Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

Мужчина расхохотался. «А это уж как пойдет, Илюха. Ну, вот сейчас ворота подорвем, с князем Пожарским соединимся и на Кремль двинемся».

— Всем отойти! — велел Федор, и, нагнувшись — поджег веревку, что вела к мешкам.

— Еще хорошо, что дождя нет, — подумал он. «Сухая осень, красивая. Как поляки сдадутся, надо будет Лизавету из Лавры привезти, пусть хозяйство в порядок приводит. До Покрова вряд ли Петька повенчаться успеет, там пост, потом Собор Земский — ну, вот опосля него, перед Масленицей, пусть и женятся с Марьей».

Раздался взрыв, ворота задрожали, осколки дерева полетели на землю, и ополченцы хлынули за стены Белого Города.

— Петька впереди, конечно, — Федор усмехнулся и, подойдя к пушкарям, велел: «Так, сейчас мы эти, — он выругался — ворота, снимем. стволы и ядра, еще, может, по Кремлю бить придется.

— Не хотелось бы, Федор Петрович, — робко сказал кто-то. «И так половину Москвы уже разнесли, а что не разнесли — то пылает».

— А ты думаешь, мне хотелось бы? — Федор выругался и, подняв ведро с теплой, пропахшей гарью, речной водой, жадно выпил. «Я, знаешь, этими руками тут все — он указал на стену, — строил. Однако — ежели для того, чтобы поляков выгнать, надо будет соборы кремлевские разбить — разобьем. Все, поехали! — он засучил рукава грязного кафтана и взялся за еще горячий пушечный ствол.

— Федор Петрович, тут телега не проходит! — крикнули от ворот.

Мужчина выругался, и, подойдя к разбитой створке, одним резким движением оторвал ее.

— Вот теперь все проходит, — усмехнулся Федор, и, закинув руки за голову, потянувшись, подумал: «Сорок лет весной было, а все равно — здоровый я мужик, ничего не скажешь».

Телеги потянулись за ополченцами, туда, где поблескивали купола церкви Всех Святых, что на Кулишках. Федор, прищурившись, увидел, что у разбитых каменных амбаров Соляного двора улицу перегораживает завал кирпичей и бревен. «Только бы Петька туда очертя голову не бросался, — озабоченно подумал мужчина. «В сем дворе Соляном такие подвалы, что в них можно неделями обороняться. Ладно, порох еще остался, сейчас мы там полякам выход наружу и завалим».

Он подождал, пока проедет последняя телега и сказал Элияху. «Пошли, я тебе одно место хорошее покажу, — ежели та изба не сгорела, то раненых туда сносить можно. Место на отшибе, тихое».

— Тихое место, как же — усмехнулся юноша и прислушался — от Соляного двора доносилась беспорядочная стрельба, где-то вдалеке гремели пушки.

— Это на Мясницкой, — сказал Федор, заходя в ворота. Он вскинул голову и подумал: «А вот Ивановскую горку надо взять, и немедля. Польские пушки, ежели они там стоят, от нас сейчас мокрого места не оставят, мы в низине, пали по нам, сколько хочешь».

Сын подбежал к нему, и тяжело продышал: «Батюшка, я половину людей на горку послал, там тако же — в Ивановском монастыре все разбито, мальчишки прибегали, говорили — поляков там много».

— Много, — буркнул Федор и крикнул: «Все это — он указал на завал, — разбирайте, и без меня в подвалы не суйтесь, я сейчас».

— Пошли, — он свернул вниз, к Васильевскому лугу. Все вокруг было выжжено, и Элияху тихо сказал: «Я помню, Федор Петрович, тут еще той весной сражались. Ничего же не осталось».

— А вот и нет, — Федор приостановился. «Цела сия изба, как сами видишь. Она ж почти на заднем дворе церкви стоит, а вокруг — луг. Храм каменный, его огонь не тронул, ну и, — он пригнул голову и шагнул внутрь, — пожар сюда не дошел.

— Да, — сказал Элияху, оглядывая запыленные, сломанные лавки, разбросанную по полу, затоптанную бумагу, — тут хорошо будет. Колодец во дворе есть, я все в порядок приведу, выброшу…, - он наклонился и вдруг замер: «Федор Петрович, что это?»

Мужчина посмотрел на выцветший, искусный чертеж и тихо сказал: «Ничего тут выбрасывать нельзя. Собери, что осталось и береги, как зеницу ока. Сие учителя моего, Федора Савельевича, того, что Белый Город строил — рука».

Федор заглянул в соседнюю горницу и на мгновение закрыл глаза: «Двадцать лет прошло, Господи, а я ту ночь помню — как будто сие вчера было». В красном углу, высоко, висела какая-то маленькая, запыленная иконка. «Странно, — подумал Федор, — Богородица, а без плата».

— Ну, все, — он подогнал Элияху. «Сейчас подвалы чистить от поляков будем, тебе работы перепадет, — только поворачивайся».

Завал на площади был уже растащен и Федор увидел, как сын сидит на какой-то бочке, зажимая правой рукой плечо.

— Ерунда, — отмахнулся Петя. «Пулей чиркнуло. С Ивановской горки начали стрелять, батюшка, у них там пушки, оказывается. Один залп уже дали».

— Мы тут как на ладони, — зло сказал Федор, вытаскивая свою пищаль. «И от стволов наших пользы нет, — не долетят туда, — он вскинул голову, и посмотрел на дымящиеся развалины Ивановского монастыря — ядра. Перевяжи его, Илюха, и будем в подвалы спускаться — перебьем там всех, а потом горкой займемся».

Сын скинул окровавленный кафтан, и Элияху, быстро плеснув на рану водки, достал из своей сумы чистый холст.

Петя, стиснув зубы, закрыл глаза и подумал: «Господи, выжить бы. Как умирать-то не хочется, совсем немного до Кремля осталось, верста какая-то. И так каждую сажень кровью поливаем».

Сверху раздался гул залпа, что-то засвистело, и Федор, успев подумать: «Мальчик же без кольчуги, нельзя, нельзя так», — толкнул обоих юношей на землю.

Ядро вонзилось в белокаменную стену Соляного Двора и Петя, закрыв уши руками, шепнул Элияху: «Лежи, не дергайся, они сейчас еще несколько выпустят». Площадь была окутана пылью, пахло порохом и дымом, и Элияху, во внезапно наступившей тишине, услышал, как Федор матерится сквозь зубы.

Он вылез из-под тяжелого тела, и, протерев глаза, опустившись на колени, замер — кольчуга была залита темной, тяжелой, липкой кровью.

— Осколок, — Федор попытался приподняться и опять выругался. «В спине…, посмотри».

— Он меня защищал, — подумал Элияху. «Своим телом. Это же я должен был сейчас тут лежать».

— Батюшка, — Петя коснулся медленно бледнеющей щеки. «Батюшка, ну как же это…

— Ничего, сынок, — едва слышно сказал Федор, и, опустив голову на булыжники площади, — потерял сознание.

Элияху поднялся и, встряхнув Петю, велел: «Быстро сюда телегу и двоих человек покрепче, ну!»

— Я сам, — Петя все стоял, глядя на огромное, мощное тело отца.

— Ты, — сказал Элияху, — делай то, что должно тебе, понял? Юноша оглянулся и махнул рукой ополченцам: «Сюда гоните, сейчас перевезем Федора Петровича».

Петя наклонился, и, взяв пищаль, что лежала рядом с рукой отца, посмотрев на блистающую сапфирами и алмазами рукоять его сабли, велел: «Всем уйти в подвалы, пока они следующий залп не дали!»

Он обернулся, и, взглянув на телегу, что медленно ехала к церкви Всех Святых, вытерев рукавом потной, прожженной рубахи слезы с лица, — стал спускаться по узкой, скользкой лестнице, что вела вглубь Соляного Двора.