Евгений Скворцов - Мои авианосцы

Точнее было бы сказать – долго жили. В самом деле, линейные корабли служили Родине более 45 лет. Например,линкоры «Октябрьская революция», «Севастополь»; старый крейсер «Киров» проекта «26» – более 50 лет, крейсера проекта «б8-бис» типа «Свердлов» и мой «Мурманск» – более 40 лет. Долгожителями были эсминцы, сторожевые корабли и даже тральщики. Они не просто «жили», они до последнего дня оставались в боевом строю, выполняя свои задачи. А когда их резали на металлолом или разбирали по частям, некоторые боевые механизмы и системы, вооружение и техника просто вызывали удивление. Их можно было использовать еще столько же лет.

Линкор «Октябрьская революция» перед постановкой на слом на мерной миле дал свою проектную скорость! – 21,8 узла, крейсер «Мурманск» после последнего в истории корабля ремонта развил скорость на полузла больше проектной. Это о многом говорит.

Новейшие и современнейшие большие противолодочные корабли 1 ранга типа «Кронштадт»,

ракетные крейсера типа «Грозный», газотурбинные сторожевые корабли типа «Комсомолец Украины», даже эскадренные миноносцы типа «Современный» пошли под нож, не прожив и половину своей жизни.

Что произошло?

Почему все изменилось и перевернулось с ног на голову?

Почему в мое время флот жил иначе, а корабли жили дольше и служили надежнее?

Флот был необходим стране и народу.

Может, корабли лучше делали? Может, моряки были более квалифицированными? Лучше содержали корабли на уровне постоянной готовности? Однозначного ответа на эти вопросы дать нельзя. Рассматривать их надо в комплексе. И то, и другое, и третье, несомненно, влияло на состояние и содержание кораблей.

В корабельном уставе было записано, что командир подразделения, боевой части (службы) корабля не имел права сойти с корабля, если у него в заведовании была неисправная материальная часть. Велся специальный учет малейших неполадок. Возвращаясь с моря, корабль, если вдруг появляясь какая-то неисправностъ, которую личный состав сам устранить не мог, давал радиограмму в адрес соответствующей службы. Никто не сомневался, что на берегу ждет бригада ремонтников или наладчиков-специалистов. Ежедневно, вне зависимости от того, где находится корабль: в море, на якоре или у причала, – распорядком дня предусматривались осмотр и проверка оружия и технических средств. У нас она называлось проворачиванием.

Это целый раздел жизни корабля. В проверке участвовал весь экипаж от матроса до командира корабля. Каждому из них корабельным расписанием очерчен круг обязанностей. Это было святое время для корабля. Никто его не мог отменить или заменить. Экипаж самым тщательным образом проверял и обследовал свое заведование, боевые посты и командные пункты на предмет исправности, точности решения задач по боевому функционированию.

Порядок проверки был строго определен. Если это, например, артиллерийская установка, то сначала проводили замер изоляции электродвигателей, затем проворачивали механизмы вручную, потом – с помощью электричества. После этого проверяли артустановку, ее наведение по данным всех постов управления огнем, согласование механических и электрических нулей и так далее. Остаток времени уходил на приведение в порядок материальной части и устранение замечаний. Если это заведование, не требующее подачи электропитания, воздушных систем и другого обеспечения, например, стоячий и бегучий такелаж в боцманской команде, то заведующие в это время обходили его и устраняли имеющиеся неисправности или докладывали о них по команде. Железное правило ежедневной проверки боеспособности оружия и технической исправности материальной части корабля является самой крепкой гарантией его хорошего состояния. В наше время этому придавалось самое серьезное значение.

Несоблюдение или формальное отношение к нему на ряде кораблей и соединений флота приводило к печальным последствиям. В конце 1961 года нарушение регламента проворачивания привело к взрыву торпед на двух подводных кораблях, стоящих в Полярном. Взрыв был такой силы, что в Североморске вылетели стекла из окон домов. За это сняли командующего флотом адмирала Чебаненко и весь военный совет.

А взять приготовление корабля к походу, послепоходовой осмотр и приведение его в исходное состояние. На каждом корабле было два графика приготовления; нормальный и экстренный.

По первому крейсер готовился к походу два часа, приводился в исходное положение столько же. Экстренный график отводил на процесс всего 30 минут, быстрее турбины просто не прогреть. У более современных кораблей, особенно газотурбинных, приготовление к даче хода определяется только временем выборки якоря или отдачи шваровых. Это и хорошо, и плохо. Спешка в использовании дорогостоящей и сложной техники может печально закончиться, примеров этому не мало в практике флотов.

Выполнение графиков подготовки материальной части к работе требует бережного, святого отношения к ней со стороны команды.

Только один штрих, подтверждающий это. Корабль прибыл с моря, встал на якорь, дан отбой похода. Экипаж устал, хочется все бросить сойти с корабля на на берег. Но до этого еще далеко. Надо осушить турбины, постепенно снизив температурный режим всех главных и вспомогательных механизмов. Поочередно вывести из действия все энергопитающие агрегаты и воздухоподающие системы. На эту работу только по графику отводится не менее двух часов. Иногда приходится тратить гораздо больше времени. Не всем это нравилось, но психологическая подготовка экипажа была высокой, поэтому воспринималось как должное.

В этом выражалось святое отношение к боевой технике ее заведующего, будь то матрос, мичман или офицер.

Или такой элемент устава, как смотр корабля.

Я подчеркиваю – смотр, а не осмотр, который проводился командиром регулярно, если не ежедневно. Смотр назначался заранее, планировался месячным, недельным и суточным планами. О нем на корабле знали все и готовились основательно. Смотр мог быть инспекторским, под руководством старшего начальника, или (в основном) командирским, под руководством командира корабля.

Сам по себе смотр крупного корабля (крейсера, линкора) – грандиозное событие. Смотры повторялись без определенной периодичности, но не менее трех-четырех раз в год, а по усмотрению командира и чаще. Смотр мог быть и внезапным, без заранее планируемых сроков, целей и задач.

По сигналу «Корабль к смотру», моряки бежали к боевым постам, заведованиям, жилым и служебным помещениям, готовили и представляли их лицу, проводящему смотр, находились неотлучно на месте. Открывались и дополнительно освещались абсолютно все помещения корабля. Снимались чехлы, открывались крышки, люки, двери, горловины в системах и межбортных пространствах. «Выворачивали корабль наизнанку». Открывали все, что открывалось, делая доступным скрытое под замками, задрайками и запорами. Смотр шел по системе, выработанной лично командиром; или сверху вниз от клотика до киля, или с носа в корму, или наоборот, или комбинированно, все сразу. В каждом осматриваемом помещении составлялся подробный перечень замечаний. После каждого осмотра издавался приказ о поощрении отличников и наказании виновных. В приказе назначались строгие сроки устранения недостатков и повторного предъявления заведования к смотру.