Елена Свиридова - Легенда Арагона

– Если бы я тогда знал, я не помешал бы сеньору Рафаэлю Эрнесто убить этого человека, – мрачно проговорил Герардо. – Но дон Эрнесто закричал, и я остановил молодого сеньора…

– Жив он или дон Рафаэль Эрнесто всё-таки доберётся до наглеца – это ничего не изменит, – в раздумье проговорил Хулио Морель. – Соседи уже получили приглашения… А ты, случаем, не знаешь, сеньоры каких замков должны приехать?

– Кажется, Ла Аурора… я не помню сейчас названия, но ещё два замка, всего – три.

– Наверно, Ла Аурора, Ла Аутодефенса и Эль Эскудо.

– Да, да, именно так, – подтвердил Герардо.

– Что будем делать, люди? – обратился Хулио Морель к крестьянам. – Будем принимать участие в танцах перед гостями?

– Старик, прости, что перебиваю, – вдруг сказал Герардо. – Послушайте, люди, дон Эрнесто не хочет слишком шумного праздника с песнями и танцами крестьян; он сказал, что гостей ждёт лишь обильное угощение, а как насчёт развлечения, так пусть они сидят за столами и довольствуются ролью зрителей. Если будет всего один танцор, то гостям не захочется стать в общий круг и отбивать каблуки об пол.

– Один танцор? – в растерянности протянул Санчо и оглянулся вокруг, словно искал подходящего для этого человека. Наконец, остановился взглядом на Вивесе и спросил:

– Ты бы смог, Хосе?

– Не-ет, – сразу замотал головой тот. – Ты же знаешь, Санчо, как мы все танцуем – в паре да в кругу, а чтобы один, так я, например, не смогу, сразу собьюсь.

– А если поискать в других деревнях? – предложила одна из женщин.

– Танцор есть, – раздался голос Герардо, и все снова умолкли. – Граф де Ла Роса спокоен на этот счёт.

– Кого же он позвал?

– Нашёлся кто-то в замке?

– Кто это будет? – посыпались вопросы.

– Это буду я, – просто ответил Герардо.

Люди переглянулись. Загадочный молодой крестьянин, от Бога наделённый талантами, вызывал у всех чувство симпатии – спокойной речью, серьёзным взглядом, открытой душой.

– Тогда нам не о чем волноваться, – улыбнулся Хулио Морель. – Достроим дом Герардо Рамиреса, пока он будет развлекать не очень желанных гостей в замке Ла Роса.

Крестьяне задвигались, собираясь расходиться, но вдруг Герардо неожиданно для самого себя поднял руку, как это недавно делал уважаемый в деревне старик, и сказал:

– Всё же вы должны как-то поддержать сеньора… я хочу сказать: мы должны поддержать графа де Ла Роса. Пусть он видит, что мы знаем всё и понимаем его. Давайте завтра принесём в замок лучшие продукты и свежие дары леса.

Санчо подпрыгнул на месте и закричал:

– А мы с Хосе подстрелим на рассвете серну. Пойдёшь со мной в горы, Вивес?

– Конечно, – живо откликнулся тот. – А Клаудио и Альфредо наловят куропаток и зайцев. Они мастера в этом деле.

– Да, да, хоть сейчас наловим! – обрадовались молодые крестьяне.

– Ай да Санта-Мария! – в восхищении покачал головой Санчо. – Запомните мои слова, люди: он ещё покажет себя во всей красе.

– Знаешь, что я тебе скажу? – услышал вдруг Герардо негромкий голос какой-то женщины, обращавшейся к своей соседке. – Я сама видела, как этот парень долго разговаривал с Безумной Хуаной, а когда он пошёл, она поклонилась ему вслед.

– Безумная Хуана?!

– Ну да, говорю же тебе: сама видела!

– Вот так дела!

Работа снова закипела, а старик Морель ещё долго стоял и смотрел на высокого чернобородого крестьянина, с одобрением следил за ловкими и точными движениями его привыкших к тяжёлой работе рук.

«Непростой человек, – думал он. – Вижу, что крестьянин, а говорит складно, будто по книге читает. Умён, как дьявол, и горд, но не выскочка. Видно, нелегко ему пришлось там, откуда он пришёл, ну, да сеньор граф, видно, уже оценил его, заметил. Это хорошо. У непростого парня и судьба должна быть непростой. Пусть ему во всём везёт».

Хулия Дельгадо вот уже час неподвижно стояла у своего окна, выходящего в сад, и смотрела на свежие розы, окружённые зеленью листьев. Жёлтые, белые, нежно-розовые, ярко-алые, пурпурные, тёмно-бордовые, они, казалось, бросали вызов свинцово-серому небу и гордо смотрели вверх, ожидая появления чистой лазури и золотых живительных лучей.

Наконец, донья Хулия вздохнула, отвернулась от окна, подошла к широкой тумбочке, на которой стояло большое зеркало, открыла один из массивных ящиков и, порывшись в нём, извлекла маленький нож. Потом она накинула на седые волосы свою неизменную шаль из чёрных кружев и пошла было к двери, но вдруг остановилась, вернулась к зеркалу и пристально посмотрела на своё отражение.

По ту сторону зеркального стекла стояла не старуха, а ещё крепкая женщина с прямой спиной и высоко поднятой головой. Морщины глубокими бороздами уже изрезали её лоб, под глазами легли тени от бессонных ночей и невыплаканных слёз, но лицо было здорового цвета и ещё хранило следы красоты.

– Неужели сейчас? – вслух спросила Хулия у своего отражения. – Разве я больна? Тогда почему? Откуда смертная тоска? Эсперанса? Зовёт Эсперанса?

Она постояла в раздумье, словно прислушиваясь к чему-то, отвернулась от зеркала и медленно вышла из комнаты, забыв притворить за собой дверь.

Служанка, встретившаяся ей в коридоре, с удивлением посмотрела вслед донье Хулии, которая всегда была такой внимательной и аккуратной, а сейчас вдруг не затворила дверь своей комнаты и посмотрела рассеянно, даже не ответив на приветствие…

Спустившись в сад, Хулия Дельгадо достала из глубокого кармана юбки маленький нож и принялась срезать розы, привычно отбирая наиболее подходящие для красивого букета. Шипы кололи ей пальцы, но она всё срезала и срезала нежные цветы, а они лишь одобрительно покачивали благоуханными головками.

И вот она отбросила в сторону нож и встала с колен, прижимая к груди огромный букет.

Две служанки, наблюдавшие за доньей Хулией издалека, тотчас присели за кусты, но через минуту снова поднялись и в изумлении посмотрели вслед сеньоре, которая направилась в сторону… фамильного кладбища…

Хулия шла, улыбаясь. Её душе вдруг стало легко. Хотя она не посещала это место ни разу со дня погребения дочери, она безошибочно нашла камень, под которым покоилась Эсперанса де Ла Роса.

– Ну, вот я и пришла, – с облегчением сказала Хулия и бережно положила цветы на могилу. – Ты меня зовёшь, доченька?

Она постояла, снова к чему-то прислушиваясь, потом удивлённо и озадаченно покачала головой и, опустившись на колени, стала гладить щёточку травы на ухоженном холмике, обрамлённом вытесанными камнями, уложенными в чёткий прямоугольник.

– Ты знаешь, Эсперанса, что-то со мною сегодня случилось, – просто и без слёз заговорила Хулия, не отнимая рук от земли и чувствуя ладонями незримую связь с давно умершей. – У меня такое чувство, будто я скоро должна покинуть этот мир, я просто не нахожу себе места. И я подумала, доченька: может быть, это ты зовёшь меня к себе? Я пришла. Но теперь чувствую, что это не так. Здесь, рядом с тобой мне так легко дышится, так покойно на сердце… Видно, всё из-за того, что мы должны изменить нашей традиции не веселиться без тебя. А ты знаешь, доченька, я подумала и не вижу ничего страшного в том, что завтра будет праздник в замке, потому что он – ради твоих детей. Они уже такие большие, совсем взрослые, такие красивые, умные, а главное – добрые. В них частица твоей души и большого сердца твоего мужа, который всегда любил и любит только тебя одну. Я знаю, ты не можешь ответить, но согласна со мной и не обидишься, если завтра твои дети и твой муж немного повеселятся, как в добрые старые времена, ведь ты всегда была такой весёлой и так любила жизнь…