хорошего мастера». И все в подобном же роде.

Заказав известному французскому обойщику Пти роскошную мебель для своих покоев, по получении счета за уже выполненную работу Лев Викторович вдруг объявил, что заплатит только половину. Споры и объяснения ни к чему не привели: князь был неумолим, и бедному иностранцу оставалось лишь смириться. Иногда, впрочем, попадались строптивцы, готовые отстаивать свои права и кровные деньги; тогда дело доходило до громких скандалов, как это случилось в 1853 году.

Княжеский дворецкий Зальцман, австриец по национальности, возмущенный тем, что прижимистый Кочубей, по своему обыкновению, недоплатил ему 200 или 300 рублей, явился к нему для личного объяснения. В финале произошедшей сцены разъяренный князь схватил револьвер и выпалил в своего слугу, нанеся ему легкое ранение. При расследовании же его сиятельство показал, что Зальцман сам себя ранил, чтобы насолить бывшему хозяину, и власти в это охотно поверили. Как тут не вспомнить гоголевскую унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла. Еще раз подтвердилась старая житейская мудрость: с сильным не борись, с богатым не судись…

В 1879 году особняк ненадолго переходит к княгине Е. Ф. Шаховской-Глебовой-Стрешневой, а через три года его покупает Ю. С. Нечаев-Мальцов (1832–1913), владевший им до самой смерти.

История его внезапного обогащения в общем-то проста и обыкновенна, хотя и успела обрасти легендами. В воспоминаниях «красного графа» А. А. Игнатьева она выглядит следующим образом: «Я помню, как в детстве встречал у бабушки ее брата, Сергея Ивановича Мальцова – благообразного чистенького старичка с седыми бачками, одетого по старинной парижской моде… Жил он одиноко, вставал всегда в пять часов, шел к ранней обедне и в семь часов садился за работу. Единственным его помощником был скромный, молчаливый и необыкновенно трудолюбивый чиновник – Юрий Степанович Нечаев. Близкие называли его до самой смерти уменьшительным именем Юша. Каково же было удивление всех родственников, когда после смерти Мальцова выяснилось, что все многомиллионное состояние завещано Юше».

Свой странный поступок богач мотивировал в завещании тем, что считает дело выше семейных отношений, а поскольку среди его родственников нет никого, кто мог его развивать и продолжать, он оставляет свои фабрики тому, кто в состоянии распорядиться ими, – человеку простому, но зато дельному.

«И вот, – продолжает автор, – у Юши богатейший особняк на Сергиевской, с зимним садом, каскадами и фонтанами, лучшая кухня в Петербурге, приемы и обеды, на которые постепенно и не без труда и унижений Юше удалось привлечь несколько блестящих представителей придворно-великосветской среды. Тщеславию его не было пределов. Он взял себе на роль приемного сына юношу, князя Демидова, оставшегося сиротой, и, женив его на дочери министра двора графа Воронцова-Дашкова, достиг своей заветной цели – породнился с высшей аристократией. Не проходило года, чтобы Юша не получал новых придворных званий. Надо, однако, отдать ему справедливость: он на свой счет построил и оборудовал… Музей изящных искусств в Москве».

В этих воспоминаниях, как часто бывает, правда перемешана с небылицами. Начать с того, что Игнатьев путает двух двоюродных братьев Мальцовых – знакомого нам Сергея Ивановича, умершего в 1893 году (его-то и мог помнить автор воспоминаний, родившийся в 1877-м), и Ивана Сергеевича, который скончался бездетным холостяком в 1880 году. Свое действительно огромное состояние он завещал не кому-нибудь, а родному племяннику (сыну сестры) Ю. С. Нечаеву, принявшему дядину фамилию и ставшему с тех пор Нечаевым-Мальцовым. Таким образом, фигура безвестного маленького чиновника, вознагражденного за свое трудолюбие нечаянно свалившимся богатством, оказывается не более чем мифом.