Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

В дальнейшем военная и дипломатическая карьера Павла Сергеевича шла не менее успешно: в 1783 году он сыграл важную роль в подготовке договора о принятии карталинского и кахетинского царя Ираклия в российское подданство, участвовал в его подписании и получил за это Владимирскую ленту. Вскоре последовало назначение на высокий пост генерал-губернатора Саратовского и Кавказского во вновь образованном наместничестве, затем – участие во второй русско-турецкой кампании, награждение Георгием 2-й степени, которого удостаивались немногие. И, наконец, за удачные действия при разгроме польского восстания под предводительством Т. Костюшко. Павел Сергеевич Потемкин получил чин генерал-аншефа, а 1 января 1795 года возведен в графское достоинство.

Пик карьеры был достигнут. Теперь, казалось бы, можно и отдохнуть, вернуться к литературным занятиям, в чем П. Потемкин смолоду преуспел. По словам патриарха русской сцены И. А. Дмитревского, «это был человек с большим талантом, и если б не посвятил всего себя военной службе, то был бы отличным писателем… Павел Сергеевич Потемкин… хотел отличиться не одною храбростью и мужеством на войне, но и мирными подвигами в тиши кабинета».

Но рок судил иначе. В январе 1796 года по столице разнесся странный слух о привлечении бывшего любимца фортуны к суду по обвинению в ограблении и умерщвлении десять лет тому назад персидского принца, искавшего спасения на русском военном судне от преследований своего брата.

Потемкин берется за перо и пишет стихотворение «Глас невинности», где пытается защитить себя от несправедливых обвинений. Но это не помогает. У императрицы свой расчет: в политические интересы России входило оказать поддержку и покровительство брату убитого принца, Муртазе-Кули-хану, укрывшемуся в свое время в Астрахани и жившему там до 1796 года, пока не настал его час. Ради дружбы с претендентом на шахский трон Екатерина решила пожертвовать П. С. Потемкиным, который, как потом оказалось, не был повинен в свершившемся преступлении.

Не выдержав удара, Павел Сергеевич заболел горячкой, закончившейся его смертью 29 марта того же года. Молва, впрочем, утверждала, что он принял яд, чтобы избежать наказания; рассказывали также, будто бы сама государыня прислала ему рескрипт с одним-единственным словом – «умри», но все это не более чем слухи.

После П. С. Потемкина остались двое сыновей; старший, Григорий, названный так в честь благодетеля семейства, впоследствии погиб под Бородином, а младший, Сергей, унаследовав писательские наклонности отца, рано вышел в отставку и посвятил себя литературе. Он сделался членом «Беседы любителей русского слова» и публиковал свои стихи и переводы.

Оба брата-погодка учились в пансионе аббата Николя, откуда вышло немало известных в будущем людей. Младший не отличался примерным поведением и славился безудержной расточительностью: еще мальчиком он имел уже тысяч двадцать долгу разносчикам. Один из его товарищей вспоминал: «Так как Сергей Павлович был ужасный мот, а мать ему денег не давала, то он выдавал векселя, иногда в несколько тысяч рублей, и получал вместо денег за них маски, стеклянные глаза, перчатки на одну руку и тому подобные вещи, которые тут же купцы и брали у него назад за бесценок. Получив таким образом за них некоторую сумму денег, Потемкин давал пир горой, на который обыкновенно были приглашаемы и литераторы, так как он сам любил заниматься стихотворством… Не раз мне случалось мирить С. П. Потемкина с его матерью. Она была женщина взбалмошная и безнравственная, имела много связей…»

По выходе из пансиона Сергей Павлович поступает на службу в Преображенский полк, но вскоре оставляет его и отдается сочинительству. Хорошо знавший Потемкина С. П. Жихарев писал о нем в своем дневнике за 1809 год: «Он любит театр, занимается литературою и волочится за Валберховой… [14] Вальберхова М.И. (1788–1867) – известная в то время трагическая актриса. Это предобрейший и прелюбезнейший человек в свете, готовый на всякую услугу и на всякое доброе дело… В прошедшем году Потемкин напечатал свою оперу в пяти действиях под названием «Душенька», взятую из сочинения Богдановича, и напечатал ее по-своему, то есть по-графски, роскошно на веленевой бумаге, и украсил бесподобными гравюрами. Лучшего издания в России нет… Мой Потемкин такой хлебосол и такой мастер на угощение, что едва ли кто может в этом отношении сравниться с ним в Питере, – даром что молодой человек. Видно по всему, что он дорожит своими гостями: нет ничего такого, чем бы он подорожил для них. Настоящий Лукулл и достойный однофамилец и родственник Таврического. Братец, говорят, не таков: будто бы горд и знается большею частью с вельможами и их женами».

В 1816 году Прасковья Андреевна Потемкина скончалась; на ее могиле в Александро-Невской лавре сын установил надгробие художественной работы, обнаружив и здесь вкус к изящному. Годом позже он женился на княжне Елизавете Петровне Трубецкой, сестре несостоявшегося «диктатора». После свадьбы молодые поселились в своем имении Глушкове, а петербургский дом стали сдавать внаем.

Вскоре у него появилась новая хозяйка – Н. Г. Скарятина, супруга отставного полковника лейб-гвардии Измайловского полка Якова Федоровича Скарятина, вошедшего в историю благодаря своему шарфу, которым был задушен Павел I. Наталья Григорьевна Скарятина, урожденная княжна Щербатова, была одной из трех сестер, некогда составлявших «лучшее украшение» московских балов. Она родила мужу пятерых сыновей; ни один из них, к счастью, не сделался цареубийцей.

В 1832 году Скарятины продали дом графу Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину, сыну знаменитого собирателя автографов и отцу владельца особняка на Литейном (с ним нам еще предстоит познакомиться далее). Граф был женат на княжне Марии Александровне Урусовой, второй из «трех граций», воспетых Пушкиным в его известном мадригале; с первой из них мы уже знакомы [15] См. очерк «Особняк-невидимка». .

Но если тот мадригал, по преданию, посвящался Софье, то стихотворение «Кто знает край, где небо блещет…» обращено уже к Марии; по утверждению всеведущего П. А. Вяземского, Александр Сергеевич не на шутку ею увлекался. Вскоре после приобретения Мусиными-Пушкиными дома поэт посетил их с испанским посланником Паэс де ла Кадена: любивший хорошо покушать граф частенько устраивал званые обеды, а его жена – вечера.

После смерти Ивана Алексеевича, скончавшегося в 1836 году, вдова продала особняк князю Э. А. Белосельскому-Белозерскому. По проекту А. К. Кавоса он перестраивается, при этом фасад на Фонтанку приобрел тот вид, который сохраняет и поныне, фасад же на Караванную получил свой теперешний облик после переделок, осуществленных архитектором А. И. Штакеншнейдером в 1841 году. Тогда-то на нем и появился эффектный эркер, схожий с теми, что некогда украшали пристройку к дому Г. Г. Кушелева, возведенную зодчим несколькими годами позже [16] См. очерк «У Симеоновского моста». .