Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

22 мая состоялось второе наказание на борту «Баунти»: 6 ударов кошкой «за пренебрежение обязанностями в измерении глубины» получил помощник оружейника Джон Уильямс.

Через двое суток, в субботу 24 мая, судно, отсалютовав из бортовых пушек, вошло в бухту Симонс, что во внутренних водах залива Фолс Бэй у Мыса Доброй Надежды (в нескольких милях к югу от голландской колонии Капстад; ныне Кейптаун, ЮАР).

Фолс Бэй — наши дни

«Баунти» простоит здесь на якоре 38 дней. Судно отремонтируют, для чего в помощь корабельному плотнику Уильяму Пёрселлу наймут местных мастеров. Течь устранят, и корпус заново переконопатят.

Основательной починке подвергнутся паруса, рангоут и такелаж. Несколько баркасов доставят в трюмы камни для балласта. Тщательно перетрясут личные вещи моряков и запасы провизии. Всё сгнившее и заплесневелое будет безжалостно выброшено.

Через пару дней после прибытия Блай направился с визитом вежливости к губернатору колонии, его превосходительству господину Ван дер Граафу. Там, в Капстаде, капитан «Баунти», воспользовавшись оказией, отправил очередные письма Кемпбеллу, Бэнксу и лордам Адмиралтейства. С трудом скрывая свое разочарование, он подробно объяснил своим боссам, почему корабль не смог одолеть Мыс Горн. Впервые в его рапортах зазвучали раздражительные нотки в адрес экипажа: «…за ними надо присматривать, как за детьми…».

Между тем «дети» прекрасно проводят время. Моррисон пишет, что неподалеку от места стоянки матросы обнаружили скалу, которую тут же окрестили Островом Тюленей: огромное количество этих животных устроило там себе лежбище, «греясь, как свиньи на солнце». Периодически подстреливая тюленя, часто вылавливая неводом превосходную рыбу и руками — крупных диких гусей, команда устраивала себе самые настоящие пиры. Кроме того, в течение всей стоянки на борт стараниями Блая поставлялась свежая провизия для экипажа: всего, в общей сложности, 9 центнеров мягкого хлеба, 3 бочки доброго бренди, 2 бочки отличной голландской муки и т. д.

Так что матросы отъедались впрок. Чем занимались гардемарины и офицеры, известно меньше. Наверняка молодежь с удовольствием принимала участие в охоте и рыбалке, а люди постарше наблюдали издалека. Наверняка Блай разрешал свободным от вахты увольнения на берег, в Симонстаун или даже в Кейптаун.

Главный город Капской колонии тогда рос не по дням, а по часам. Обязательная пошлина для всех судов, идущих из Европы в Индию или обратно и бросавших якорь у Мыса Доброй Надежды, приносила хозяевам баснословные барыши. И Кейптаун процветал. Что, разумеется, привлекало сюда не только добродетели, но и пороки. Именно тогда, в конце XVIII века, город начинал обретать свою легендарную репутацию «порта-клоаки», перекрестка всех морских дорог, мировой столицы авантюристов и проституток.

Для экипажа «Баунти», готовившегося к долгому пути на восток, в далекие от цивилизации края, это была последняя возможность погулять «на дорожку», как следует. Надо полагать, какие-то деньги у матросов еще оставались — вряд ли они умудрились целиком потратить жалование, выплаченное им еще в Портсмуте. Наверняка и у офицеров с гардемаринами особенно серьезных проблем с личными финансами не было.

Однако существует легенда, что именно тогда, во время стоянки у Мыса Доброй Надежды, Флетчер Кристиан занял у капитана Блая деньги. И что, якобы, это обстоятельство стало одной из причин мятежа, который вспыхнет через десять месяцев за тысячи миль отсюда.

Поверить в это трудно. Намек на то, что Кристиан был должен Блаю некоторую сумму денег, можно отыскать всего в двух документах из огромного архивного наследия о Саге.

Первым об этом спустя четыре десятка лет после описываемых событий упоминает в своей книге капитан Бичи. Вот как он передает слова Джона Адамса (Александра Смита) об атмосфере на борту «Баунти» в апреле 1789 года, накануне мятежа: «…Офицеры, это необходимо признать, имели гораздо больше оснований для неудовольствия, чем матросы; особенно штурман и мистер Кристиан. Последний был протеже лейтенанта Блая и, к сожалению, имел перед ним обязательства финансового свойства, о которых Блай периодически напоминал ему, когда возникали какие-либо разногласия. Кристиан, чрезмерно раздосадованный упреками, которые постоянно выпадали на его долю наравне с остальными офицерами, особенно болезненно переносил дополнительные колкости насчет личных долгов; и однажды в момент возбуждения сказал своему командиру, что рано или поздно день расплаты настанет…».

Гардемарин (midshipman). Рисунок XVIII века.

(Цитата, что и говорить, поразительная. Раньше ни в чем подобном старик Адамс публично не признавался. В двух предыдущих рассказах патриарха Питкэрна, записанных капитанами Фолджером (1808) и Стэйнзом (1814), нет ни слова о каких-либо финансовых обязательствах Кристиана перед Блаем. Как, впрочем, и об открытых угрозах помощника штурмана в адрес капитана.

Почему Адамс не говорил об этом раньше? Капризы памяти 58-летнего мужчины: забыл, а теперь вспомнил? Или сознательно скрывал эти факты долгие годы? Зачем? Предположение о том, что в подоплеке мятежа — денежный долг, каким бы абсурдным оно ни казалось, абсолютно ничем не грозило бывшему бунтовщику. Тем более в 1825 году. Не выдумал же, в конце концов, Адамс эту историю. Или..? Или это Бичи неправильно понял или неверно пересказал воспоминания бывшего матроса?)

Второе косвенное свидетельство непростых финансовых отношений Блая и его протеже обнаружил Глинн Кристиан. В одном из архивов сиднейской Библиотеки Митчелла (самого большого собрания рукописных документов о Саге) пра-пра-пра-правнук предводителя мятежников отыскал черновик письма Блая к своему благодетелю сэру Джозефу Бэнксу. Это письмо касалось частного расследования, которое в 1794 году, через 5 лет после мятежа и спустя два года после суда над бунтовщиками, организовал старший брат Флетчера Кристиана, Эдвард. В своей уже упоминавшейся книге «Хрупкий Рай» Глинн Кристиан цитирует черновик Блая: «… и мистер (Эдвард) Кристиан знает из расписки его брата (которую он получил), что он снабжался деньгами, какими хотел…».

Автор, любимый и уважаемый мною Глинн Кристиан, делает вывод: эта фраза — доказательство того, что Блай давал его пра-пра-пра-прадеду деньги в долг. Возможно. Но нигде никто пока не нашел не только неопровержимых, но и даже косвенных подтверждений этого. И, тем более, что это происходило именно в Кейптауне.