Желтый бес.

- Не двигайся! – раздается резкий окрик и Антон замирает на месте.

Возглас не остановил бы его, но произнесено было по-русски! Антон искоса взглянул. За спиной стоят люди с оружием. Судя по тряпкам на головах, местные борцы за истинную веру или просто бандиты. Мелькнуло знакомое лицо – ба! атаман той самой уличной шайки, которая пыталась сначала остановить «олдсмобиль», а потом напала на стоянке в пустыне. Атаман оказался самым прытким и успел удрать. Жаль … Бандиты бросаются к раненому, мелькает резиновый жгут, с хрустом разрывается пакет с бинтом. Повязка накладывается прямо поверх штанины, грубо, но вполне профессионально. Чуть в сторонке Антон замечает мужчину, одетого в комбинезон военного покроя. Желтая ткань разрисована коричневыми разводами разной насыщенности, что делает одежду малозаметной на фоне песка. Лицо наполовину скрыто полями панамы, но не узнать вывернутые губы и крупный грушевидный нос Антон не мог.

- Федор … э-э … Трухин? Доктор медицинских наук и археолог-любитель! – фальшиво удивился Антон. – Вот не ожидал … Что у тебя общего с этими ублюдками, Феденька?

Трухин неторопливо сдвигает панаму на затылок. Раздается смачный звук плевка, темный комочек летит на землю.

- Бизнес, Антон батькович, бизнес … Я нанял этих людей, чтобы разыскать вас и решить один вопрос. Правда, в ходе переговоров неожиданно выяснилось, что кое у кого из них, - мотнул он головой в сторону бандитов, - есть и личный интерес к вам. Это несколько усложняет ваше положение, но зато облегчает мою работу.

Бандиты продолжают суетиться вокруг раненого. Один, тот самый «беглый» атаман, стоит не шевелясь, только черные глаза буквально прожигают насквозь ненавидящим взглядом. Автомат висит на поясе, ствол смотрит точно в грудь Антону.

- Ага, понятно. Ну и компашка у тебя, Федя. Ты ж вроде интеллигентный, воспитанный человек …

- Я тебе не Федя, а Федор Илларионович. Понял, крысенок? А лучше – господин Трухин. Шкурка твоя будет целее, - с угрозой произнес Федор.

- Надолго ли? – усмехнулся Антон.

- От тебя зависит, - хмуро буркнул Федор. – Где Валентина?

- С вечера была в машине.

Трухин подходит к «Хаммеру», помогает девушке выбраться из салона. На лице Вали нет ни кровинки, руки заметно дрожат, испуганные глаза перебегают с раненого на Антона, на остальных бандитов.

- Что тебе надо, Федор? Зачем ты привел этих … - кивнула в сторону оборванцев с оружием.

- Надо кое-что выяснить, а твой напарник слишком опасен. Увы, я всего лишь врач, а не костолом из спецназа, - пояснил Федор.

У Антона невольно поползли брови на лоб – это его, ветерана стройбата и бывшего учителя средней школы, считают спецназовским костоломом? М-дя-а … Наемники закончили перевязывать раненого. Он остается лежать на песке, глаза закатываются под лоб от боли, перламутровые белки неприятно сверкают на темном лице, выщербленные корявые зубы блестят обильной слюной. Бандиты возбужденно галдят, поминутно хватаются за ножи, нервно щелкают затворы автоматов.

- Тихо, вы! Я предупреждал вас, что этот человек опасен, - произнес на корявом арабском языке Федор. – Вы получите его позже.

Наемники угомонились, но теперь смотрели на Антона с нескрываемой опаской и злобой. « Ай да я, ай да сукин сын! – подумал он. – Жаль, недолго фраеру плясать».

- Валюша, побудь здесь, возле машины. Тебе ничего не грозит, - обратился Федор к девушке. – А ты, - повернулся он к Антону, - иди со мной. Есть разговор.

Антон пожимает плечами, отходит в сторону. В этом месте громадный камень заслоняет поднимающееся солнце, в густой тени чувствуется настоящий холод. Трухин останавливается неподалеку. Рядом, как привязанный, стоит недобитый атаман уличной шайки. Автомат снят с предохранителя, ствол смотрит в грудь пленнику.

- Ахмед, стань туда, - показал Федор бандиту место правее. Теперь, если Антон сделает попытку напасть на Федора и закрыться им от ствола, ничего не получиться. Бандит убьет его первым же выстрелом в упор. Антон криво усмехнулся, пожал плечами – ничё, придумаем другой фокус!

Трухин тяжело вздохнул, вытянутое лицо налилось дурной кровью, вывернутые губы приобрели синюшный оттенок. Скрипнули крепко сжатые кулаки.

- Теперь слушай, - произносит, стараясь оставаться спокойным. – Я давно люблю эту женщину. Ради нее оставил семью, подружился с Науменко, езжу в дурацкие экспедиции … Делаю вид, что мне интересно копаться в древних помойках и могилах. Все ради нее. Я не наивен и понимаю, что насильно мил не будешь. Она отнюдь не влюблена в меня, но относилась ко мне с симпатией. Валентина не подросток, смотрит на жизнь трезво. Она никогда не пользовалась успехом у мужчин, им подавай длинноногих, сисястых и глупых, чтоб можно было распушить хвост и чувствовать себя каждую минуту на высоте … Я, мол, такой умный! Самовлюбленные дураки очень болезненно воспринимают чужое превосходство, особенно женское. Потому и пыжатся, берут в кредит дорогие автомобили, одеваются у модных портняжек, делают омолаживающее инъекции … Ничтожества, по нелепой случайности захватившие доходное место! Я всего в этой жизни достиг сам. Детство прошло в деревне … три десятка домов, пьянь, рвань … разговорный язык – мат-перемат даже с малыми детьми! Свиньи в хлеву и то лучше … Единственный способ уйти от всего этого – уехать в город. Но кому нужен сельский подросток, внук деревенского попа? А я учиться хотел! Конечно, после сельской школы как попасть в институт? – с горечью покачал головой Федор. – С трудом устроился лаборантом. Пахал, как последний раб: сральники мыл, блевотину профессорскую убирал после пьянок, в магазин бегал, квартиру сторожил, когда «господин» на «юга» убывал со студенткой отличницей, а баба его в санаторий катила, «дымоход» прочищать с очередным альфонсом … Так вот и добился, что зачислили-таки на вечернее отделение. Семь лет посвятил учебе. Пришлось жениться на дочке профессорской – провались она, слониха! – детей настрогал. Все ради того, чтобы никогда не возвращаться в деревню родную, а остаться в городе. И карьера удалась, и денег хватает. Сам знаешь, как врачам носят. А я резать умею, – усмехнулся Федор, - как надо! Одного только не было, самого главного, без чего не жизнь, а функционирование белковых тел – ее! Увидел и остолбенел. Сразу понял, что без этой женщины мне жизни нет. Она не такая, как все, она одна! И плевать, что нет длинных ног, что глаза не голубые и одевается просто, без дешевого выпендрежа. Она – настоящая! Я могу с ней говорить часами о чем угодно и не надоедает нисколечко. И фальшь в людях видит сразу, и «полезных» знакомств не заводит. Не портит себя грязью разноцветной, косметикой этой … Я ж говорю, настоящая.