Альтернативный солдат. Или приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень...

Петр дернул плечом, лицо скривилось.

- Брось, Степан! Мы все тут … тьфу, мать твою! … функционируем. У телевизора, на вонючем унитазе, в тошниловке … э-э … в столовке, где вечно подгорелая каша!

Узловатые старческие пальцы сгребают карты в кучу, затем торопливо складывают в колоду. Таранов оборачивается к Стасу.

- Ему еще повезло, - кивает он на Поцелуева.

- Повезло!? – поразился Стас.

Таранов вздохнул, помолчал мгновение, глухо произнес:

- Он одинок.

Голос прервался, глаза заблестели, голова опустилась. Но уже в следующую секунду Петр как ни в чем ни бывало громко спрашивает:

- Нет, вы мне лучше скажите, кто придумал это бл…скую фразу – человек рожден для счастья, как птица для полета? Что за сволота такая, а?

- Максим Горький. Это из его пьесы «На дне». Ее произносит … э-э … Боже, забыл! – схватился за голову Поцелуев.

- Нет, - тихо говорит Стас. – Это Короленко, рассказ «Парадокс». А Горький … «Человек – это звучит гордо». Фразу произносит Сатин в пьесе «На дне».

Поцелуев потрясенно смотрит на Стаса выпученными глазами, словно видит его первый раз в жизни. Ладони по-прежнему обхватывают голову, пальцы медленно сжимаются, отчего клочья волос торчат маленькими рожками.

- Кто бы мог подумать … Вы знаете! Поразительно… - бормочет он, не отрывая изумленного взгляда от Стаса. – А я старый дурак без памяти!

- Прими это как должное, Степан, - ехидно ухмыльнулся Таранов. – Мы все тут пеньки с глазами. Я, по правде говоря, тоже грешил на Алексея Максимыча … Хм, оказывается, Короленко … Ладно, Степан! Идем-ка, покурим, парню убирать надо. Потом ящик посмотрим, «кину» про кр-расивую жизню!

В палате наступила тишина. Иван Благой сосредоточенно смотрит в книгу, глаза неторопливо бегут по строчкам, нигде не задерживаясь ни на секунду, губы шевелятся. Он весь поглощен чтением и только изредка поднимает взгляд вверх, словно хочет удостовериться – верно ли прочитанное? Затем снова углубляется в текст, не обращая внимания на окружающий мир. Стас переступил с ноги на ногу, пол слегка прогнулся, раздался тихий скрип.

- Иван, мне надобно убраться в палате. Я вам не помешаю? – чуточку смущенно спросил Стас.

Он ожидал, что – как обычно в таких случаях – ему ответят что-то вроде: нет, что вы, пожалуйста, я выйду, чтобы вам не мешать … Иван прерывает чтение, книга закрывается, отсутствующий взгляд поднимается, раздается тихий, хриплый голос:

- Я слушал вашу беседу … Вы еще не привычны к смерти, поэтому уход Николая вас так … неприятно поразил.

Привычным движением Иван убирает прядь волос за ухо, слышится вздох. За все время работы в интернате Стас впервые услышал голос этого человека. Временами он думал, что Благой вовсе нем от рождения или потерял способность говорить в результате травмы. Тихий, на грани шепота, голос так удивил, что он только пожал плечами и мотнул головой – да, мол, поразил. А вам все равно?

- Нет, я тоже не люблю смерть, - ответил Иван, словно услышал вопрос. – Здесь многие умирают так, наложив на себя руки. И все, абсолютно все, умирают в одиночестве. Брошенные, никому не нужные люди. Их жизни … наши жизни, - поправился с усмешкой, - нужны только администрации, потому что от этого зависит финансирование, а значит, и само существование интерната. Нередки приписки, так называемые «мертвые души» и тому подобное. Знаете, Стас, очень странно находиться среди живых мертвецов. Успокаивает только то, что ты и сам точно такой живой мертвец, - иронично улыбнулся Благой.

- Иван, а кем вы были до того, как попали сюда? – удивленно спросил Стас. – Вы так рассуждаете …

- Сотрудником городской администрации, занимался финансами, - уклончиво ответил Иван.

Он отложил библию в сторону, пальцы коснулись длинных волос, ладонь пригладила отросшую бородку.

- Не похож на чиновника, правда? – усмехнулся Иван. – И фамилия у меня не такая … Хотите знать, почему я здесь?

Стас в забывчивости опускается на кровать Кувалдина. Опомнившись, вскакивает и пересаживается на стул.

- Да, расскажите!

Иван помолчал, потер лицо ладонями, отбросил волосы на затылок.

- У меня было двое детей, жена. Работали вместе с ней в администрации. Оба закончили один и тот же институт, там и познакомились, позже поженились. Жизнь шла по накатанной колее – сначала появилась дочка, потом сын. Работали, приобретали мебель, вещи, купили машину, дачу. Квартиру дали сразу после рождения дочери – все-таки администрация, власть себя не обидит! – потом на расширение, получили новую … Жизнь как жизнь, многие завидуют такой. Все началось, когда сыну исполнилось четырнадцать. Как случилось, что он попал в дурную компанию, что стал употреблять наркотики, я не знаю. С дочерью все было в порядке – училась хорошо, подруги были только из приличных семей, не шлялась по вечерам, не носила обтягивающей одежды, косметикой пользовалась мало … Сын – полная противоположность: компании каких-то помешанных, пиво, алкоголь, дикие татуировки, одежда с цепями, музыка чудовищная. Откуда это? – потрясенно прошептал Иван. – Ведь не учили же такому? Почему в человеке, в ребенке вдруг появляется склонность к немотивированному – с точки зрения нормального человека - насилию, к диким выходкам и наркотикам? Что движет молодым человеком, который вступает в секту сатанистов, разрисовывает тело, словно первобытный дикарь и ведет себя так, словно сошел с ума?

Иван закрыл глаза, опустил голову.

- Впрочем, моя вина тоже есть. Я уходил из семьи. Не к другой женщине, нет. Просто ушел. Устал от бесконечных скандалов с женой из-за сына. Видите ли, Стас, есть женщины, которых Бог наказывает слепой материнской любовью. Да, каждая мать любит дитя и готова отдать жизнь за него. Хотя, если судить по криминальным новостям, таких все меньше. Иначе не было бы столько сирот при живых матерях. Ладно, Бог с ними … Так вот, моя жена, она … э-э … как бы вам сказать, ну, безусловно, любила дочь, но к сыну относилась совершенно иначе. Это была любовь в квадрате, если хотите, квинтэссенция любви, ее суть и смысл. Он отдавала все, готова была на все и это чувствовали и видели все, кроме нее. Дочь ужасно обижалась, высказывала свою обиду, мать оправдывалась, говорила, что любит одинаково, но поступала по-своему. Я тоже пытался образумить ее, объяснить, что так нельзя, ты отталкиваешь одного ребенка, а из другого лепишь чудовище попустительством и безнаказанностью. Она ничего не желала слышать, только огрызалась в ответ, что мол, ты не любишь сына, поэтому так и говоришь. А он несчастный, ему учеба тяжело дается, а ты, отец, не желаешь помочь … Ну, и так далее, в том же духе. Знаете, Стас, самый верный способ вырастить монстра – это позволять ребенку все! Абсолютно все! И никогда, ни за что не наказывать, - произнес Иван, глядя Стасу в глаза. Потом замолк, словно устыдившись сказанного, опустил голову.