Михаил Бурлаков - Москва-21

Все остальные типажи, которых волей судьбы засасывает в себя подземка, это скорее исключения, подтверждающие правило, такие как мамы с детьми, гасторбайтеры, или же иноземцы.

Через мгновение я оказываюсь на маленькой площади, прилегающей ко входу на станцию метро «Чистые пруды». Народу немало, одни идут от одного пешеходного перехода к другому, другие торчат парочками вблизи, пытаясь удовлетворить свою социальную потребность в общении. Люди заходят в палатки, идут в Макдональдс, аккуратно курят у колонн. Иначе говоря, проистекает обычный беспечный столичный вечер в центре.

Я не сразу ориентируюсь, где бы мне встать, поэтому облокачиваюсь о ближайшую колонну и начинаю высматривать кого-нибудь похожего на тайного экстремиста, затевающего нечто незаконное, желательно чтобы он еще и выглядел хотя бы немного похожим на ту мадам, написавшую мне часами ранее.

Тут меня хлопают по плечу, я оборачиваюсь. Передо мной стоит парень среднего роста ничем не примечательного телосложения с темными короткими волосами, слегка заметной небритостью, и подкупающий своей бесцеремонностью и улыбкой.

Матвеей! Здравствуй! – вылетает у меня, – Какими судьбами? Ты как здесь вообще?..

Привет, братиш. Я тут так чисто проездом, – не давая мне закончить, отзывается Матвей, и, понизив голос, с вороватым лукавством, продолжает. – Но скажу тебе по секрету, я тут по той же причине, что и ты.

Матвей, это мой бывший районный дружбан, с которым мы не раз коротали юные дни, будучи героями разных прикольных историй. По натуре Матвей всегда был кутилой и лентяем, весельчаком и позером, активистом и наркоманом, предпринимателем и бабником, душой компании и человеком крайне нестандартного поведения. Такой человек-мем, живущий одним днем и всегда вопреки, не сдержанный никакими барьерами, не загнанный ни в какие рамки, не пуганный никакими страхами, истинный, настоящий, аутентичный. Сколько я его знаю, его самой любимой цитатой был лозунг рок-н-рола: «Live fast, die young», который он везде, где бы ни оказался, выводил аккуратным красивым почерком на самом видном месте черным толстым маркером. Иногда я и сам велся на поводу у его безудержного антисистемного свободолюбия. Сперва приспосабливался прыгать через турникеты в метро, когда там еще не было ментов, потом начинал таскать из магазинов по мелочи, чтобы не переплачивать за тех, кто крадет. Затем, когда нас однажды чуть не приняли, я все-таки пришел к тому, что философией жизни должно быть не желание украсть, а желание больше заработать, и пропахшие табаком и травой руки начали одевать боксерские перчатки, поднимать гантели, подтягивать тело на перекладине и временами ощупывать упругие выпуклости на девичьем теле. Так наши пути разошлись, но мы не перестали общаться.

Мы подходим к памятнику Грибоедова, у которого уже стоит компания хипстерья. Влюбленная парочка, непрестанно держащаяся за ручку, обколотый татуировками с ног до головы парнишка с черным рюкзаком, перекаченный на вид любитель пирсинга в смешных коротких джинсовых шортах и наглухо затонированных очках как у Гарри Поттера. Рядом эмочиха, раскрашенная везде всеми цветами радуги с ярко розовыми волосами, и еще одна девчонка, без лишнего грима или железа на лице, одетая просто, но со вкусом, в которой я сразу же узнаю Настю. Что ж, стоит признать, не все девчонки в соцсетях пользуются фотошопом, хорошенькая.

Когда мы подходим, народ узнает Матвея и самые активные выступают вперед поздороваться с ним. Матвей всех как братьев тепло приветствует и жмет руки. Видно, что для некоторых он не просто известная в узких кругах личность, он само олицетворение контркультуры, он самый настоящий из всех. И это, безусловно, делает ему честь среди таких вот нынешних, кастрированных любителей протеста.

Пройдя некоторое расстояние по бульвару от памятника, мы, стараясь не попадаться на глаза, проходим через арку одного из домов на бульваре. Во дворе никого, и мы дожидаемся пока нам откроет выходящая из ближайшего подъезда старушка. Она, как и все люди из другого, уже далекого для нас поколения, смотрит с удивлением на всю нашу внешнюю атрибутику, с горечью качает головой и топает вперевалочку дальше. Мы, все вместе аккурат забежав в подъезд, поднимаемся на самый последний этаж: кто, набившись в лифт, кто, перескакивая за раз по две ступеньки. Поднявшись на еще один пролет выше, нам преграждает дорогу стальная кованая дверь запертая на замок. Я размышляю, как же мы будем выходить из этой ситуации. Но Матвей не мешкая достает из черного рюкзака парня, приличных размеров болторез, и откушенный замок с грохотом ударяясь падает на пол. Открыв дверь и раскусив хомут, держащий закрытым маленькую железную дверцу ведущую на крышу, мы отворяем ее.

И вот нашему вниманию открывается неописуемой красоты картина. Солнце еще светит, но уже не так светло, как в полдень. С крыши видно бульварное кольцо, уходящее по краям в свой плавный занос. Металлическая крыша почти пологая, с небольшим наклоном, местами проржавевшая, шириной метров в 10, с торчащими вдоль нее шахтами и возвышениями с дверьми из других подъездов. По краю крыши установлено низенькое заграждение, высотой не выше колена.

Народ сразу же достает из сумок лежаки, одеяла, и устилает ими все, образуя круг, а в центре паренек по имени Петя, если я правильно расслышал, устанавливает кальян и разжигает угли. На местах появляются сразу же бутылки со всяким дешевым пойлом, типа Bud`а и дешевого винчика. Мы все рассаживаемся. Девчонки сразу же начинают делать фоточки друг дружки. Здесь она на фоне заката, здесь она с подружкой, здесь она просто вся такая-растакая. Парни прикалываются, пробивая лося, и убегают куда-то по крыше. Настя садится и помогает Петру, чем может, но он ей не особо дает участвовать в этом деле.

Кто-то садится рядом и начинает вести свои игривые рассуждения на тему того, кто что видел на днях интересного, какие крыши в Москве стоит посетить, какие крыши открыты, а куда лучше не соваться. Девчонки сразу же просят покурить кальян и начинают болтать между собой. Парни, закуривая Парламент или Мальборо, обмениваются мнениями о проведенных ранее акциях вандализма, о намеченных датах для проведения новых, и о всяких дворовых мутках нынешней московской андеграундной тусовки. Они рассказывают про то, как они катались на крышах электричек, про то, как разрисовывали граффити мосты и заборы подворотен. Как приняли участие во всемирной акции «день без штанов» и как провели денек после этого в обезьяннике.

Я сижу сбоку и слушаю все эти истории ребят, которым по большому счету просто нечем заняться в жизни и именно поэтому они выдумывают себе какие-то беспонтовые занятия, называя это свободным творчеством, а себя – независимыми художниками и творцами реальности. Сомнительное достижение – засирать стенки краской, пытаясь повлиять на происходящее и рассчитывая, что на кого-то это возымеет эффект.