Олег Ананьев - Раз Кощей, два Кощей

– Да ты что? Я ж поручение то не от того Кощея получал, а от самого Кощея. – Ванька ткнул пальцем в дверь Василисы. – Сговорились мы с ним, по рукам ударили.

–Какие руки? Нет же у него рук, – нахмурился, было, алхимик и запнулся, – сговорились, говоришь?

–Ага. Сговорились. – Весело заулыбался Ванька, нагло глядя в стремительно запунцовевщее лицо проболтавшегося охранника, и продолжил радоваться. – А ты что-то побледнел весь, прямо с лица, гляжу, спал. И вообще что-то ты нынче без леечки ходишь, оттого, наверное, смурной такой, невеселый. Ты бы хоть леечку взял, ты с ней прямо красавцем кажешься.

– Зато ты, я смотрю, больно веселый. Ничего, ничего, сейчас и я повеселюсь. – Скрипнув зубами, пообещал неправильный алхимик и потянул из-за пояса топор-саморуб. – Стража к бою!

Серебряный полумесяц лезвия блеснул в опытных руках, но Ванька успел вовремя скользнуть в сторону и саморуб, играючи, наискось развалил колонну. Обломки колонны еще с шумом рушились на пол, а снизу по лестнице уже перла, гремя доспехами и грозно щетинясь оружием, охрана.

– Гляди, какой прыткий – подосадовал бородатый страж Кощея, вскидывая саморуб для нового удара, нехорошо прищурился, видимо, примериваясь срубить еще одну колонну.

Но Ванька, уходя от следующего удара, поднырнул под руку противника, ударом ноги выбил саморуб у стража, продолжая движение, другой ногой от души саданул супостата в грудь так, что тот, как таран, снес своим окольчуженым телом ряд злополучных колонн и исчез в груде битых кирпичей. Третьим движением Ванька поймал за рукоятку не успевший упасть топор и, развернувшись к остолбеневшей охране, угрожающе взмахнул саморубом. Охрана взвыла от ужаса и, не дожидаясь продолжения, с шумом и лязгом ссыпалась вниз.

Ванька, пробуя саморуб, двумя ударами крест-накрест разрубил дверцу светелки вместе с наложенным на нее засовом, перешагнул через обломки и зашел внутрь. Бледная Василиса стояла у печи, решительно сжимая в руке скалку. Увидев Ваньку, она ойкнула, выронила свое оружие и обессиленно опустилась на лавку.

–Неужели все? Неужели сгинул Кощей проклятый? – несмело улыбнулась Василиса и так глянула на Ваньку огромными синими глазищами, что Ваньке сразу стало жарко и он, несмотря на серьезность момента, ответно заулыбался. Кудрявый плющ на стене приветливо зашелестел листвой, веселые голубенькие цветочки источали столь чудный аромат, что Ваньку просто обволокло ощущением благостности и спокойствия.

– Погоди. Погоди, Василиса, – глупо улыбаясь и утопая в синих топях ее глаз, прошептал Ванька. Мир вокруг прямо расцветал волшебными голубыми цветами, в душе наступала полная умиротворенность, наполняя усталое тело блаженной истомой. Ванька замер, наслаждаясь приятными ощущениями, мечтательно улыбнулся и, резко развернувшись, обрушил удар топора-саморуба на стебель вольно раскинувшегося по стене ползуна-синеглазки. Волшебный топор-саморуб впился в основу жизни Кощея и, глухо звякнув, рассыпался на куски.

– Ну, не очень-то и надеялся, но попытаться то все равно надо. – Пояснил Ванька ничего непонимающей Василисе, глядя, как со стенки упали две плети цветка и, как змеи, поползли в его сторону.

– Острым железом, понятно, тебя не взять, огнем, наверное, тоже жечь бесполезно. – Продолжал размышлять Ванька, – а вот если мы тебя польем, скажем, борщом?

Ползущие к Ваньке плети вьюна остановились и вздыбились, качаясь перед Ванькой как две кобры, уставив на Ваньку мертвенно синие цветы – глаза погибших Василис.

– А не любишь, ты, Кощей, наваристых борщей, – усмехнулся Ванька и, ловко метнув остаток топорища, сшиб одну растительную кобру.

За окном поднялся шум, небо прорезали струи огня привратных драконов, в воздухе замельтешили крылатые драконы, окно светелки разбилось, и в светелку влетела обугленная ступа Бабы Яги. Ванька еле успел отскочить в сторону, и ступа, пролетев рядом, врезалась в стену и осыпалась на пол обломками. Вместе с обломками ступы на пол выпал и старый знакомый Ваньки – лазутчик Кощея, все еще мокрый, исходящий паром после прожарки в драконовом пламени, но страшно злой и решительно настроенный. Заметив Ваньку, он зарычал, выхватил кинжал и принял боевую стойку.

– Вот только тебя мне здесь не хватало. – Посетовал Ванька. – Что, Баба-Яга после шабаша вернулась? Ты хоть понимаешь, что она с тобой сделает, когда узнает, что ты у нее ступу украл, да еще и загубил ее по неумелости?

Лазутчик понимающе усмехнулся, и, не ведясь на отвлекающие разговоры, стремительно атаковал. Ванька столь же стремительно начал уходить с линии удара и приготовился перехватить ударную руку лазутчика, но внезапно осознал, что руки и ноги его оплел плющ, и увернуться от удара он не сможет. Пол ушел у Ваньки из-под ног, и он с такой силой обрушился навзничь на каменные плиты, что в глазах у него потемнело. А когда зрение к Ваньке вернулось, оказалось, что он лежит на спине в позе распятого, руки и ноги жестко растянуты плющом в разные стороны, а на груди его сидит давешний лазутчик с кинжалом в руке. Ванька повернул голову и заметил Василису все так же сидящую на лавке и с ужасом глядящую на Ваньку.

– Ну-ка быстро встань с меня, я тебе не табуретка, – строго приказал Ванька лазутчику, – и не забудь снять с меня этот плющ ядовитый, а то сейчас получишь по башке скалкой.

Лазутчик дернулся, и начал было вставать, но тут ему на плечо упала еще одна плеть плюща и недвусмысленно захлестнула его шею. Лазутчик поморщился и, взмахнув кинжалом, направил его в Ванькину грудь. Что-то закричала Василиса, а остро отточенный клинок начал неумолимо опускаться. Ванька успел пожалеть Савраса, напрасно ожидающего его в лесу, погоревать о глупо невыполненном задании, вот Конгор будет очень недоволен, а клинок опускался все ниже. В светелке что-то рушилось, хрустело, а Ванька все смотрел в недовольное лицо кощеева лазутчика и видел, что клинок сейчас опустится и попадет ему прямо в сердце. Пол дрогнул и по замку, словно судорога прошла, а клинок все опускался, но никак не мог опуститься. Ванька тряхнул головой и неожиданно увидел за спиной лазутчика крепкую фигуру Кузьмича, перехватившего руку с кинжалом.

–Ну, будя, будя, оставь ножик-то, – пробасил Кузьмич, тряхнул лазутчика за шиворот и кинжал вылетел у того из руки, а сам он безвольно повис в воздухе, затравленно озираясь по сторонам.

–Ну, а ты, Ваня, чего разлегся тут посреди прохода?

–А чего-то устал я сегодня, Кузьмич. Или не видишь, у меня перерыв на отдых. А ты мешаешь. – Огрызнулся Ванька, поднимаясь с пола и сдирая с ободранных рук почерневшие стебли и жухлые, быстро иссыхающие листья плюща. Чистенькая прибранная светелка Василисы сейчас напоминала поле битвы. Валялась осколки посуды, поврежденная мебель, все еще чадила разбитая ступа. Всюду на полу были разбросаны черные ссохшиеся листья плюща. Ветер, задувающий из разбитого окна, трепал порванные и закопченные занавески. Сама Василиса все такая же бледная, но решительная, ломала своими ручками стебель плюща на мелкие кусочки и швыряла их в ведро. Ванька направился к Василисе, но Кузьмич ухватил его за плечо и забасил.