Алистер Маклин - Крейсер «Улисс»

Тут можно читать онлайн Алистер Маклин - Крейсер «Улисс» - бесплатно полную версию книги (целиком) без сокращений. Жанр: Морские приключения. Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Крейсер «Улисс»
Автор:

Алистер Маклин
Жанр:

Морские приключения
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

5/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии (1)
Ваша оценка:
100

1

2

3

4

5

Алистер Маклин - Крейсер «Улисс» краткое содержание

Крейсер «Улисс» - описание и краткое содержание, автор Алистер Маклин, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

1942 год. Исход Второй мировой войны еще не ясен. На севере англо-американский конвой FR-77 должен доставить в советский Мурманск танки, самолеты и авиационный бензин, прорвавшись через вражеские кордоны.

Крейсер «Улисс» - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Крейсер «Улисс» - читать книгу онлайн бесплатно, автор Алистер Маклин

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

It came to find the convoy, 14 ships left in all-scattered over three square miles of sea and rolling heavily in the deepening swell from the NNE.: 14 ships, for another had gone in the deepest part of the night.	Рассвет застал конвой - теперь в нем насчитывалось четырнадцать судов и кораблей -рассредоточенным по площади свыше трех квадратных миль. Суда сильно качала усиливающаяся зыбь, шедшая от норд-норд-оста. Да, в конвое осталось всего четырнадцать единиц, глубокой ночью исчезло ещё одно судно. Что послужило причиной его гибели?
Mine, torpedo?	Мина, торпеда?
Nobody knew, nobody ever would know.	Никто не знал и никогда не узнает.
The Sirrus had stopped, searched the area for an hour with hooded ten-inch signalling lamps.	Застопорив машины, "Сиррус" целый час обследовал место трагедии, освещая поверхность моря затемненными десятидюймовыми сигнальными прожекторами.
There had been no survivors.	Никого из членов экипажа не удалось обнаружить.
Not that Commander Orr had expected to find any-not with the air temperature 6	Орр, командир "Сирруса", и не рассчитывал на это: температура воздуха была ниже двадцати градусов мороза по Цельсию.
It came after a sleepless night of never-ending alarms, of continual Asdic contacts, of constant depth-charging that achieved nothing.	Рассвет наступил после бессонной ночи, после беспрерывных боевых тревог, бесконечных акустических контактов, беспрестанной бомбежки невидимых и неуязвимых подводных лодок. Бомбежки, которая не достигла никаких результатов.
Nothing, that is, from the escorts' point of view: but for the enemy, it achieved a double-edged victory. It kept exhausted men at Action Stations all night long, blunting, irreparably perhaps, the last vestiges of the knife-edged vigilance on which the only hope, it was never more, of survival in the Arctic depended.	Но лишь с точки зрения кораблей охранения. Зато для противника то была двойная победа: измученным морякам пришлось всю ночь оставаться на своих боевых постах, что притупило, возможно бесповоротно, последние остатки прежней, отточенной, как лезвие бритвы, бдительности, от которой как никогда зависела теперь судьба корабля.
More deadly still, it had emptied the last depth-charge rack in the convoy....	Но главная опасность заключалась в ином: бомбосбрасыватели на кораблях эскорта были совершенно пусты.
It was a measure of the intensity of the attack, of the relent-lessness of the persecution, that this had never happened before. But it had happened now. There was not a single depth-charge left-not one.	Враг не на шутку взялся за дело, мертвой хваткой вцепившись в горло конвоя!.. То, чего ещё никогда не случалось, сейчас произошло: на кораблях не осталось ни одной глубинной бомбы.
The fangs were drawn, the defences were down.	Зубы у конвоя были вырваны, обороняться стало нечем.
It was only a matter of time before the wolf-packs discovered that they could strike at will...	С минуты на минуту "волчьи стаи" обнаружат, что теперь можно нападать безнаказанно и когда заблагорассудится...

And with the dawn, of course, came dawn Action Stations, or what would have been dawn stations had the men not already been closed up for fifteen hours, fifteen endless hours of intense cold and suffering, fifteen hours during which the crew of the Ulysses had been sustained by cocoa and one bully-beef sandwich, thin, sliced and stale, for there had been no time to bake the previous day.	С рассветом, как обычно, была объявлена утренняя боевая тревога, хотя и без того люди находились на своих боевых постах пятнадцать часов кряду. То были пятнадцать часов лютого холода и страданий, и за все это время у личного состава "Улисса" во рту не было ничего, кроме ломтика корнбифа с черствым сухарем, потому что выпечь свежий хлеб пекарям было недосуг, да кружки какао.
But dawn stations were profoundly significant in themselves: they prolonged the waiting another interminable two hours-and to a man rocking on his feet from unimaginable fatigue, literally holding convulsively jerking eyelids apart with finger and thumb while a starving brain, which is less a brain than a well of fine-drawn agony, begs him to let go, let go just for a second, just this once and never again, even a minute is brutal eternity: and they were still more important in that they were recognised as the Ithuriel hour of the Russian Convoys, the testing time when every man stood out clearly for what he was.	Эти утренние боевые тревоги сами по себе имели особое значение в жизни корабля, продлевая ожидание атаки противника на два бесконечных часа. А для человека, качающегося на ногах от неимоверной усталости, буквально пальцами придерживающего слипающиеся веки, в то время как мозг - источник мучительных страданий -принуждает его забыться хотя бы на секунду, хотя бы только раз, для такого человека даже минута тянется как вечность. Утренние боевые тревоги имели для экипажа особое значение потому, что во время походов в Россию являлись испытанием на выносливость каждого - испытанием, показывавшим, кто чего стоит на самом деле.
And for the crew of a mutiny ship, for men already tried and condemned, for physically broken and mentally scourged men who neither could nor would ever be the same again in body or mind, the men of the Ulysses had no need to stand in shame.	Экипаж же "Улисса" - корабля, заклейменного как мятежный, - люди, осужденные и приговоренные к наказанию, физически сломленные и распятые духовно, люди, которым никогда уж не стать прежними, - этот экипаж не хотел покрыть себя позором.
Not all, of course, they were only human; but many had found, or were finding, that the point of no return was not necessarily the edge of the precipice: it could be the bottom of the valley, the beginning of the long climb up the far slope, and when a man had once begun that climb he never looked back to that other side.	Конечно, не все испытывали такое чувство, потому что были обыкновенными людьми, но многие поняли - или начинали понимать, - что рубеж, за который они перешагнули, это не обязательно край пропасти, что это, скорее, долина, начало долгого подъема по противоположному склону холма. Человек же, однажды начав восхождение, никогда не оглядывается назад.
For some men, neither precipice nor valley ever existed.	Ни пропасти, ни долины для некоторых не существовало.
Men like Carrington, for instance.	К их числу принадлежал, к примеру, Кэррингтон.
Eighteen consecutive hours on the bridge now, he was still his own indestructible self, alert with that relaxed watchfulness that never flagged, a man of infinite endurance, a man who could never crack, who you knew could never crack, for the imagination baulked at the very idea.	Проведя на мостике целых восемнадцать часов, он по-прежнему оставался самим собой -несгибаемым, бодрым, отличавшимся какой-то непринужденной, никогда не подводившей его наблюдательностью, человеком невероятной выносливости, который никогда не сдает, ибо даже мысль о том, что он может сдать, казалась нелепой.
Why he was what he was, no man could tell.	Таким уж он уродился.

Such, too, were men like Chief Petty Officer Hartley, like Chief Stoker Hendry, like Colour-Sergeant Evans and Sergeant Macintosh; four men strangely alike, big, tough, kindly, no longer young, steeped in the traditions of the Service.	Под стать ему были люди вроде старшего боцмана Хартли, старшего котельного машиниста Гендри, старшего сержанта Ивенса и сержанта Мак-Интоша. Эти люди - до странности похожие друг на друга, рослые, смелые и добродушные -впитали в себя лучшие флотские традиции.
Taciturn, never heard to speak of themselves, they were under no illusions as to their importance: they knew, as any Naval officer would be the first to admit-that, as the senior N.C.O.s, they, and not any officer, were the backbone of the Royal Navy; and it was from their heavy sense of responsibility that sprung their rock-like stability.	Молчаливые, никогда не кичащиеся своей властью, они отдавали себе отчет в том, сколь важна их роль. Они понимали - и с этим первым бы согласился любой флотский офицер, - что именно они, старшины, а не офицерский состав, представляют собой опору британского королевского флота. Это крайне развитое в них чувство ответственности и придавало им стойкость гранита.
And then of course, there were men-a handful only-like Turner and the Kapok Kid and Dodson, whom dawn found as men above themselves, men revelling in danger and exhaustion, for only thus could they realise themselves, for only this had they been born.	Были, конечно, и такие люди - всего лишь горстка - люди наподобие Тэрнера, Капкового мальчика и Додсона, - которые с рассветом как бы выросли над собой. Опасность, трудности радовали их, ведь лишь в подобных обстоятельствах они могли проявить себя целиком, ибо опасность была их стихией, тем, ради чего они родились на свет.
And finally, men like Vallery, who had collapsed just after midnight, and was still asleep in the shelter, and Surgeon Commander Brooks: wisdom was their sheet anchor, a clear appreciation of the relative insignificance both of themselves and the fate of FR77, a coldly intellectual appraisal of, married to an infinite compassion for, the follies and suffering of mankind.	Были, наконец, и такие люди, как Вэллери, который, свалившись пополуночи с ног, до сих пор спал в командирской рубке; как старый врач Брукс. Их якорем спасения была мудрость, ясное понимание того, сколь относительное значение имеют как их собственные личности, так и судьба конвоя. Этим якорем была их логическая оценка обстановки, сочетавшаяся в этих людях с сочувствием к человеческим слабостям и страданиям.
At the other end of the scale, dawn found men-a few dozen, perhaps-gone beyond recovery.	На другой чаше весов находился иной сорт людей - их было несколько десятков, не более.
Gone in selfishness, in self-pity and in fear, like Carslake, gone because their armour, the trappings of authority, had been stripped off them, like Hastings, or gone, like Leading S.B.A.	Людей, опустившихся до предела. Они пали жертвой себялюбия, жалости к самим себе, страха. Так случилось с Карслейком. Пали оттого, что с них сорван был их покров, мишура власти. Так случилось с Гастингсом.
Johnson and a score of others, because they had been pushed too far and had no sheet anchor to hold them.	Оттого, что не выдержали легшего на их плечи бремени, а станового якоря, который смог бы спасти их, у них не было. Так случилось со старшим санитаром Джонсоном и десятком других людей.
And between the two extremes were those-the bulk of the men-Who had touched zero and found that endurance can be infinite-and found in this realisation the springboard for recovery.	Между этими двумя полюсами оказались люди иного сорта, составлявшие большинство. Достигнув, казалось бы, предела терпения, они обнаружили, что человеческая выносливость безгранична, и в этом открытии нашли для себя целительный источник.
The other side of the valley could be climbed, but not without a staff.	Оказывается, подняться на противоположный склон ложбины можно, правда с посохом.