Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

Он долго молчал. Потом, погладив ее по щеке, султан улыбнулся: "Я не хотел, чтобы ты знала, милая, думал — ты на меня обидишься".

Девушка уткнулась лицом в его плечо. Вдыхая запах сандала, она всхлипнула: "Как я могу обидеться, папа! Ты для меня столько всего делаешь, сколько мой покойный отец не делал". Мохаммед вытер ей слезы. Прижав Изабеллу к себе, он поцеловал теплые волосы надо лбом: "Вы с ней очень похожи, доченька. Мать Зейнаб — тоже итальянка была. Видишь, как оно получилось, — он взял девичью руку, — в пятнадцать лет я свою жемчужину потерял, а потом Аллах мне тебя даровал, когда я уже и не чаял…"

— Он меня освободил, — подумала тогда Изабелла, — возвел в ранг принцессы, признал своей приемной дочерью…, А когда я ему сказала, что пока не готова принимать ислам — только плечами пожал: "Все в свое время, милая, в таком деле нельзя торопиться. Вы же тоже — люди книги, мы верим в ваших пророков".

— Почему она умерла, — спросила Изабелла, — принцесса Зейнаб?

Темные глаза похолодели, и султан ничего не ответил. "Прости, папа, — пробормотала девушка, — я больше не буду…, Я вижу, тебе тяжело об этом вспоминать".

— Очень, — просто ответил Мохаммед. Изабелла, привалившись к его боку, глядя на багровый закат на море, — ее вилла стояла на самом берегу, — просто сидела, взяв в ладони его сильную, большую руку.

Служанка накинула на нее ночной, светлого шелка халат, и заплела длинные, густые волосы в косы. В резную дверь постучали. Изабелла весело сказала: "Заходи, папа!"

Мухаммад, наклонив голову, переступил порог, и, как всегда, подумал: "Какая же она красавица". Серо-зеленые, большие глаза были окружены длинными ресницами, на белых щеках играл чуть заметный румянец. Она стояла, улыбаясь — невысокая, стройная. Султан, взяв ее руку, ворчливо заметил: "Все равно — у тебя все пальцы в пятнах, даже после ванны. Смотри, что я тебе принес, — он достал из-за спины том: "Reflections sur l’age de la Terre".

Султан, устраиваясь на диване, подвинул к себе кальян: "Хорошая книга, тебе понравится. Французский ученый написал, месье Корнель".

Тонкий, серый дым пах розами. Сиди Мохаммед, искоса взглянув на лицо девушки, — она внимательно просматривала книгу, откашлялся: "Зейнаб, доченька, тебе уже двадцать два года…"

— Очень интересно, — не слушая его, пробормотала Изабелла. "Он тут пишет о возрасте Земли, папа". Девушка подняла голову и недоуменно повторила: "Двадцать два. Спасибо за лошадь, — она улыбнулась, — я ее назвала Бинт-аль-Хава, она и вправду — дочь ветра, такая быстрая".

— Она же ничего не знает, — понял Мохаммед. "Аллах милосердный, может, не надо все это затевать? Девочка счастлива, девочка рядом со мной, пусть так и будет — всегда".

— Зейнаб, — он замялся, — я тебя все не спрашивал, ты прости…, Может быть, ты хочешь выйти замуж?

Серо-зеленые глаза наполнились слезами, — мгновенно. Она, прикусив губу, помотала изящной головой: "Если я тебе надоела, папа, ты меня лучше продай, — дрожащим голосом сказала Изабелла.

— Да ты что! — испугался Мохаммед. "Что ты, доченька, что ты, счастье мое…, Как ты могла подумать такое? — он обнял девушку. Та, вытерев мокрые щеки, мрачно сказала: "Я же никого не люблю, папа, кроме тебя. И не полюблю, никогда. Таких мужчин, как ты, или мой отец покойный — их и не бывает вовсе. Не говори мне больше об этом, пожалуйста".

— Но ведь дети…, - попытался продолжить Мохаммед. "Ты ведь совсем не видела мужчин, милая, не надо судить так поспешно".

Изабелла вдруг поднялась и прошлась по отшлифованным, мраморным плитам. Она присела, и, погладила кота: "Я видела мужчин, папа. В Италии. Они не обращали на меня внимания, никто. Я не хочу детей, я и не знаю — что с ними делать, — она посмотрела на свои руки и улыбнулась: "Я лучше буду строить, папа".

— Все равно, — сказал себе Мохаммед, расставляя шахматные фигуры, — надо поговорить с этим Даниялом. Он умный мужчина, он поймет, и не будет препятствовать Зейнаб, заниматься любимым делом. А для детей — даже если сотня служанок ей понадобится, мне ради Зейнаб ничего не жалко. Когда она увидит Данияла, из-за перегородки, конечно, — он ей непременно понравится. Если Зейнаб станет его женой — я буду спокоен.

— Сегодня я играю белыми, — ворчливо заметил султан. Девушка, рассмеявшись, пожала плечами: "Как хочешь, папа, но все равно — я тебя сильнее".

Она двинула вперед свою пешку и попросила: "Папа, почитай рубаи, ты так хорошо это делаешь".

— Лесть, — рассмеялся Мохаммед, — тебе не поможет, Зейнаб. Он опустил веки и начал читать, — сильным, красивым голосом:

— Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он…,- Изабелла подхватила:

— Но я, покуда, жив, тревожиться не стану

О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

Дэниел остановил свою лошадь на горном склоне: "Отсюда, кажется, видно море, ваше величество. Поверить не могу, — он указал на побитую инеем траву, — что на равнине в это время такая жара"

На ветвях деревьев лежал снег. Мохаммед, наклонившись, улыбнулся: "Смотрите, Даниял — тут ночью побывали медведи. Вы говорили, в Америке они тоже есть?"

— И медведи, и волки, — ответил мужчина, — вот только львов у нас не найдешь, ваше величество. Но встречаются пумы, они поменьше. Мой покойный отец очень любил охоту, я ведь тоже — в горах вырос.

— Действительно, — подумал Сиди Мохаммед, исподтишка разглядывая своего спутника, — воспитанный юноша, можно его за правоверного принять. Он не такой, как европейцы, те все — лицемеры. А этот — честный, прямой. Правильно я сделал, что решил с Америкой договор о дружбе заключить, у их страны — большое будущее.

— Ну вот, — султан мягко тронул своего гнедого коня, — мы с вами, Даниял, договорились о тексте соглашения. Так что теперь езжайте, пусть его утверждают в вашей стране, и возвращайтесь — будем подписывать.

Дэниел вздохнул и развел руками: "Подписывать буду уже не я, ваше величество, а первый посол Континентального Конгресса в вашем королевстве. Я пока даже не знаю его, мы с ним в Париже встречаемся, весной. Я просто юрист, делаю, так сказать, черновую работу, — он улыбнулся. Султан, погладив красивую, закрытую колпачком голову ловчего сокола, что сидел у него на руке, спросил: "А вы куда потом?"

— Остаюсь там, во Франции, — ответил Дэниел, направляя свою лошадь по узкой тропинке. "Не сегодня-завтра британцы окончательно уйдут из колоний. Надо будет готовить мирный договор, я буду этим заниматься. И вообще — учиться искусству дипломатии, я ведь еще совсем молод, — он встряхнул русоволосой головой: "Спасибо вам за эту прогулку, ваше величество. Я как будто очутился дома, в Виргинии, зимой".

— Мне очень приятно, что вам у нас нравится, — ласково сказал Мохаммед. Дэниел, глядя на резкий очерк смуглого, бесстрастного лица султана, хмыкнул: "Семьдесят лет. Если бы не седина — больше пятидесяти ему не дашь. Отец тоже — такой был".