Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

– В чем дело? – обратился принц к офицеру, который по первому же слову штатгальтера выскочил из экипажа и почтительно приблизился к нему.

– Монсеньор, – отвечал тот, – это государственный преступник, за которым я по вашему приказанию ездил в Левештейн и привез его в Харлем согласно желанию вашего высочества.

– Чего он хочет?

– Настоятельно просит, чтобы ему позволили здесь задержаться.

– Чтобы увидеть черный тюльпан, монсеньор! – закричал ван Берле, умоляюще складывая руки. – Потом, когда я увижу его, когда узнаю то, что мне необходимо знать, я умру, если так надо! Но умирая, я буду благословлять ваше высочество за то, что в милосердии своем вы стали посредником между мной и божественным Провидением, что по вашей милости труд моей жизни получил завершение и был возвеличен!

Любопытное зрелище представляли собой эти двое: каждый выглядывал из дверцы своего экипажа, при каждом состояло два стража, но один был всесилен, другой унижен, один готовился взойти на трон, другой полагал, что готовится взойти на эшафот.

Вильгельм выслушал жаркую мольбу Корнелиса, окинул его холодным взглядом и спросил, обращаясь к офицеру:

– Этот человек – тот самый мятежный заключенный из Левештейна, что пытался убить своего тюремщика?

Корнелис вздохнул и склонил голову. Его лицо, юношески нежное и простодушное, то краснело, то бледнело. Эти слова всемогущего, всеведущего принца, эта непогрешимая, чуть ли не божественная персона, каким-то неведомым, непостижимым для прочих смертных путем уже знающая о его преступлении, – все говорило за то, что ему уготованы не только самая неотвратимая кара, но и отказ в его просьбе.

Он не пытался бороться, не пробовал оправдаться. В глазах принца он являл собой трогательное зрелище наивного отчаяния, абсолютно понятного проницательному уму и искушенному сердцу такого наблюдателя, как тот, кто в эти минуты не без волнения разглядывал его.

– Разрешите арестанту выйти из экипажа, – сказал штатгальтер, – пусть он пойдет и посмотрит на черный тюльпан, вполне достойный того, чтобы увидеть его хоть раз в жизни.

– О! – вскрикнул ван Берле, от радости едва не лишаясь чувств, и ступил, пошатнувшись, на подножку экипажа. – О монсеньор!

Больше он не смог вымолвить ни слова – дыхание перехватило, и если бы офицер не поддержал его, бедняга Корнелис возблагодарил бы его высочество, рухнув на колени и уткнувшись лицом в дорожную пыль.

Дав это великодушное позволение, принц продолжил свой путь под сенью деревьев среди восторженных приветствий толпы. Вскоре он достиг праздничного помоста, в его честь тотчас пальнула пушка, и гром выстрела покатился вдаль, теряясь за горизонтом.

Ван Берле, сопровождаемый четырьмя стражниками, срезая путь наискосок, проталкивался сквозь толпу к черному тюльпану, и чем ближе он к нему подходил, тем жаднее пожирал его глазами.

Наконец он увидел его, этот неповторимый цветок, которому суждено, однажды явившись в мир благодаря таинственному сочетанию тепла и холода, тени и света, исчезнуть затем навеки. Теперь их разделяли всего шесть шагов. Корнелис смотрел, упивался его безупречной красотой и изяществом, видел и девушек на заднем плане – почетный караул, достойный этого воплощения царственного благородства и чистоты. Однако чем больше он убеждался в совершенстве цветка, тем больнее разрывалось его сердце. Он озирался, ища кого-нибудь, к кому можно обратиться с вопросом, одним-единственным… Но повсюду он встречал лишь чужие лица. Всеобщее внимание было приковано к трону, на который только что воссел штатгальтер.

Тот, на ком в эти минуты сосредоточились все помыслы, встал, спокойно оглядел опьяненную восторгом толпу, поочередно остановив свой пронзительный взор на трех лицах, образовавших перед его глазами некое подобие углов живого треугольника: три носителя самых различных устремлений стояли перед ним, три драмы ждали своей развязки.

В одном углу располагался Бокстель, дрожащий от нетерпения, с лихорадочной алчностью пожирающий глазами принца, флорины, черный тюльпан, всех собравшихся.

В другом – Корнелис, онемевший, задыхающийся, вложивший всю душу, всю свою жизнь и любовь во взгляд, устремленный на черный тюльпан, его бесценное детище.

И наконец, в третьем углу – на ступени праздничного помоста среди девушек Харлема стояла прекрасная фрисландка в красном расшитом серебром платье из тонкой шерсти, в золотом чепце, с которого волнами ниспадали длинные кружева. От волнения Роза едва держалась на ногах, взор ее был затуманен слезами, она опиралась на руку одного из офицеров Вильгельма.

Тогда принц, убедившись, что все готовы внимать ему, медленно развернул пергамент и заговорил спокойным, четким, хотя и негромким, голосом, но ни один его звук не пропал, – такое благоговейное молчание внезапно накрыло все пятьдесят тысяч зрителей, затаивших дыхание.

– Вы знаете, – сказал штатгальтер, – с какой целью все сегодня пришли сюда. Настала пора вручить награду тому, кто взрастил черный тюльпан. За это были обещаны сто тысяч флоринов. Черный тюльпан! – Вильгельм возвысил голос. – Это голландское чудо здесь, перед вашими глазами. Черный тюльпан был выращен, и он отвечает всем условиям, которые выдвинуло Общество садоводов Харлема. История его выведения и имя его создателя будут с почетом вписаны в памятную книгу города. Подведите же сюда того, кому принадлежит черный тюльпан!

Произнося эти слова, принц бросил взгляд на все три угла своего треугольника, чтобы оценить произведенный эффект.

Он видел, как Бокстель рванулся со своей скамьи.

От него не укрылось и невольное движение Корнелиса.

И наконец, он видел, как офицер, которому было поручено охранять Розу, вел, а вернее, толкал ее перед собой к трону.

Двойной возглас раздался справа и слева от принца. Бокстель, будто громом пораженный, и вконец ошарашенный Корнелис вскрикнули в один голос:

– Роза! Роза!

– Этот тюльпан принадлежит вам, не так ли, девица? – спросил принц.

– Да, монсеньор, – пролепетала Роза, между тем как вокруг поднялся ропот единодушного восхищения ее трогательной прелестью.

– Ох, – прошептал Корнелис, – выходит, она лгала, когда говорила, что у нее украли этот цветок! Так вот почему она покинула Левештейн! О, значит, я забыт, меня предала та, кого я считал своим лучшим другом!

– Ох! – в свой черед простонал и Бокстель. – Я погиб!

– Этот тюльпан, – продолжал принц, – будет носить имя своего создателя, в цветочном каталоге ему надлежит значиться под названием «Tulipa nigra Rosa Barlænsis», потому что ван Берле – фамилия, которую отныне примет эта девушка.

Принц взял руку Розы и вложил ее в руку бледного, ошалевшего, едва ли не сломленного радостью мужчины, который бросился к подножию трона, благословляя поочередно то правителя, то свою невесту, то Бога, который с лазурных небес взирал улыбаясь на счастье двух любящих сердец.