Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

— Он же тогда сидел с учителем за одним столом, — вздохнул Александр, — на седере. Когда на стол поставили не кошерную еду, он громко воскликнул: "Благословен Господь, который разрешил нам то, что было запрещено!". Учитель тогда обнял его, и прослезился: "Нет у меня ближе слуги, чем ты, Элияху. Сто лет с тех пор прошло, и вот, — он погладил тетрадь, — я почти нашел то, что ты так искал".

Александр легко поднялся и подошел к окну. Снизу до него донесся веселый голос: "Отлично, а теперь давайте еще раз проверим веревки и можно идти ужинать".

— Корнель, — он перегнулся и посмотрел на рыжую голову мужчины. "Судаков бы ко мне никого не подослал — не стоит от него такого ждать. Кто-то из учеников Баал Шема озаботился, хочет узнать, чем мы тут занимаемся? Нет, Магид из Межерича умер, а остальные там и моего мизинца не стоят. Да они бы не стали нанимать гоя, а этот Корнель не еврей, за версту видно. Хотя…, - Александр усмехнулся, — но нет, не стоит проверять, еще слухи пойдут. Хотя служение сегодня, было бы удобно".

Дверь заскрипела. Он ласково сказал: "Иди сюда, голубка моя. Отец Пьетро согласен, — Горовиц положил крепкую ладонь на бумаги, — взять тебя воспитательницей к маленькой Анне, так что собирайся. Что тебе надо сделать? — он поднял дочь за подбородок.

— Доехать с ними до Парижа, забрать медальон и привезти его тебе, — Ева улыбнулась. Мужчина погладил ее по щеке: "Правильно, милая моя".

— Аббат согласен, — усмехнулся Горовиц, проводя пальцами по шее дочери. "Он ушам своим не поверил, и сразу сказал: "Да, конечно, герр Александр, какие могут быть вопросы? Все же тяжело в дороге с маленьким ребенком. Я очень рад, что фрейлейн Ева предложила свою помощь. Она истинная христианка". И покраснел, — Горовиц взял со стола маленький медальон:

— Ты же понимаешь, милая, аббат Пьетро не должен думать ни о чем другом, кроме…, - его глаза остановились на скрытой глухим платьем груди. Ева, поцеловала руку отца: "Он и не будет. Папа, но если все так, как ты мне рассказывал, то надо забрать амулет вместе с ней. С Анной".

— Умница моя, — Горовиц ласково надел ей на шею цепочку. "Все правильно, милая, незачем рисковать гневом Господним. Ты привезешь сюда девочку, и мы о ней позаботимся".

— Подвалы тут такие, — подумал Горовиц, целуя дочь в лоб, — что там сотню девок можно спрятать, навечно. Амулет будет рядом с ней, пусть сидит и подыхает потихоньку".

— А это, — он взял дочь за руку и подвел к окну, — я написал для тебя, милая. Теперь, — он коснулся медальона, — я всегда буду знать, — где ты. И приду на помощь, если надо. Не снимай его, Ева.

Девушка внезапно покраснела. Отец, лаская губами ее ухо, шепнул: "Я же все уже видел, милая. Я буду тобой любоваться, счастье мое. Ты готова к служению?"

— Да, — она откинула голову назад. Горовиц, взяв ее лицо в ладони, улыбнулся: "Наша горлица улетает от нас, но остается вторая. Твоя тезка справится?"

— Конечно, — кивнула головой девушка. Отец ласково подтолкнул ее к двери: "Пойдем, месса начинается".

Она стояла на коленях в домовой церкви, искоса глядя на смуглое, хорошенькое лицо Евы Франк, что молилась рядом с отцом.

— Его тут нет, — поняла Ева, обежав глазами маленький зал. "Герр Теодор его зовут, я слышала".

Она вспомнила, как несколько дней назад столкнулась с ним на узкой лестнице, что вела в подвалы замка. Он стоял, подняв голову, рассматривая каменный, влажный свод. Услышав шаги Евы, он вежливо посторонился.

— Отличная кладка, — заметил мужчина, когда она проходила мимо. "Прошлый век, сейчас так не строят. Вам помочь, фрейлейн? — Теодор указал на бутылки вина в ее руках. "Спасибо, я сама, — она чуть покраснела. Уже поднявшись вверх, Ева обернулась, — он спускался по ступеням дальше, в самую темноту, что-то весело насвистывая.

— После служения, — сказала она себе, и набожно перекрестилась. "До утра никто из подвалов не выйдет, а то и позже. Я знаю, где его комната".

Ева посмотрела на прямую спину отца. Вздохнув, девушка подумала: "И он тоже внизу останется".

— Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis, — услышала она голос Франка. Он, поднявшись с колен, обвел глазами свой ближний двор: "Агнцы Божьи, избранное стадо мое! Паломники ждут нас в трапезной, а после этого мы начнем готовиться к служению, милые мои, — Франк поднял руки, разведя пальцы в благословении коэнов, и община низко опустила головы.

— Да обратят Господь, сын его Иисус, и дева Мария лица Свои к вам и дадут вам мир, — улыбнулся Франк. Люди стали подниматься с колен.

Федор осторожно открыл тяжелую, дубовую дверь подвала и оглянулся — в замке было тихо, только в нескольких окнах виднелись огоньки свечей. "Как сквозь землю провалились, — хмыкнул он, вдыхая влажный, сырой воздух. "На ужине чуть ли ни сто человек сидело, паломники эти самые. Франк им свои объедки посылал, — принято так у него, — потом опять завывал и трясся, а сейчас все исчезли. Хорошо, что я успел подвалы облазить, не заблужусь".

— Как в шахте, — смешливо подумал Федор, идя узким, черным коридором. "Тут хоть выпрямиться можно, не надо ползать".

Он остановился и прислушался — откуда-то издалека доносился шум. "Поют, — понял Федор. "Это в том самом углу, куда дверь закрыта была. Посмотрим, может, какую-нибудь щель найду".

Федор остановился перед уходящей вверх дверью, и, опустившись на колени, осмотрел ее: "В прошлом веке ключи грубые делали, в скважину все отлично видно". Внутри трепетало пламя свечей, расставленных вдоль стен, в тяжелых, бронзовых канделябрах.

Люди стояли на коленях, держась за руки, неотрывно глядя на черный проем в стене. "Вот и Франк, — Федор обвел глазами подвал, — и Горовиц рядом с ним. В белых одеждах, надо же". У женщин были распущены волосы, ряды людей раскачивались, заунывно что-то распевая. "Псалмы, что ли? — Федор увидел посреди зала возвышение. "А это для чего? И свиток какой-то у Франка в руках. Нет, не Псалмы".

— Шабтай Цви Малкейну, — тянулся припев. Когда община затихла, Франк, поднявшись, держа в руках свиток, дрожащим голосом сказал: "Дети мои! Избранное стадо Божье! Мессия близок, я слышу его шаги! Наш учитель, великий Шабтай Цви, наш царь, избранный спаситель Дома Израилева, говорил: "Я разрешил все, что доселе было запрещено — для того, чтобы привести Мессию в мир". Пусть Шехина, присутствие Господа на земле, освятит наши дела, пусть святые девы, наши белые голубицы — придут к нам!"

Франк и Горовиц одним сильным движением бросили свиток к черному проему. "Со мною с Ливана, невеста! Со мною иди с Ливана! О, единственная — она, голубица моя, чистая моя; единственная она! Кто она, блистающая, как заря? Прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами? — закричал Франк.

— Шехина, Шехина! — люди стали протягивать руки к стене. "Приди, Шехина, благослови нас!"