Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

— Как сказано, — Франк рухнул на колени и стал биться головой об пол, — небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня, и где место покоя Моего? — он зарыдал. Люди завопили: "Здесь, здесь, среди нас! Сойди к нам, беспорочная голубица! Освяти нас присутствием своим!"

Две обнаженные девушки, — повыше и пониже, — прошли по свитку и встали на возвышении. Федор невольно отвел глаза — ее каштановые волосы падали до бедер, в руке была свеча, она смотрела куда-то поверх голов тяжело дышащих людей. "Шхина! — заплакал Франк. "Господь с нами, дети мои, он не оставил нас! Мессия, приди, приди, Мессия! — он приник лицом к ногам девушек, что стояли совсем близко друг к другу, держась за руки, и плечи его затряслись.

Ева, на мгновение, опустила взгляд — отец улыбался. "Все, что было запрещено, стало разрешено! — сильным, громким голосом сказал он. Обернувшись, он разорвал рубашку на груди у молоденькой, лет пятнадцати, девушки. Ева увидела, как отец бросил ее спиной на свиток Торы, как она, сладко застонав, задрала вверх подол. Она слышала крик Франка: "Приди, Мессия, приди к нам!"

Федор сочно, вполголоса выругался. Не оборачиваясь, он пошел к выходу.

В комнате было темно. Дверь, неслышно отворившись, тут же закрылась. Ключ повернули в замке, легкие шаги пробежали по ковру. Федор, еще не проснувшись, почувствовал рядом с собой теплое, нежное тело. "Тихо, — сказал ему на ухо девичий голос: "На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. А теперь нашла".

— Нет, нет, — велел он себе, — нельзя, не смей.

Но она уже целовала его, — быстро, ласково. Ее губы — сухие, покорные, были совсем рядом. Федор, обняв ее, прижав к постели, запустив руки в распущенные, мягкие волосы, усмехнулся про себя: "Голубица".

Она коротко, сладко закричала. Федор, закрыл ей рот поцелуем, вдыхая запах свежести: "Все равно, я ее больше не увижу".

На площади было шумно. Пьетро, спускаясь со ступеней церкви, вглядываясь в толпу, сразу увидел рыжую голову.

— Пойдемте, — велел Федор, — сейчас зайца принесут, и вино я уже заказал.

Аббат устроился на деревянной скамье "Золотого Оленя", и протянул Федору конверт: "Как я и обещал. Документы надежные, не придерешься. Теперь вы Теодор Корнель, честь по чести. Хотя вам они понадобятся, только если поедете куда-то, в Париже месье Перроне и так знает — кто вы".

Федор проглядел бумаги и поднял голубые глаза: "А что, поеду?"

— Может и такое случится, — коротко ответил аббат. Глядя на слугу, что открывал бургундское, он подумал: "Отличное приобретение. Обычно ученые витают в облаках, с ними невозможно работать. А он практик, человек дела, а не теорий. И очень осторожен — у Франка никто ничего не заподозрил. Привык у себя, в шахтах".

— Так что можете не беспокоиться, — Федор попробовал вино и кивнул слуге, — ваш Франк просто поклонник свободного образа жизни. Все эти его завывания, — мужчина поморщился, — не более, чем игра. Хотите, чтобы евреи крестились — терпите его.

— Больше нам ничего и не остается, — пробормотал Пьетро, поиграв вилкой. "Я смотрю, — он вгляделся в темные круги под глазами Федора, — вы не выспались, месье Теодор".

— В подвале до утра сидел, по вашей милости, — буркнул тот, накладывая себе мяса.

— Теперь о Париже, — Пьетро прожевал мясо: "Запомните. Отец Анри, церковь Сен-Сюльпис. Его предупредят, он подберет вам квартиру, и вообще позаботится о вас, пока я не приеду. Я же с ребенком, — он коротко вздохнул, — не налегке путешествую".

— Дочка, наверное, его, — подумал Федор. "Они ведь тоже люди. Сын, — он на мгновение, задумался. "Ерунда, эта Анна не в себе просто. Пугачев же сказал — убили ее, и она уже с ребенком была. От него…, - Федор, на мгновение, поморщился.

— В Париже, — продолжил Пьетро, — вам надо будет стать вольным каменщиком. Знаете же, кто это? Впрочем, вы образованный человек, даже о Шабтае Цви слышали.

— Спасибо, — смешливо заметил Федор. "Я люблю читать. Что касается масонов, — он расстегнул воротник сюртука и сладко потянулся, — меня в Гейдельберге к ним приглашали, да я не пошел. Детские игры, Пьетро, как у этого, — он коротко махнул рукой в сторону замка.

— Детские, — хмуро подумал Пьетро, вспомнив блеск медальона на шее у девочки. "Ему я об этом рассказывать не буду, на смех поднимет. Скептик, как я и говорил".

Он вытер губы льняной салфеткой: "Великая ложа Востока, месье Теодор, — вот наша цель. А конкретней — он вытащил еще один конверт, — держите, в дороге почитаете. "Ложа "Девяти Сестер", нам очень интересны те люди, которые в ней встречаются".

— Я слышал о Франклине, — медленно сказал Федор, пробежав глазами список. "Ну что ж, — он потер подбородок, — он ученый, я ученый — у нас найдется, о чем поговорить".

— Правильно, что бороду сбрили, — заметил Пьетро, поднимаясь. "Все-таки Париж, месье Теодор, — тонкие губы аббата улыбнулись. Он, наклонившись, коснувшись воротника рубашки Федора, шепнул: "Я смотрю — вы тоже поклонник свободного образа жизни, да?"

Мужчина покраснел. Застегивая сюртук, прикрывая синяк на шее, он зло ответил: "Не лезьте не в свое дело, святой отец".

— Я бы вам советовал, — Пьетро легко улыбнулся, — когда доберетесь до Парижа, завести содержанку. Постоянную. Так удобней, месье Теодор.

— Благодарю за заботу, — ядовито отозвался Федор. "Идите, к мессе звонят. В Париже увидимся".

— Непременно, — Пьетро поклонился. Священник вдруг спросил, по-русски: "Федор Петрович, а из вашей семьи — никто в Италии не был?"

— Дед мой, еще при царе Петре туда ездил, — Федор тоже поднялся, — несколько раз. Его тоже Федор звали". Аббат протянул руку и хмыкнул: "До встречи, месье Теодор".

Пьетро, уходя, заставил себя не оглядываться.

— Ах, вот как, — подумал он, заходя в прохладную, гулкую церковь. "Так вот от кого были те письма, что я нашел, подростком еще, в тех бумагах, что отец мне поручил разобрать. И бабушка тоже — ему писала. Деда моего Франческо звали, а вовсе не Теодор. А вот отца — именно так. Мы с Федором Петровичем кузены, оказывается. Одно лицо с отцом моим покойным, конечно. Нечего ему об этом знать, да и письма те — я все сжег".

Священник опустился на колени перед статуей Богоматери. Перекрестившись, он взглянул в тонкое, серьезное, спокойное лицо. "Содержанка, — вспомнил он свои слова. Пьетро увидел, как дрожат его пальцы.

— Нет, нет, — подумал Пьетро, — она чистая, скромная девушка. Девственница. Я ее поселю в Париже, и пусть родит мне сына. Я ведь тоже человек и тоже хочу, чтобы меня любили. Ева меня любит. Иначе, зачем бы она согласилась поехать со мной? Я никогда не оскверню ее своими желаниями, с ней все будет по-другому. Ева…, - он вдохнул запах ладана и застыл, опустив голову в ладони, чувствуя слезы на своем лице.