Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

— Вы же говорили, в конце зимы Шесть Племен встречаются, — удивился Джон.

— Это, смотря, какая зима, — расхохотался Скенандоа. "Попадем в буран, можем и застрять. К тому же, виделся я кое с кем, там, на охоте, — он махнул рукой, — говорят, Менева сюда с юга идет. Нас он не тронет, мы для него мелкая сошка, две сотни человек в деревне, но все равно — не хотелось бы с ним столкнуться, зять, — Скенандоа подмигнул Джону. Тот почувствовал, что краснеет.

— Две тысячи воинов у него, — хмуро продолжил Скенандоа.

Джон облизал пальцы: "А вы его видели, Меневу?"

— Нет, только поэтому до сих пор живой, — коротко усмехнулся вождь и достал флягу из сушеной тыквы. "Кленовая, раз уж ты взрослый человек, женатый — пей. Но немного, — он поднял смуглый палец.

Джон отпил, почувствовав на языке нежную сладость, и вдруг улыбнулся: "Как Гениси. Черт, он сейчас все заметит. Не думай, не думай о ней, — Джон поерзал и спросил: "А почему вы Олень, а род — Волка?"

— Это предок наш был, — Скенандоа откинулся на вышитые подушки. "Давно еще, с севера пришел. Говорят, первым озеро наше переплыл. Этьенн его звали, француз, из Акадии. А прозвище — Волк. Встретил тут кого-то, — ну вот как ты, — вождь усмехнулся, — и остался. А ты — уезжаешь, и дочку мою забираешь. Ладно, ладно, — Скенандоа поднял большую, крепкую ладонь, — не одна она у меня".

Джон подпер подбородок рукой, и поглядел куда-то вдаль: "Вы бы с моим отцом, наверное, подружились, Скенандоа".

Тот, было хотел ответить, но Мэри всунула к ним кудрявую голову: "Охотники вернулись! С медведем!".

Вождь рассмеялся. Пощекотав пухленькую щечку девочки, он встал: "Пошли, сейчас все руки пригодятся".

Мирьям откинула полог вигвама. Прищурившись, приставив ладонь к глазам, она заметила: "Медведя несут и оленей с десяток. Надо пойти, помочь".

— Холод не впускай, — сварливо отозвалась Онатарио, что сидела у очага, помешивая отвар в глиняном горшке. "Найдется, кому помочь. Ты скоро уезжаешь, а мы еще заниматься не закончили".

Вигвам стоял на лесной опушке. Мирьям поежилась: "А потом она сложит шкуры, возьмет лошадь и поедет дальше. И так всю жизнь".

— Садись, — Онатарио похлопала рукой рядом с собой, — запоминай — какие тут травы. "А я еще думала, — много знаю, — вздохнула Мирьям, устраиваясь рядом. "Оказывается, тут всю жизнь учиться надо. Как Онатарио. Она на миссис Франклин похожа — тоже высокая, и глаза у нее серые. Только та вся седая, а у этой — виски. Правильно, ее и Скенандоа мать — белая была".

— Запомнила, — Мирьям встряхнула каштаново-рыжими, аккуратно заплетенными косами. "Варить на медленном огне, пить по три ложки в день. Кашель пройдет". Она помялась: "А вы не в обиде, Онатарио? Что вас и брата мать тут оставила, а сама — ушла".

— Она к народу своему ушла, — хмыкнула женщина, прибираясь. "К белым. Отец наш потом женился, мачеха у нас хорошая была. Не в обиде, я же ее и не помню совсем, мне год был, а Скенандоа, — она кивнула в сторону деревни, — два".

Мирьям помолчала: "Онатарио…, Дайте мне тот отвар, что вы мне говорили…"

— Дура, — спокойно отозвалась женщина. "Что случилось у тебя, так этого — не будет больше. Тот отвар — от него женщина навсегда бесплодной становится, а тебе восемнадцать лет всего лишь".

— Я боюсь, — положив голову на колени, всхлипнула Мирьям, — вдруг опять…, - она не закончила и поежилась. Онатарио присела рядом. Взяв ее руку, знахарка медленно, раздельно проговорила: "У тебя будут здоровые дети, милая. Поверь мне. А это, — она махнула рукой в сторону леса, — и не вспоминай".

— Оно мне снится, — тихо сказала девушка. "Полгода прошло, даже больше, а все равно — снится. Почему так?"

— Никто не знает, — вздохнула Онатарио. Она погладила девушку по голове: "Что бы мне стоило раньше с запада прийти? Когда я тут появилась, прошлой зимой, она уже и донашивала. Никто не догадался, под паркой не видно, и я ее сразу с собой в леса увела. Не надо, чтобы кто-то знал. Не к добру это — когда такое рождается. И ведь не умерло сразу, жило еще, хоть и недолго".

— Сейчас вернешься к своему народу, — Онатарио поднялась, — замуж выйдешь, и все хорошо будет. И Мэри у тебя есть, она ж тебе — почти как дочка.

— Да, — Мирьям встряхнула головой и улыбнулась, — это вы правы. Все будет хорошо.

— Ну и славно, — Онатарио кинула ей парку. "Пойдем, нас с тобой, как всегда — первых кормить будут, что бы они без нас делали".

Мирьям, пробираясь сквозь сугробы, посмотрела на прямую спину женщины и вскинула голову: "Правильно. Она же и лечит, и детей принимает, и вообще — ее на озерах уважают очень. Когда вернусь в Бостон, сдам экзамены, и замуж выйду…, А что было, — она закрыла глаза и отогнала видение, — то было".

Мэри, похожая на маленького медвежонка в своей меховой одежде, румяная, веселая, кинулась к ним: "Тетя Мирьям, я так соскучилась!"

— Ах, ты моя прелесть! — Мирьям подхватила девочку. Вдохнув запах костра, свежего снега, северного ветра, — девушка улыбнулась.

Джон потянулся, и, опустив шкуру, что отгораживала их нары, велел: "А вот теперь — иди сюда, и я тебя никуда не отпущу". Горела глиняная плошка с жиром, Гениси сидела, скрестив ноги, ловко орудуя иглой. "Сапоги тебе, — она подняла темные глаза. "Через горы поедем, там теплее, но все равно — надо хорошую одежду. А как это, — она отложила подошву, — море? Как Эри?"

Джон зарылся лицом в распущенные, перевитые нитями с сухими, красными ягодами, волосы. "Больше, — сказал он, подняв прядь, целуя смуглую шею. "Гораздо больше, Гениси".

— Больше не бывает, — удивленно сказала девушка. "А твой отец, он великий вождь?"

— Он умный человек, — вздохнул Джон, — так что не бойся, он только порадуется за меня.

— И сестра твоя погибла, — Гениси погладила его по щеке. "Ты теперь один у него, — она неловко улыбнулась, и старательно выговаривая, сказала по-английски: "Джон".

— Можно и Большой Джон, — он рассмеялся, и стал развязывать шнурки на воротнике ее тонкой, вышитой бисером, замшевой рубашки. "Иди ко мне, — он стал целовать мягкое плечо. Девушка, обняв его, натянула на них оленью шкуру: "Как вьюга воет. К ночи опять разыгралась".

— Сейчас я сделаю так, — Джон устроил ее на боку, — что тебе будет не до вьюги, жена. Жена моя, — он почувствовал под пальцами мягкую, маленькую грудь: "Господи, как я ее люблю. Тут рано женятся, никто и не удивился, что нам по пятнадцать. А вот в Англии…, Ну, что уж теперь делать".

— Да, — томно, ласково сказала Гениси и приподнялась на локте: "А знаешь, почему тебя Большим Джоном называют?".

Он помотал головой. Девушка, подставив ему губы, хихикнула: "Я рассказала".

— Ах ты, — Джон перевернул ее. Усадив на себя, обняв всю ее, он улыбнулся: "Но я не в обиде". Гениси положила голову ему на плечо, и, едва слышно застонав, шепнула: "Люблю тебя!"