Кормак Маккарти - Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей

Еще одного?

Да, сэр.

Ты имеешь в виду мексиканского капитана?

Да, сэр…

Но все-таки ты его не убил?

Нет, сэр.

Они сидели и молчали. В камине догорал огонь. За окном завывал ветер, и Джон-Грейди знал, что скоро окажется там, на холоде и в темноте.

Я никак не мог решиться на это, снова заговорил он. Я вообще не знал, как мне с ним поступить. Даже не знаю, чем бы дело кончилось, если бы там, в ущелье, не появились те трое и не забрали его с собой. Однако сдается мне, его все равно уже нет в живых.

Джон-Грейди посмотрел на судью:

Я даже не испытывал к нему ненависти. Тот мальчишка, которого он застрелил… ведь он был для меня совсем чужим. Но меня это здорово потрясло. Хотя пацан для меня был никто.

Почему же тогда ты собирался убить капитана?

Сам не понимаю.

Значит, это тайна между тобой и Всевышним, так?

Наверное, вы правы, сэр. Я не жду ответа. Может, его и нет. Просто мне не хотелось бы, чтобы вы думали, что я какой-то особенный…

Ничего страшного…

Джон-Грейди взял в руки шляпу. Казалось, он сейчас поднимется и уйдет, но он все сидел.

Убить капитана я хотел, наверное, потому, что он увел того мальчишку в рощу, застрелил его, а я стоял и молчал. Не вмешался.

Это что-то изменило бы?

Нет, но мне от этого не легче.

Судья наклонился, взял кочергу, пошевелил угли в камине, потом поставил ее на место и, откинувшись в кресле, сложил руки на груди.

Что бы ты сделал, если бы я принял решение не в твою пользу?

Не знаю.

Вот честный ответ.

Просто этот конь не принадлежит тем, кто заявлял на него права. Если бы вы отдали его им, это, конечно, меня огорчило бы.

Могу себе представить.

Мне надо обязательно разыскать хозяина гнедого. Иначе он повиснет камнем у меня на шее.

Не беспокойся, сынок. Я думаю, все у тебя образуется.

Да, сэр. Если доживу.

Он встал:

Спасибо, что уделили мне время. И что пригласили в дом.

Судья тоже встал:

Будешь в наших местах, заходи.

Спасибо, сэр. Вы очень любезны.

На улице было холодно, но судья стоял в халате и шлепанцах на пороге и смотрел, как его гость отвязывает своих трех коней. Джон-Грейди сел в седло, обернулся, пристально посмотрел на судью, застывшего на крыльце, поднял руку, и судья повторил этот жест. Потом Джон-Грейди поехал по улице, то пропадая, то появляясь в свете фонарей, и наконец окончательно растворился в темноте.

Утром следующего дня, в воскресенье, Джон-Грейди сидел в кафе городка Брэкетвилл и пил кофе. Кроме него, в кафе не было ни души, не считая бармена, который сидел у стойки на крайнем табурете, курил и читал газету. За стойкой мурлыкало радио, и вскоре диктор объявил, что начинается передача Джимми Блевинса «Евангельский час».

Откуда вещает эта радиостанция? — спросил Джон-Грейди.

Из Дель-Рио, сказал бармен. То есть рядом, из Акуньи.

К половине пятого Джон-Грейди уже был в Дель-Рио. Когда он разыскал дом преподобного Блевинса, начало темнеть. Пастор жил в белом сборном доме, к которому вела посыпанная гравием аллея. У почтового ящика Джон-Грейди спешился, провел коней по аллее и, зайдя с тыла, постучал в дверь кухни. Ему открыла невысокая блондинка.

Чем могу помочь? — осведомилась она.

Его преподобие Блевинс дома, мэм?

А вы по какому вопросу?

Я насчет коня.

Насчет коня?

Да, мэм.

Женщина бросила взгляд за спину Джона-Грейди, на трех коней.

Насчет которого?

Насчет гнедого. Вон тот, самый крупный.

Благословить он его, конечно, благословит, но без наложения рук, сообщила она после небольшой паузы.

Простите, не понял.

Животных он благословляет без наложения рук.

Кто там, дорогая? — раздался голос из кухни.

Молодой человек с лошадью.

Тут на крыльце появился сам преподобный.

Вы только полюбуйтесь! Какие лошадки! — воскликнул он.

Извините за беспокойство, сэр, но нет ли среди них вашей лошади?

Моей? У меня в жизни не было лошади.

Так вы хотите, чтобы он благословил вашу лошадь, или нет? — нетерпеливо осведомилась женщина.

А мальчика по имени Джимми Блевинс вы не знали? — спросил Джон-Грейди.

Когда я был еще мальчишкой, был у нас такой мул. Большой. И жутко упрямый… А вот мальчика по имени Джимми Блевинс… Просто Джимми Блевинс?

Да, сэр.

Нет, такого не припомню. Вообще-то, в мире полно разных Джимми-Блевинсов. Есть Джимми-Блевинс Смит и Джимми-Блевинс Джонс и так далее… Не проходит и недели, чтобы не пришло письмо, где сообщалось бы, что на свет появился еще один Джимми-Блевинс Браун или Джимми-Блевинс Уайт. Верно я говорю, дорогая?

Сущая правда, ваше преподобие.

Даже из других стран пишут! Вот недавно пришло письмо. Джимми-Блевинс Чанг, не угодно ли? Маленький, желтенький такой. Они даже вкладывают в конверты фотографии. А тебя как зовут?

Коул. Джон-Грейди Коул.

Пастор протянул ему руку, и они обменялись рукопожатием.

Коул, задумчиво повторил его преподобие. Может, у нас был и такой. Джимми-Блевинс Коул… Нет, не припоминаю. А ты ужинал?

Нет.

Дорогая, может, мистер Коул пожелает с нами отужинать? Как вы относитесь к цыпленку и клецкам, мистер Коул?

Всегда любил клецки.

Ты полюбишь их еще сильнее, потому что у моей жены они получаются великолепно.

Ужинали на кухне. Блондинка сказала:

Мы ужинаем на кухне, потому что сегодня мы вдвоем.

Джон-Грейди не спросил, кто еще обычно с ними ужинает. Его преподобие подождал, когда сядет жена, потом благословил во имя Иисуса Христа и стол, и еду, и тех, кто сидел за столом. Затем, раззадорившись, он стал благословлять все подряд: и эту страну, и другие страны, а потом заговорил о войне и голоде, особо упомянув Россию, евреев и каннибализм, после чего сказал «аминь» и потянулся за кукурузным хлебом.

Мне часто задают вопросы, спрашивают, с чего я начал, опять заговорил его преподобие. Никакой тайны тут нет. Когда я впервые услышал радио, я сразу понял, для чего оно предназначено. Мой дядя, брат матери, собрал детекторный приемник. Детали выписал по почте, между прочим. А когда их прислали, собрал все своими руками. Мы тогда жили на юге Джорджии и слышали о радио, но никогда его не видели. Радио все изменило. Я сразу понял, какая это полезная штука. Потому как с радио уже нельзя отговориться незнанием. Конечно, если годами не слышать слова Божьего, можно ожесточиться душой, но теперь ты включаешь приемник погромче, и все! Чтобы не услышать святое благовествование, ожесточившийся душой должен быть еще и глух как пень. Все в этом мире создано не просто так, а со смыслом и целью. Не всегда, конечно, эта цель видна сразу. Но что касается радио — нет, тут я сразу понял! Потому-то я и стал священником.

Его преподобие говорил и накладывал себе на тарелку еды, а потом умолк и принялся есть. Он не отличался большими габаритами, но съел две полные тарелки, а потом большущий кусок персикового пирога и выпил несколько стаканов пахты.