Альтернативный солдат. Или приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень...

Стас подходит ближе, сдергивает одеяло с головы …

Николай лежит с закрытыми глазами, кожа бледная, с желтизной вокруг глаз, губы синюшного цвета сжаты в линию, лицо изуродовано фиолетово-желтыми пятнами. Стас ни разу в жизни не видел мертвых так близко, а о трупных пятнах только в книжках читал. Увиденное буквально оглушило его. Нутром понимая, что человек мертв, он тем не менее, продолжал тянуть одеяло вниз. Тяжелый запах волной хлынул в лицо, сдавил дыхание, к горлу подступила тошнота. Нижнее белье, простыня, матрац – все густо пропитано кровью. Кое-где она взялась коркой, в других местах загустела до состояния киселя. Вены на обеих руках разрезаны до кости, рядом лежит кухонный нож для нарезки хлеба. Кровь вытекла вся, хорошо видны белые хрящи и кости, рассеченные сосуды глядят на Стаса вытекшими глазами. Стас не был гипервозбудимым неврастеником, который падает в обморок от простого пореза пальца или впадает в панику при виде шприца. Но залитый кровью труп, который еще несколько часов назад был живым человеком, оглушил и почти лишил чувств. От тяжкого запаха крови слабеет сознание, легки сжимает спазм, ноги словно наливаются водой и отказываются повиноваться. С трудом, едва переставляя ступни, словно разбитый параличом старика, Стас пятится к двери. Взгляд не отрывается от страшной картины, в ушах пронзительно звенят потусторонние колокольчики и время будто остановилось. Стас смотрит на окровавленный труп и понимает, что этой ужасной картины он не забудет никогда.

Марьяна видит, что Стас пятится из медпункта с белым лицом, взгляд заморожен, руки сотрясает крупная дрожь. Опытная санитарка сразу догадалась, что случилось что-то страшное. Подошла, коротко взглянула в комнату и сразу все поняла. Она подхватила мальчишку, усадила на стул и приказала:

- Сиди тихо, сейчас помогу.

Через несколько мгновений в руках появилась бутылочка с прозрачной жидкостью, кусок ваты. Резкий запах нашатырного спирта ударил в нос, словно разряд тока, слезы брызнули из глаз, голова импульсивно дернулась, Стас ощутил сильную боль в голове.

- Что за дрянь? – страдальчески произнес Стас, ощупывая затылок.

- Ободряющая настойка. Нашатырь зовется! А теперь сиди спокойно, я людей покличу.

Марьяна, несмотря на полноту и возраст, бегать умела быстро, если очень надо. Раздался дробный перестук каблуков, пахнуло слабым запахом духов и подмышек и санитарка исчезла, словно ее тут и не было. Стас ошеломленно покрутил головой, взгляд против воли устремился в комнату. Дверь распахнута настежь, из палаты тянет запахом крови, единственная горящая лампочка бросает на пол бледный полукруг света, вокруг темно. Окровавленный труп освещен только на одну треть, видны левая рука, часть грудной клетки и половина лица. Рука по локоть в черной крови, издалека кажется, что это обрубок, остальное вырвано «с мясом». В интернате царит странная тишина, в коридоре ни души, только с верхнего этажа доносятся возгласы и топот ног, но как-то приглушенно, словно над головой толща земли метров шесть. Стас смотрит на мертвого Николая пристально, неотрывно, словно пытаясь понять, что же это за штука такая – смерть. Странно и дико осознавать, что перед тобой лежит труп, а не человек. Мертвое тело сохраняет все признаки живого, черты лица знакомы, они почти не изменились, но ты понимаешь, что это уже просто оболочка. Того, кто жил в этом теле, уже нет и его не вернешь. Разум говорит, что все, конец, а чувства отказываются верить. В глубине души теплится маленькая надежда, что вдруг все изменится, он встанет, послышится знакомый голос, …

Громко хлопнула дверь, раздался стук каблуков. По коридору стремительно идет Клыкова, лицо бледное, решительное, одна рука в кармане халата, другая рубит воздух в такт шагам. Кукса марширует, словно солдат парадной «коробки» - спина прямая, подбородок поднят. За старшей медсестрой семенит Марьяна. Словно по команде, приоткрываются двери палат, появляются встревоженные лица постояльцев. Клыкова входит в палату, несколько мгновений смотрит в неподвижное лицо Кувалдина, затем поворачивается на каблуках, обе руки в карманах:

- Марьяна Сергеевна, сообщите в милицию, в скорую помощь и напишите подробный рапорт о происшедшем. Немедленно!

- Слушаюсь! – ответила Марьяна.

Опрометью бросается к столу, хватает телефонную трубку.

- Алё, алё! – раздается визгливый от волнения голос.

- Это ты его обнаружил первым? – спросила Клыкова.

- Да.

- Он был уже мертв?

- Да. И лицо покрыто пятнами такими … как синяки! – прошептал Стас прерывающимся от волнения голосом.

- Это трупные пятна. Никогда не видел?

- Нет. Где ж такое увидишь?

Послышались торопливые шаги, появился Поспелов. Белый халат небрежно накинут на плечи, галстук висит криво, волосы растрепаны. Заходить в фельдшерскую директор не стал. Коротко спросил:

- Суицид?

- Да, кухонным ножом перерезал вены на руках.

- Черт, этого только не хватало! – выругался Поспелов. – Опять труп и опять суицид. Что на этот раз?

- Пока не знаю, Валериан Николаевич. Надо побеседовать с родственниками, - развела руками Клыкова.

- А они есть?

- Да, у покойного осталась дочь. Она посещала его на днях.

- В день получения пенсии, - понимающе улыбнулся Поспелов.

Клыкова промолчала, только сдвинула плечами – а когда ж, мол, еще?

- Хорошо … то есть, ничего хорошего! – махнул он рукой. – Не сочтите за труд, разыщите координаты дочери, сообщите. Ну, и побеседуйте с ней, выясните, что она думает о причине … э-э … такого поступка.

- Я с ней беседовал, - внезапно произнес Стас. – Был у нее в прошлое воскресенье.

- Вы? – удивился Поспелов. – А зачем? Кто вам дал разрешение?

Он вопросительно взглянул на Клыкову, та отрицательно покачала головой.

- Да никто не давал. Чего тут разрешать-то? – пожал плечами Стас. – Ну, грустил старик, по дочери скучал, по внукам … наверно. Он все время молчал, грустный был такой. Я и подумал, что неплохо бы встретиться с родственниками, объяснить им, что плохо старику одному, надо к нему приехать …

- Его и так проведывала дочь раз или два в месяц, - прервала повествование Клыкова. – Больше она не хотела, несмотря на уговоры с моей стороны.

Старшая медсестра выразительно посмотрела в глаза Поспелова. Директор кивнул. Потер лицо ладонями, вздохнул и присел рядом на корточки. Стас так удивился, что директор интерната чуть ли не на коленях перед ним стоит, что даже вскочил.

- Да ты сиди, сиди … - остановил его движением руки Поспелов. – Сиди. Станислав Константинович, а зачем вы это сделали?

- Ну я же вам объясняю … - начал было Стас.

- Да-да, вами двигали благородные побуждения … Я не о том. Вы сотрудник социального учреждения для пожилых людей. Несмотря на небольшую должность, на вас тоже возложена какая-то часть ответственности. Ваши необдуманные поступки, разговоры могут иметь серьезные последствия. Эти люди, - мотнул он головой в сторону палат, - они … э-э … не совсем обычные. У них слабое здоровье, расшатанные нервы, они могут, так сказать, неадекватно реагировать на конфликтные ситуации. Вы – разумеется, по молодости и неопытности – сделали то, что категорически запрещается кому бы то ни было из персонала интерната. Проводить беседы с родственниками может только руководство учреждения, но никак не санитар, коим вы, мой дорогой, на данный момент являетесь. Вы понимаете, о чем я говорю?