Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Среди рассказов Молчанова особенно примечателен один. Когда в 1812 году Наполеон шел на Москву, Петербург тоже не мог считаться в полной безопасности, а посему правительством предпринимались меры, чтобы заблаговременно вывезти из столицы все наиболее ценное. Не был забыт и Медный всадник: его предполагалось «упаковать» и отправить водой в безопасное место. К счастью, эта мера не потребовалась…

Давние дружеские отношения связывали Молчанова с П. А. Плетневым, в прошлом – наставником его сына, а также с Жуковским и Дельвигом, жившим, как известно, неподалеку. Был он знаком и с Пушкиным, несомненно бывавшим у него. Летом 1831 года в России свирепствовала холера, уносившая тысячи жизней. Не обошла она и Петербург. Молчанов очень боялся ее и, по словам того же Вяземского, «наглухо заперся в своем доме, как в крепости, осажденной неприятелем. Но крепость не спасла. Неприятель ворвался в нее и похитил свою жертву».

В середине июля Пушкин отозвался на это печальное событие сочувственным письмом к Плетневу: «Вчера только сказали мне о смерти нашего доброго и умного слепца. Зная твою привязанность к покойному Молчанову, живо воображаю твои чувства. Час от часу пустее свет, пустее дорога перед нами». В ответном послании Плетнев писал: «Ты угадал мои чувства по случаю кончины Молчанова. Он и Дельвиг были для меня необходимыми, чтобы я полнее чувствовал счастье жизни». Согласитесь: чтобы заслужить такую оценку лучших людей того времени, надо быть личностью далеко не заурядной. Очевидно, в П. С. Молчанове они видели своего, близкого им по духу и интересам человека.

А бывший молчановский особнячок, где в недавние дни размещался какой-то ресторан, все так же стоял в стороне от людских потоков, переливающихся через Владимирский проспект, напоминая о бренности и в то же время вечности всего сущего. Теперь на его месте новый дом.

Каким цепким бывает порой старое название, можно судить по дому № 27 на Невском проспекте: давным-давно, еще на исходе XVIII века, перешел он от Милютиных к другому владельцу и впоследствии еще не раз менял хозяев, но изначальное прозвище – Милютин ряд, или Милютины лавки, – никак не хотело уступать и стойко держалось чуть ли не до 1920-х!

А началось все с того, что купец Алексей Иванович Милю-тин, выбившийся в люди из придворных истопников, завел в 1718 году фабрику, на которой, по свидетельству А. Богданова, ткали серебряные и золотые позументы, а также «всякие шелковые ленты». До 1733 года Милютин пользовался монополией на это производство.

В 1737-м он приступил к постройке на отведенном ему участке на «Большой перспективой» (будущем Невском проспекте) длинного, в двадцать восемь окон по фасаду, двухэтажного каменного здания. В нижнем его этаже должны были разместиться четырнадцать лавок, отдаваемых внаем разным купцам, а в верхнем – позументная фабрика.

Строительство, потребовавшее немалых затрат, затянулось, поэтому в 1741-м Милютину пришлось просить о продлении на год срока окончания работ, на что последовало согласие. Наконец дом был готов. Слева от него в скором времени соорудили деревянные серебряные ряды, еще левее протянулись низкие и тоже деревянные строения Гостиного двора. Таким образом, обширное пространство между Большой Садовой улицей и речкой Кривушей (нынешний канал Грибоедова) превратилось в одно сплошное торжище.

Дома № 27, 29, 31 по Невскому проспекту. «Милютин ряд» – четырехэтажное здание в центре. Фото 1900-х гг.

Впрочем, не все помещения милютинского дома были заняты под лавки и фабрику – оставалось место и для наемного жилья. Это можно понять из объявления в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1752 год: «Итальянской живописец Варфоломей Тарсий едет отсюда; и ежели имеются на нем чьи долги, те явиться могут у него в квартире в доме г. Милютина близ гостиного двора».

Венецианский художник Бартоломео Тарси, о котором идет речь, преподавал в Рисовальной школе при Академии наук и известен росписью плафонов в Итальянском и Петергофском дворцах, а также в Летнем дворце Екатерины I. В том же милютинском доме проживал и соотечественник Тарси – Паоло Балларини, тоже плафонный живописец, расписывавший, помимо загородных царских резиденций, дворцы графов Шувалова и Воронцова. Трудно сказать, почему художники облюбовали для жительства именно этот дом; скорее всего, из-за его близости к дворцам знати, где им приходилось работать.

При Алексее Милютине торговые дела шли успешно: еще в 1740 году он получил дворянские привилегии и хотя по-прежнему числился купцом, но приобрел право владеть крепостными, которые трудились у него на фабрике.

Однако при его сыне Иване, по прозвищу Белый, дела фирмы вдруг резко пошатнулись: он залез в долги, и все имущество, включая дом на Невском, было выставлено на продажу. Случилось это в 1781-м. О предстоящих торгах незамедлительно сообщили те же «Санкт-Петербургские ведомости»: «Июля 6 числа… продаваться будет на Невской перспективе арестованной здешнего купца Ивана Милютина каменной о двух етажах дом со всеми принадлежностьми, также принадлежащие позументной фабрике инструменты и крепостные его Милютина люди… всего 59 человек».

Обычная история. В ту пору русские купцы, даже самые богатые и именитые, из-за отсутствия коммерческих банков (первый и единственный в России такого рода банк был открыт только в 1817 году) и долговременных кредитов вынуждены были прибегать к краткосрочным ссудам, поэтому неуспех какого-либо предприятия часто приводил их к полному разорению. Не случайно в Петербурге редки были купеческие династии, насчитывавшие более пятидесяти лет…

Правда, в тот раз Ивану Милютину как-то удалось выкрутиться и заплатить долги. Через несколько лет, к концу 1780-х, он пристраивает к главному зданию на Невском еще один трехэтажный каменный дом, выходивший другим фасадом на канал. В нем сразу же расположился французский книжный магазин, торговавший здесь много десятилетий. Оба здания изображены на «Панораме Невского проспекта» В. С. Садовникова. Очевидно, одновременно с постройкой нового дома был перестроен и старый, выросший до четырех этажей.

С 1799 года дом, а точнее, дома Милютина перешли в собственность первостатейного купца Силы Борисовича Глазунова. Позументная фабрика была закрыта, и с тех пор оба здания использовались только под торговые и жилые помещения.