Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Между тем дела графа, как служебные, так и семейные, начинали принимать дурной оборот: состояние изрядно расстроилось, а в учебных округах роптали и заваливали начальство доносами друг на друга; все шло не так, как надо. В 1812 году от всевозможных огорчений он захворал и начал подумывать об отставке, но грянувшая война с французами заставила его забыть о своем намерении. Алексей Кириллович старался найти успокоение в работе, однако его проекты терпели крах, принося одни разочарования. Министерские обязанности стали утомлять и тяготить графа; он заперся в кабинете и никого не желал видеть.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения его сиятельства, явился высочайший указ от 20 декабря 1815 года о закрытии иезуитского училища, изданный императором без ведома своего министра. А. К. Разумовский, противник карательных мер в отношении иезуитов, подал в отставку и 10 августа следующего года получил ее при весьма холодном рескрипте. Еще два года ушли на подготовку к переезду в Москву и на улаживание имущественных дел.

Усадьбу на Фонтанке, приведенную стараниями графа в образцовое состояние, купил коммерции советник Соколов, разбогатевший на подрядах. В 1827 году он проштрафился с поставками для Морского гвардейского экипажа и, узнав о том, что государь Николай Павлович гневается на него, пришел в отчаяние и перерезал себе горло. Наследники Соколова продали участок мещанской гильдии, и со временем на месте аллей и цветников образовался грязноватый рынок и сборная площадь для поденщиков.

Говоря о том, как неприглядно стала выглядеть бывшая барская, а затем купеческая усадьба уже к середине XIX века, один из столичных старожилов с горечью восклицал: «А что ныне здесь? Всякая грязь, нечистота, и всякой срам, соблазн и для глаз, и для слуха, и вообще для всех чувств. Здесь приют кухаркам и разному их сводничеству!»

Проложенная в 1880-х и застроенная в начале XX столетия Бородинская улица поглотила и остатки старого сада, и настроенные позднее мещанские лачуги, и всю усадьбу, следов которой теперь и не сыщешь…

Неисповедимы судьбы старинных домов! Всякий раз я думал об этом, проходя по Владимирскому проспекту мимо стоявшего в глубине участка маленького двухэтажного особнячка под № 9. Каким образом уцелел этот Давид под натиском надвинувшихся на него со всех сторон Голиафов – оставалось загадкой. Его ближайшие соседи (за исключением дома № 11 на углу Графского переулка) давным-давно надстроены или перестроены, уступив место громадным зданиям в эклектическом вкусе, а он чудом сохранял если не прежний вид, то, по крайней мере, размеры. И вот в конце 1999 года домик исчез, разобранный до основания. Невольно пожалев о нем и заинтересовавшись его историей, я выяснил, что в ней есть достойная внимания страница.

Дом № 9 по Владимирскому проспекту. Современное фото

Здесь провел последние годы жизни заметный деятель александровского царствования П. С. Молчанов (1770–1831), некогда занимавший важные государственные посты. Правда, к тому времени как Петр Степанович поселился в далеко не парадной в ту пору части города, карьера его уже завершилась. Он успел побывать под судом за якобы допущенные злоупотребления, – словом, представлял собой весьма распространенный на Руси тип отставного вельможи, знававшего лучшие времена и испытавшего все превратности царской службы.

А началась она лет за тридцать до того, в начале 1790-х, когда молодой выпускник Московского благородного пансиона – один из первых его учеников, активно сотрудничавший в литературных журналах, – неожиданно для многих поступил фурьером, то есть заготовщиком провианта и фуража, в гвардии Преображенский полк. Впрочем, всего через полтора года Молчанов выходит в отставку, но уже в чине капитана армии. Примечательно, что в то же самое время он впервые переводит на русский язык классическую поэму Л. Ариосто «Неистовый Роланд», заслужив похвалу Н. М. Карамзина, который отметил его «изрядный слог».

Потом была служба при князе А. Б. Куракине, души в нем не чаявшем, затем – в канцелярии генерал-прокурора А. А. Беклешова, также весьма его жаловавшего, и, наконец, удачная женитьба на Е. И. Кушелевой, богатой наследнице екатерининского фаворита А. Д. Ланского. Она принесла ему в приданое, помимо прочего, огромный дом на Дворцовой площади, впоследствии купленный для Главного штаба.

Приобретенное благодаря этому браку состояние Петр Степанович, бывший с 1807 года статс-секретарем по принятию прошений, а с 1808-го по 1815-й исполнявший обязанности управляющего делами Комитета министров, начал слишком быстро приумножать, чем вызвал вполне понятную зависть и неодобрительные толки сограждан. Тем не менее роскошный дом его на площади охотно посещался и даже, по своей открытости, сделался первым в столице.

Когда в декабре 1812 года император Александр I выехал из Петербурга в Вильно, чтобы присоединиться к армии, воевавшей против Наполеона, он оставил наместником своего бывшего воспитателя графа Н. И. Салтыкова, чьей правой рукой стал Молчанов.

Однако через несколько лет благополучию Петра Степановича пришел конец: в деятельности Комитета министров обнаружились «внутренние непорядки». Виновником их признали Молчанова, его арестовали и отдали под суд. Дело кончилось тем, что его отрешили от всех должностей, оставив в утешение лишь жалкое звание «неприсутствующего сенатора». По отзыву весьма осведомленного Н. И. Греча, «он был человек умный и благородный и сделался жертвой зависти своих недоброжелателей».

Вот тут-то и пришел черед подумать о жилье в какой-нибудь отдаленной части города, чтобы не мозолить глаза и не напоминать о себе лишний раз кому не надо. С этой целью в начале 1820-х годов приобретен на имя жены крошечный каменный домик кузнечного мастера Никифора Андреева на нынешнем Владимирском проспекте, а также смежный участок купца Мурашевского, выходивший в Троицкий переулок (улица Рубинштейна), – на имя самого Молчанова.

В 1824 году особняк на Владимирском (в то время он именовался Литейным), расширенный и перестроенный, был готов. Но обживать его Петру Степановичу пришлось уже одному: годом раньше скончалась его жена Евдокия Ивановна, а дочь Елизавета вышла замуж. В 1828-м он потерял единственного сына. Ослепший и одинокий, Молчанов, однако, не утратил бодрости духа и интереса к жизни.

Как раз в ту пору он познакомился, а затем и подружился с П. А. Вяземским, высоко оценившим его достоинства. Позднее князь вспоминал: «Нашел я в нем человека умного, обхождения самого вежливого и приятного. Отставку и слепоту переносил он бодро и ясно. Был словоохотлив, говорил и рассказывал с большой живостью и увлекательностью. Многое и многих знал он вблизи; знал хорошо и сцену света, и актеров, и закулисные таинства, и все сохранил он в своей твердой и зеркальной памяти… Он говаривал, что можно всем прикинуться – и богатым, и знатным, но умным уж никак не прикинешься, если нет ума».