Лидия Бормотова - Степной принц. Книга 1. Горечь победы

– Даже собаку, которая сама возвращается домой, хозяин не бьёт.

Караванбаши в сердцах плюнул, не дав волю злым словам, но всё же не удержался от выговора:

– Предупреждай хоть.

Чокан, признавая справедливость упрёка, поднял ладони, сдаваясь:

– Всё-всё, я понял.

Тот ничего не ответил, продолжая пыхтеть негодованием, но не желая осквернять язык бранью и гневить Аллаха, развернул коня и помчался к началу верблюжьей цепи.

Караван, пройдя Алтын-Эмельской пикетной дорогой, заходить в пикет тем не менее не собирался, а обогнул его и уже через проход Джаксы-Алтын-Эмель прямиком двинулся к реке Или. Там была действующая переправа, их ближайшая цель. Продрогнув на пронизывающем ветру в ущелье, путешественники вышли на голую кремнистую землю, которая простиралась почти до самой реки. Отыскав какую-то песчаную ложбинку между гор Калкан и порадовавшись отсутствию сквозняка, решили переночевать здесь, возле ключа. Однако толком поспать не удалось. Угораздило же их выбрать для ночлега местечко, кишмя кишащее ядовитыми гадами. Кого тут только не было: и змеи, и тарантулы, и фаланги, и скорпионы. Фаланги, кстати, в отличие от остальных кусачих особей, нападающих в темноте, высыпали на огни костров целыми полчищами, вызвав ужас и омерзение людей. Охотились-то они за насекомыми, привлечёнными светом, но не брезговали и людьми. Укусы были больными, сильно чесались, у некоторых опухли, но ядовитого действия не произвели.

Козы-Корпешу «повезло» больше других, его атаковали стаями. Может, он был вкуснее остальных? Его укусил даже большой тарантул, который действительно ядовит. Чокан не на шутку встревожился, предлагал отсосать яд, погрузить укушенную ногу в ледяной родник… Волхв отмахивался: само пройдёт. А на саркастическую шпильку приятеля: «Может, у тебя самого кровь ядовитая, и бедный тарантул уже подох от укуса?» только усмехался, крепче сжимая в кармане красноватый камень. Зато бдительно оберегал от мерзких тварей поручика, когда тот всё же забылся сном.

Чуть рассвело, невыспавшиеся и злые караванщики поспешили поскорее покинуть злополучный ночлег, который им надолго запомнится. Алимбай оказался чуть ли не единственным, кого пощадили злобные жала. В чём тут причина, он так и не понял. Козы-Корпеш, возвращая ему язвительный долг, предположил:

– Видать, ты оказался ещё ядовитее меня. Даже шайтаново отродье тобой не прельстилось.

С тех пор как Чокан и Баюр выступили вместе с караваном, они преодолели не больше десяти умеренных переходов. И вот перед ними катит синие волны Или. Однако переправить на другой берег полноводной и быстрой реки товары и скот была задача не из лёгких.

Своих сил одолеть водный путь не было. Пришлось прибегнуть к помощи местных киргиз. С той стороны, по речкам Каркара и Кеген находились летние пастбища рода албанов, они и содержали переправу для всех проезжающих. Для этих целей у них были наготове плоскодонки, которые привязывали к хвостам лошадей и пускали их вплавь через реку. Такой способ широко использовали на всём Востоке, так что удивляться было нечему, да и выбора не было. Правда, эти хлопоты заняли уйму времени и растянулись на целых три дня. Судёнышки были ветхими, плохо законопаченными и, пока сплавлялись по реке, в донные щели, заткнутые войлоком, обильно просачивалась вода. Рулём управлял один лодочник, а двое других киргиз вычерпывали воду, чтоб плоскодонки не потопли вместе с товаром. Однако несмотря на хлипкость плавучих средств, переправа прошла успешно, всё имущество каравана в целости и сохранности перекочевало на другой берег Или. Людей и тем более перевезли без проблем.

Один забавный эпизод произвёл немало веселья среди киргиз и внёс в хлопотную, нудную работу оживление. Козы-Корпеш так решительно воспротивился, когда его Досу хотели привязать к хвосту лодку, будто покушались на сокровенное. Девицы и те с такой горячностью не отстаивают свою невинность. Он даже отказался переправляться в лодке и поплыл рядом с карабаиром, держа его рукой за подпругу. Веселье албанцев подхватили приказчики и работники каравана, потешаясь над синеглазым киргизом, плывущим рядом с Досом, задравшим над волнами чёрную морду. Хозяин в точности копировал коня, вытягивал шею вверх, чтоб вода не плеснула в лицо. Со всех сторон стоял гогот. Вслед летели иронические подбадривающие советы. Зрелище и впрямь было комичным. Алимбай сначала с тревогой следил за плывущей парой (всё-таки течение сильное, не унесло бы, да и вода холодная, у другого уже судороги начались бы), но, видя, что друг в помощи не нуждается, а единственное чувство, которое его обуревает, – злость (а может, именно она и помогает), успокоился и стал покатываться вместе со всеми.

Как ни странно, выходка Козы-Корпеша, вызвавшая водопад насмешек, ничуть не уронила его в глазах киргиз. Наоборот. Вместо презрения в адрес героя курьёза отовсюду слышалось одобрение, граничащее с восхищением. Не каждый станет на защиту коня, увидев для него унижение и обиду, пусть даже и мнимые. Да что там коня! Близкой родни. Хмурого и дрожащего на ветру Козы-Корпеша встретили на берегу лучше не надо. Обтёрли насухо. Накинули одеяло. Дружелюбно посмеиваясь, хлопали по плечам, хвалили за смелость, называли батыром. Теперь он для киргиз свой в доску, про косые взгляды и недоверие можно забыть.

Переправа закончилась в самый канун великого мусульманского праздника Курбан-байрам, а посему отпраздновать его решили здесь, на левом берегу Или. Развьюченных животных огородили, натянув на колья верёвки, чтоб не разбрелись и чтоб к ним не подобрались злые арвахи. Так издавна поступали киргизы, разбивая в пути стоянку. Зелёной травы здесь было вволю, так что и для баранов имелось добротное пастбище. Весь остаток дня заняли хлопоты по обустройству огней (т.е. кошей – палаток) и сортировке имущества, которое, выгрузив из лодок, сваливали без разбору, кучами.

Вымотавшиеся за день караванщики могли бы себе позволить выспаться как следует, но тем не менее поднялись чуть свет и, совершив ритуальное омовение, облачившись в новые одежды, все как один пали на колени лицом к востоку, дружно творя намаз. Действо вершилось однообразно и почти синхронно, многолетняя привычка выработала единый ритм, опускающий ниц спины и поднимающий головы и воздетые ладони. Алимбай и Козы-Корпеш не выделялись среди других, их однообразные поклоны как две капли воды походили на все прочие, однако друзья старались держаться рядом: первый – чтобы вовремя подсказать, второй – спросить. Ни муллы, ни имама здесь не было, чтобы читать проповедь и возносить славу Аллаху, и каждый делал это на свой лад. Над молящимися витало невнятное бормотание, некоторые фразы произносились громче и чётче и слышны были всем. Алимбай решил перехватить инициативу и упорядочить вознесённые к Богу и Пророку прославления и благодарения. Ни на кого не глядя и не выбиваясь из общего ритма, он повысил голос: