Лидия Бормотова - Степной принц. Книга 1. Горечь победы

Первое скольжение «бритвы» пошло от виска к макушке, и поручик машинально повторил опасный манёвр клинка, проведя ладонью по ёршику на своей голове, а потом – по колючему подбородку. Не мешало бы и ему подновить бритьё. Но не такое варварское, какое предстояло вытерпеть Баюру. Лучше потом, когда доберутся до каравана. Если доберутся…

– А кстати, – его взгляд упал на прижмуренные глаза волхва, всколыхнув давно зудящий вопрос, – откуда у тебя этот грим? – он даже придвинулся поближе к жертве маскарада, подставившей голову степному цирюльнику, внимательно рассматривая его натурально «припухшие» веки. – Я думал – глина… Но она бы уже высохла и осыпалась…

– Глина, – процедил сквозь зубы Баюр, не поворачивая головы и стараясь не шевелить ею, ибо лезвие уже скребло по затылку с противным сухим шорохом, осыпая на спину мягкие невесомые пряди, – но… по старинному шаманскому рецепту, – и тут же замолк, получив шлепок по щеке возмущённой рукой тамыра, чтоб замер, покуда голова цела.

Удовлетворённый осмотром, Чокан усмехнулся, лёг на спину, подложив под голову согнутый локоть. Несмотря на то, что всю дорогу они готовились к превращению Баюра в киргиза, чтобы внедрить его в караван и не вызвать подозрений, сама затея до сих пор казалась ему весьма сомнительной. В самом деле, он-то готовился к этому путешествию годами, хотя ясная цель тогда ещё и не была обозначена. Изучал сложившиеся отношения родов, языки, историю, возможные затруднения, да и всё, до чего мог дотянуться. И даже теперь опасности было больше, чем уверенности в успехе задуманного предприятия. А он? И как только решился! Отговорить? Прогнать? Такого прогонишь! Будет тащиться следом, скрываясь. А это ещё хуже.

Тем временем голова Баюра всё больше приобретала сходство с голой коленкой. Когда же Джексенбе в последний раз мазнул кинжалом по макушке, смахивая пропущенный ёршик, и отклонился в сторону, оценивая результат своих стараний, к бритому хозяину подошёл карабаир, обнюхивая лысую черепушку, словно желая убедиться, что потеря шевелюры никак не сказалась на остальных свойствах его седока. Бархатные губы оказались щекотными, и Баюр, посмеиваясь, отвернул ладонью лошадиную морду, потрепав любимца по вороной холке.

Удивительное дело, но с потерей длинных золотых волос европейская внешность волхва сильно потускнела. Теперь его можно было принять за представителя любой народности, особенно если придать лицу характерные национальные признаки. Так что «киргизские» веки заняли главенствующую позицию на его физиономии.

– А как ты зовёшь своего коня? – докапывался до мелочей Чокан. Мелочи коварны, они выдают простофиль с головой.

– Хотел назвать Громом, – широкие плечи передёрнулись, стряхивая мягкий шёлк, безжизненный и печальный, который налету подхватывал Джексенбе, не давая волосам разлететься, затеряться в траве и камнях, – но теперь…

– Вот именно! – поймал его на слове, вернее, на заминке поручик, приняв роль подозрительного недоброжелателя. – Теперь назови его Бакыт, что по-киргизски значит счастье, удача.

Волхв сморщил нос:

– Удача – птица вольная, её не оседлаешь. Обидится, ещё и мстить станет.

Придумщик кличек решил исправить свой промах, предлагая пришедшие на ум варианты:

– Ну тогда Куюн – вихрь, смерч. Или Кенч – сокровище… – ни согласия, ни одобрения мнимого мусульманина не последовало. – Шумкар – соколик. Чего кривишься? – Чокан, раздосадованный скучным выражением лица приятеля (какой капризный, не угодишь на него!), резко сел, не мигая уставился на лысую башку: – Не нравится?

– Пустые клички, ни о чём, – уверенно отверг синеглазый киргиз все предложения, вставая и стряхивая со штанов сор, удивлённо крутя голой головой, привыкая к новым ощущениям.

– А Гром – о чём? – съязвил поручик, тоже вставая.

– Был у меня Гром – друг верный. Благодарная память может жить в имени и даже на характер влиять. Недаром же говорят, как лодку назовёшь, так она и поплывёт.

– Дос – значит друг, – отозвался Джексенбе, не поворачиваясь от костра, в котором жёг волосы тамыра.

– Дос, – громко повторил Баюр, вслушиваясь в короткое и твёрдое слово. Карабаир, услышав хозяйский призыв, тоненько заржал.

Трое друзей разом рассмеялись, признав выбор жеребца за окончание спора.

Из-за круглой кочки, ощетинившейся частыми зелёными пиками, вышла куропатка (не вспорхнула испуганно, не завопила заполошно), и принялась клевать какие-то зёрнышки. Близкое и долгое присутствие людей по соседству, которые вели себя смирно, не пытаясь промышлять в птичьем царстве, притупили чувство опасности, и дикая курочка отправилась пастись, решив, что до неё никому нет дела.

Баюр мигом присел, шаря вокруг себя рукой в поисках первобытного оружия. Камень размером в пол-яблока, на который он наткнулся, вполне подходил. Его приятели переглянулись, прочитав друг у друга на лицах одинаковое сомнение. Камнем попасть, конечно, можно. Коли метнуть его раз десять, если не больше (расстояние всё-таки приличное, да и мишень невелика, к тому же всё время в движении). Только вряд ли птичка будет дожидаться успешного броска, упорхнёт после первой же попытки. Да ещё растрезвонит на всю округу про заезжих придурков, вздумавших охотиться голыми руками. Взвесив булыжник, волхв, почти не целясь, запустил его в упитанную хохлатку. Замаха как такового не было, голыш пронёсся по низкой прямой, как запущенный над водой, чтобы скакнуть по поверхности несколько раз. И в следующее мгновение птица исчезла в траве, даже не вскрикнув.

Взвившись на ноги, волхв рванулся к месту, где её видел. Приятели – за ним. Не столько затем, чтобы увидеть вожделенную добычу, сколько приобрести повод для насмешки над самоуверенным стрелком. Каково же было их удивление, когда они обнаружили валяющуюся на боку куропатку с окровавленными пёрышками на голове. Это ж как надо было изловчиться, чтобы попасть с первого раза! Однако особых стараний стрелка при прицеливании они не заметили.

– Вот шайтан! – выругался Джексенбе. Впрочем, восхищение в его возгласе звучало гораздо отчётливее, чем анафема духу тьмы. А ещё зависть, что для охотника вполне простительно.

Чокан, трезво оценивая свои собственные попадательные способности, которые являли себя крайне редко, тоже похвалил волхва – и вполне искренно:

– Меток чёрт, ничего не скажешь!

Ощипывать птицу не стали. Вот ещё! Столько времени и мороки! Баюр только обтёр её от пыли в свежей траве и выпотрошил, а потом густо обвалял в сырой глине, благо добра этого было не занимать. Уродливый коричневый кокон, достойный отвращения, вынуждал глотать слюнки голодных друзей, которые наблюдали за стряпухой (или стряпухом? стряпотелем? стряпуном?) с немалой долей уважения, поощряя его старания музыкой живота.