Елена Свиридова - Легенда Арагона

Вдруг губы Хулии, до сих пор говорившей спокойно и ласково, как-то странно расползлись, и она громко зарыдала, упав грудью на могилу и пытаясь обнять холм раскинутыми в стороны руками.

Она плакала долго, до изнеможения. Уже кончились слёзы, только спазмы сдавливали горло, и она лежала, совершенно обессиленная, почти без чувств.

В этом полуобморочном состоянии и нашёл Хулию дон Эрнесто, также пришедший к могиле Эсперансы. Увидев сеньору распростёртой на земле, он испуганно бросился к ней, поднял, пытаясь поставить, однако ноги женщины подкашивались, а голова безжизненно клонилась на его плечо. Тогда граф взял Хулию на руки и отнёс на ближайшую скамью под ветвями огромного старого тиса.

Здесь она понемногу пришла в себя. Устыдившись слабости, невольным свидетелем которой стал зять, донья Хулия нахмурилась, поправила на голове сбившуюся шаль и опустила глаза, быстро перебирая дрожащими пальцами кисточки бахромы на одежде.

– Madre, Вы не должны чувствовать себя неловко, – поняв её состояние, тихо проговорил дон Эрнесто. – Я знаю, что Вы сильная. Столько лет мужественно держаться! Я бы так не смог. Вы святая, madre.

– Не говори так! – воскликнула донья Хулия. – Я большая грешница, Эрнесто, великая грешница!

– Что Вы, madre! Что с Вами? – с некоторым страхом проговорил граф. – Зачем Вы так? Ведь это неправда.

– Это правда, Эрнесто, просто ты ничего не знаешь… – донья Хулия закрыла ладонями лицо, будто заслонялась от чего-то ужасного, но через минуту она порывисто взяла дона Эрнесто за руку и горячо заговорила с лихорадочным блеском в глазах:

– На мне большой давний грех и, должно быть, за него я расплатилась смертью единственной дочери, а теперь чувствую, что и сама стою у черты… Только ты не перебивай, Эрнесто, прошу тебя!.. Я хотела исповедаться, но у меня не повернулся бы язык сказать обо всём деревенскому священнику, а того человека, которого ты назначил духовным наставникам наших детей, я не знаю и не верю, чтобы его совесть была чиста – это видно по его глазам. Кому мне было довериться? Да и зачем? Я не раскаивалась и сейчас не раскаиваюсь. Я только хочу, чтобы кто-то меня понял, прежде чем я уйду из этого мира… Ты один, Эрнесто, сможешь понять… только ты…

– Madre, – граф растроганно поправил на её голове шаль, – успокойтесь, madre, я готов внимательно выслушать Вас. Я всё пойму, и если нужна будет моя помощь, я сделаю всё возможное, только не волнуйтесь так, хорошо?

Донья Хулия послушно кивнула и перевела дыхание. В следующую минуту она была уже спокойна и сосредоточенна. Потом она заговорила.

– Это случилось давно. Эсперансе было около десяти лет. Я пошла к реке за водой. Когда я возвращалась, меня окликнул сеньор. Он только что переехал на коне по мосту и стоял, ожидая меня. Он попросил мой кувшин. Я подала. Но вместо того, чтобы напиться, он вдруг отбросил кувшин в сторону, схватил меня, зажал ладонью рот, затащил на коня и повез в сторону леса. Было очень рано, даже не рассвело как следует, никто из нашей деревни не видел этого и не мог помочь… Что было дальше, Эрнесто, ты, наверно, догадался… Сеньор пригрозил, что если я пожалуюсь графу де Ла Роса, он сделает то же самое с моей дочкой – он однажды видел меня, оказывается, вместе с Эсперансой… Почему я не послушалась Безумную Хуану?! За два дня до этого она прошла мимо меня и сказала: «Не ходи за водой к реке, лучше пойди к горному ручью», – и даже пальцем погрозила… Но горный ручей далеко, а река близко… Почему я никогда не прислушивалась к её словам? Почему не верила?!. Ох, сынок! Я зачала ребёнка от того сеньора, ненавистного мне, и всеми силами пыталась скрыть это от людей. И знаешь, мне удалось. Только Хуана всё смотрела на меня исподлобья и грозила: «Не губи дитя, жестоко поплатишься! Горе придёт к нам всем!» Но я думала: причём здесь все?.. Мне удалось избавиться от своего бремени – роды наступили гораздо раньше времени. Почувствовав это, я поспешила в лес, на то самое место, где проклятый сеньор обесчестил меня. Я надеялась, что ребёнок родится мёртвым, однако он появился на свет хотя и очень маленьким, но полным жизни и сил. Он закричал так громко, что мне показалось, будто весь лес наполнился его криком. Я посмотрела на младенца и вздрогнула: отвратительными чертами лица он точь-в-точь походил на моего обидчика. Тогда не колеблясь, в полном рассудке, я обвязала его своим платком и уже там, под платком… задушила… Потом ветками, камнями, ногтями вырыла яму и бросила в неё своё бесчестье… Едва я разровняла землю, как появилась Безумная Хуана. Она вся тряслась, и я впервые увидела, что она плачет. Я ожидала – сейчас колдунья набросится на меня с криком и упрёками, а она вдруг повалилась на колени и начала молиться, а потом… потом стала просить у меня прощения за то, что не уследила за мной, не смогла помешать, не успела. Но я по-прежнему не считала свой поступок страшным грехом, в моей душе жила только ненависть. И тогда она сказала: «Несчастная, ты открыла путь Дьяволу, и в наши края придёт беда. Но сначала расплатишься ты сама. Послушайся меня хоть в одном: береги Эсперансу, не расставайся с ней». Она и сама берегла Эсперансу – я это видела. Хуана любила мою дочь и хотела для неё счастья. Но я всё же рассталась с моей девочкой – когда вы обвенчались. Я отказалась жить в замке, ты помнишь это, сынок, потому что не хотела людской зависти и упрёков в корысти… Это, действительно, какое-то дьявольское наваждение – ровно десять лет спустя в тот же самый день июля, когда я произвела на свет и убила маленького дьяволёнка, внезапно заболела Эсперанса всего лишь от глотка холодной воды… Я бросилась к Безумной Хуане, но она сама едва ли не при смерти лежала в комнате padre Игнасио. Накануне ночью кто-то жестоко избил её, и… Хуана не смогла нам помочь… А потом… я видела, в каком она была отчаянии, когда узнала… о нашем несчастье. Хуана твердила, что это дела Дьявола, что она не видела смерти Эсперансы. Моя дочь должна была жить долго и счастливо… Так, Эрнесто, я поплатилась за свой грех, который и до сих пор грехом не считаю, да простит меня Господь! А сегодня я вдруг почувствовала, что подошёл и мой черёд. Ну и пусть, лишь бы не было несчастий ни с тобой, ни с моими внуками… Сынок, теперь скажи: ты осуждаешь меня?

Граф, с трудом скрывая сильное волнение, горячо проговорил:

– Madre, как я могу осуждать Вас? Ведь Вы сами – жертва… Погодите, значит, Безумная Хуана тогда была больна?

– Да, сынок. Но потом она послала смерть на троих мужчин из деревни Эль Клабель, которые сговорились против неё. Все они умерли в одну ночь, молодые и сильные. А когда их уже отпевали, Хуана сама пришла в мой дом. Её глаза горели огнём, и я помню слово в слово всё, что она мне сказала: «Я взяла на себя грех и отомстила, но не за мои избитые старые кости, а за твою дочь. Но ты знай: Эсперанса не умерла, она живёт в детях. Береги их, Хулия, и смирись с Судьбой: Дьявол не оставит тебя, жди свой черёд…»