Алистер Маклин - Крейсер «Улисс»

Тут можно читать онлайн Алистер Маклин - Крейсер «Улисс» - бесплатно полную версию книги (целиком) без сокращений. Жанр: Морские приключения. Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Крейсер «Улисс»
Автор:

Алистер Маклин
Жанр:

Морские приключения
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

5/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии (1)
Ваша оценка:
100

1

2

3

4

5

Алистер Маклин - Крейсер «Улисс» краткое содержание

Крейсер «Улисс» - описание и краткое содержание, автор Алистер Маклин, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

1942 год. Исход Второй мировой войны еще не ясен. На севере англо-американский конвой FR-77 должен доставить в советский Мурманск танки, самолеты и авиационный бензин, прорвавшись через вражеские кордоны.

Крейсер «Улисс» - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Крейсер «Улисс» - читать книгу онлайн бесплатно, автор Алистер Маклин

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

For Nicholls, tired beyond words from a long night standing braced against the operating table in the surgery, the staff was pride and shame.	Для Николлса, измученного настолько, что не хватало слов описать его состояние, уставшего от долгой и утомительной работы в операционной, этим посохом были гордость и стыд.
For Leading Seaman Doyle, crouched miserably into the shelter of the for'ard funnel, watching the pinched agony, the perpetual shivering of his young midships pom-pom crew, it was pity; he would, of course, have denied this, blasphemously.	Для старшего матроса Дойла, который, съежившись в три погибели, прятался от ледяного ветра за передней трубой и видел страдания дрожавших от холода молоденьких комендоров из расчета под его началом, таким посохом была жалость. Но, если бы ему об этом сказали, он, бранясь на чем свет стоит, стал бы отрицать подобное утверждение.
For young Spicer, Tyndall's devoted pantry-boy, it was pity, too-pity and a savage grief for the dying man in the Admiral's cabin.	Для юного Спайсера - буфетчика Тиндалла - этим посохом тоже была жалость, жалость к человеку, умирающему в своей адмиральской каюте.
Even with both legs amputated below the knee, Tyndall should not have been dying.	Хотя Тиндаллу пришлось ампутировать обе ноги ниже коленей, он мог бы жить.
But the fight, the resistance was gone, and Brooks knew old Giles would be glad to go.	Но у него не осталось желания бороться, цепляться за жизнь; Брукс понимал, что смерть старый Джайлс примет как избавление.
And for scores, perhaps for hundreds, for men like the tubercular-ridden McQuater, chilled to death in sodden clothes, but no longer staggering drankenly round the hoist in 'Y' turret, for the heavy rolling kept the water on the move: like Petersen, recklessly squandering his giant strength in helping his exhausted mates: like Chrysler, whose keen young eyes, invaluable now that Radar was gone, never ceased to scan the horizons: for men like these, the staff was Vallery, the tremendous respect and affection in which he was held, the sure knowledge that they could never let him down.	А для многих десятков, если не сотен таких, как больной чахоткой Мак-Куэйтер, закоченевший в промокшей одежде (правда, теперь ему не надо было больше топтаться на ослабших ногах вокруг элеватора, из-за сильной качки вода не замерзала); как великан Петерсен, щедро тративший свои силы, помогая товарищам; как юный Крайслер, чьи зоркие глаза стали и вовсе незаменимыми, потому что радарная установка выведена из строя и юноша непрерывно наблюдал за горизонтом, -для таких людей посохом этим был Вэллери и глубокое уважение к нему, и безграничная любовь, и ещё - уверенность, что они не должны подвести командира.
These, then, were the staffs, the intangible sheet anchors that held the Ulysses together that bleak and bitter dawn, pride, pity, shame, affection, grief-and the basic instinct for self-preservation although the last, by now, was an almost negligible factor.	Вот каковы были прочные канаты, надежные якорь-цепи, воедино соединявшие экипаж крейсера в то хмурое, серое утро, - гордость, жалость, стыд, любовь, печаль и природный инстинкт самосохранения, хотя последний фактор вряд ли нынче много значил.
Two things were never taken into the slightest account as the springs of endurance: never mentioned, never even considered, they did not exist for the crew of the Ulysses: two things the sentimentalists at home, the gallant leader writers of the popular press, the propagandising purveyors of nationalistic claptrap would have had the world believe to be the source of inspiration and endurance, hatred of the enemy, love of kinsfolk and country.	Что же до пресловутой ненависти к врагу, любви к своим близким и отечеству - понятиям, которые внушают миру сентиментальные обыватели, борзописцы и краснобаи, занятые шовинистической болтовней, - ни одно из этих чувств не вдохновляло моряков "Улисса". Никто и словом не обмолвился об этом.
There was no hatred of the enemy.	Ненависти к врагу в них не было.

Knowledge is the prelude to hate, and they did not know the enemy.	Чтобы кого-то ненавидеть, надо его знать в лицо, а они его не знали.
Men cursed the enemy, respected him, feared him and killed him if they could: if they didn't, the enemy would kill them.	Моряки просто проклинали своих врагов, уважали их, боялись и уничтожали, когда выпадал случай, иначе те уничтожили бы их самих.
Nor did men see themselves as fighting for King and country: they saw the necessity for war, but objected to camouflaging this necessity under a spurious cloak of perf ervid patriotism: they were just doing what they were told, and if they didn't, they would be stuck against a wall and shot.	Люди вовсе не думали, что сражаются за короля и отечество; они понимали: война неизбежна, но им претило, когда необходимость эту прикрывали трескучей лжепатриотической фразой. Они лишь выполняли то, что им приказывают, иначе их бы поставили к стенке.
Love of kinsfolk-that had some validity, but not much.	Любовь к близким? В этом заключен известный смысл, но не более.
It was natural to want to protect your kin, but this was an equation where the validity varied according to the factor of distance.	Защищать свою семью - естественное чувство, но оно представляет собой уравнение, истинность которого прямо пропорциональна расстоянию.
It was a trifle difficult for a man crouched in his ice-coated Oerlikon cockpit off the shores of Bear Island to visualise himself as protecting that rose-covered cottage in the Cots-wolds...	Довольно сложно вообразить себе, чтобы зенитчик, скрючившийся в обледенелом гнезде "эрликона" где-нибудь неподалеку от острова Медвежий, воображал, что защищает утопающий в розах заветный коттедж в Котсуолде.
But for the rest, the synthetic national hatreds and the carefully cherished myth of King and country, these are nothing and less than nothing when mankind stands at the last frontier of hope and endurance: for only the basic, simple human emotions, the positive ones of love and grief and pity and distress, can carry a man across that last frontier.	...Что же до остального, то искусственно раздуваемая ненависть к другим нациям и расхожий миф о короле и отечестве не стоят и ломаного гроша. Когда человек стоит у последней черты, когда на исходе надежда и выдержка, лишь великие и простые чувства -любовь, печаль, сострадание, отчаяние - помогут ему найти в себе силы, чтобы перешагнуть этот рубеж.
Noon, and still the convoy, closed up in tight formation now, rolled eastwards in the blinding snow.	Наступил полдень, а караван, сомкнув строй, по-прежнему мчался вперед сквозь плотную снежную пелену.
The alarm halfway through dawn stations had been the last that morning.	Тревог не объявляли с самого утра.
Thirty-six hours to go, now, only thirty-six hours.	Теперь до порта назначения оставалось тридцать шесть часов, всего лишь тридцать шесть часов ходу.
And if this weather continued, the strong wind and blinding snow that made flying impossible, the near-zero visibility and heavy seas that would blind any periscope... there was always that chance. Only thirty-six hours.	Только бы продержалась такая же погода!.. Крепкий ветер, густой снегопад помешали бы немецким самолетам подняться в воздух, а почти нулевая видимость и крутая волна не позволили бы всплыть на перископную глубину ни одной подводной лодке... Чем черт не шутит... Ведь осталось каких-то тридцать шесть часов!
Admiral John Tyndall died a few minutes after noon.	Адмирал Джон Тиндалл скончался почти сразу после полудня.

Brooks, who had sat with him all morning, officially entered the cause of death as post-operative shock and exposure."	Брукс, сидевший возле него все утро, записал в документе, что причиной смерти является "послеоперационный шок и переохлаждение".
The truth was that Giles had died because he no longer wished to live.	На самом же деле Джайлс умер потому, что не хотел больше жить.
His professional reputation was gone: his faith, his confidence in himself were gone, and there was only remorse for the hundreds of men who had died: and with both legs gone, the only life he had ever known, the life he had so loved and cherished and to which he had devoted forty-five glad and unsparing years, that life, too, was gone for ever.	Он лишился доброго имени, утратил веру в свои силы, в себя. Его терзали угрызения совести; по его вине погибли сотни людей. А поскольку он лишился ног, то навсегда утратил возможность продолжать привычный для себя и единственный образ жизни, который он знал и любил, которому посвятил сорок пять лет, к которому был привержен.
Giles died gladly, willingly.	Джайлс встретил смерть охотно и радостно.
Just on noon he recovered consciousness, looked at Brooks and Vallery with a smile from which every trace of madness had vanished.	В полдень он пришел в сознание и посмотрел на Брукса и Вэллери с улыбкой здорового, а не душевнобольного человека.
Brooks winced at that grey smile, mocking shadow of the famous guffaw of the Giles of another day.	У Брукса сжалось сердце при виде этой невеселой улыбки. А как заразительно смеялся Джайлс в былые времена!..
Then he closed his eyes and muttered something about his family-Brooks knew he had no family.	Потом адмирал закрыл глаза и пробормотал что-то невнятное насчет семьи, хотя Брукс знал: никакой семьи у него не было.
His eyes opened again, he saw Vallery as if for the first time, rolled Ms eyes till he saw Spicer.	Снова открыв глаза, адмирал посмотрел на Вэллери так, словно видел его впервые. Отыскав взглядом Спайсера, он проговорил:
"A chair for the Captain, my boy."	"Подай стул командиру, мой мальчик".
Then he died.	И умер.
He was buried at two o'clock, in the heart of a blizzard.	Хоронили его в два часа пополудни, в самую пургу.
The Captain's voice, reading the burial service, was shredded away by snow and wind: the Union flag was flapping emptily on the tilted board before the men knew he was gone: the bugle notes were broken and distant and lost, far away and fading like the horns of Elfland: and then the men, two hundred of them at least, turned silently away and trudged back to their frozen mess-decks.	Порыв ветра, смешанного с тучами снега, заглушали голос командира, читавшего заупокойную молитву. Британский флаг ещё полоскался над наклоненной вниз доской, моряки даже не успели заметить, как тело адмирала исчезло в пучине. Сиротливо, словно из какой-то неведомой и печальной страны, прозвучал горн. Потом моряки (их было, самое малое, человек двести), молча отвернувшись, побрели в свои стылые кубрики.
Barely half an hour later, the blizzard had died, vanished as suddenly as it had come.	Не прошло и получаса, как метель стихла, словно её и не бывало.